Беглецы - Шустерман Нил - Страница 12

— Думаю, все могло быть еще хуже, — говорит он. — Мы могли бы кончить, как Хэмфри Данфи.

Услышав это имя, Лев удивляется:

— Ты тоже слышал эту историю? Я думал, ее рассказывают только там, где живу я.

— Не-а, — говорит Коннор. — Ее везде рассказывают.

— Это байка, — вклинивается в разговор Риса, которая, оказывается, уже проснулась.

— Может быть, — соглашается Коннор. — Но однажды мы с приятелем пытались это проверить, получив незаконный доступ к одному из школьных компьютеров. Мы вышли на сайт, на котором была эта история, и выяснили, что его родители сошли с ума. А потом компьютер просто сломался. Оказалось, мы вызвали на себя вирусную атаку. Все, что было на локальном сервере, оказалось стерто. Случайность, скажете? Я так не считаю.

Лев не возражает, но Риса, видимо, возмущена.

— Знаешь, я никогда не кончу, как Хэмфри Данфи, — говорит она, — потому что нужно для начала иметь родителей, которые могут сойти с ума, а у меня их нет.

Риса садится. Коннор отрывает взгляд от тлеющего костра и видит, что уже рассвело.

— Если мы не хотим, чтобы нас поймали, — замечает Риса, — нужно снова сменить направление. И надо подумать о маскировке.

— А что можно сделать? — спрашивает Коннор.

— Пока точно не знаю. Для начала сменить одежду. Изменить прически. Искать будут двух мальчиков и девочку. А я могла бы подстричься под мальчика.

Коннор внимательно смотрит на Рису и улыбается. Риса красивая. Арианна тоже красивая, но Риса лучше. Арианна все время прибегает к ухищрениям: красится, впрыскивает в глаза пигмент и тому подобное. Риса естественна и при этом очень красива. Коннор осторожно дотрагивается до ее волос.

— Не думаю, что ты можешь сойти за мальчика…

Неожиданно Риса молниеносным движением выкручивает ему руку, заводит ее ему за спину и лишает возможности двигаться. Коннору так больно, что он даже охнуть не может.

— Эй, эй, полегче, — с трудом произносит он.

— Еще раз тронешь, руку оторву, — говорит Риса. — Понял?

— Да, да, хорошо. Без рук. Я понял.

Лев, сидя у корней дуба, к которому его привязал Коннор, заливисто смеется. Видимо, ему приятно видеть Коннора в таком неловком положении.

Риса отпускает руку. Коннору уже не так больно, но плечо все еще ломит.

— Да что ты, в самом деле, — говорит он, стараясь не показывать, что ему все еще больно. — Я же не имел в виду ничего плохого. У меня и в мыслях не было тебя обидеть.

— Теперь и не будет, — отчеканивает Риса, хотя заметно, что она сожалеет о том, что причинила Коннору боль. — Не забывай о том, что я жила в интернате.

Коннор понимающе кивает. Он слышал о детях, живущих в государственных интернатах. Им приходится защищать себя с младенчества, иначе жизнь будет несладкой. Кроме того, у Рисы на лице написано, что она недотрога, и он должен был сразу понять это.

— Извините, — говорит Лев, — но я не могу идти, если вы меня не отвяжете.

Коннору опять не нравится его взгляд.

— Откуда мне знать, может, ты опять убежишь?

— Я не прошу тебя мне доверять, — говорит Лев. — Сейчас я заложник. Но если ты меня отвяжешь, я стану таким же беглецом, как вы. Пока я связан, мы враги. Развяжешь, станем друзьями.

— Ладно, если обещаешь не убегать, — соглашается Коннор.

Риса начинает нетерпеливо распутывать куски лиан, которыми связан мальчик.

— У нас нет выбора, — говорит она, — либо мы его развязываем, либо оставляем здесь. Придется рискнуть.

Коннор становится рядом на колени, чтобы помочь ей, и вскоре Лев свободен. Он поднимается на ноги и потягивается, потирая плечо, в которое угодила пуля с транквилизатором. Может, думает Коннор, он уже перестал чувствовать себя жертвенным бараном. Хочется верить, что желание жить окажется сильнее и он начнет трезво смотреть на вещи.

8. Риса

В лесу все чаще попадаются обрывки упаковки, кусочки пластика и прочий мусор, который, как известно, всегда свидетельствует о близости очага цивилизации. Рисе это не нравится. Если рядом город, значит, люди, живущие в нем, могут их узнать. Фотографии всех троих наверняка показывали в утренних новостях.

Риса понимает, что полностью исключить контакты с людьми не получится. Шансов остаться незамеченными, особенно в густонаселенных районах, практически нет. Их никто не должен узнать, но в то же время обойтись без помощи других людей не удастся. Обращаться к кому-то все равно придется.

Коннор, как всегда, рад поспорить, когда Риса делится с ним своими соображениями.

— Зачем нам посторонние? — спрашивает он, глядя на следы жизнедеятельности человека, встречающиеся уже повсеместно. Ребята проходят мимо полуразвалившейся, поросшей мхом каменной стены и ржавой металлической вышки, служившей опорой высоковольтной линии во времена, когда электричество еще передавали по проводам. — Не нужен нам никто. Сами возьмем, что надо.

Риса вздыхает, стараясь держать себя в руках.

— Я понимаю, что то, что нам нужно, можно украсть, — говорит она терпеливо, — но это неправильно. Ты так не считаешь?

Коннору неприятно, что Риса сочла его человеком, не чуждым воровства.

— А ты считаешь, люди дадут нам поесть или что там еще нам понадобится просто так, по доброте душевной? — запальчиво спрашивает он.

— Я так не считаю, — говорит Риса, — но если мы все как следует обдумаем и не будем принимать скоропалительных решений, может быть, воровать не придется.

От ее слов, а может, от того, что она говорит с ним, как с ребенком, Коннор приходит в бешенство. Риса замечает, что Лев за ними пристально наблюдает, не вмешиваясь в разговор. Если он решил бежать, думает Риса, сейчас самое время. Неожиданно ей приходит в голову, что их с Коннором спор — отличная возможность проверить, хочет ли Лев остаться с и ими или тянет время, дожидаясь подходящего момента, чтобы сбежать.

— Куда это ты пошел?! — рычит она на Коннора, чтобы подлить масла в огонь, краем глаза следя за Львом. — Я, между прочим, еще не закончила!

— А кто сказал, что я должен тебя слушать? — спрашивает Коннор, вновь поворачиваясь к ней.

— Если бы у тебя были мозги, ты бы меня слушал!

Коннор подходит совсем близко к Рисе, нарушая границы личного пространства. Это ей не нравится.

— Мозгов нет, говоришь? Да если бы не я, ты бы уже сидела в заготовительном лагере! — говорит Коннор.

Риса поднимает руку, чтобы оттолкнуть его, но мальчик реагирует быстрее и успевает схватить ее за запястье. Риса понимает, что зашла слишком далеко. Что она, в сущности, знает об этом парне? Его хотели отдать на разборку. Может, тому есть веские причины. Может, даже очень веские.

Риса понимает, что сопротивляться не нужно, так как, защищаясь, она отдает преимущество в руки Коннора.

— Отпусти меня, — говорит она, стараясь, чтобы ее голос звучал максимально весомо и спокойно.

— Да почему? Ты думаешь, я с тобой что-то сделаю?

— Потому что ты второй раз дотронулся до меня без разрешения, — говорит Риса. Но Коннор все равно не отпускает, хотя сжимает руку уже не так крепко. И как-то не грубо, без угрозы. Скорее, нежно. Риса могла бы легко вырвать руку. Но почему же она этого не делает?

Риса понимает, что, продолжая удерживать ее, Коннор хочет ей что-то сказать, но что именно, девушка не знает. Может быть, он держит ее так нежно, чтобы показать, что не склонен к насилию?

Впрочем, это не важно, думает Риса. Даже легкое насилие все равно остается насилием.

Она смотрит вниз. Один удар каблуком, и коленная чашечка будет сломана.

— Я тебя в одну секунду вырублю, — тихо, но угрожающе говорит Риса.

Если он и испугался, вида не показывает.

— Я знаю, — так же тихо отвечает Коннор.

Видимо, он интуитивно понимает, что она ничего ему не сделает, что первый раз она оборонялась лишь для того, чтобы показать ему, на что способна, да и то скорее рефлекторно, чем сознательно. Теперь же, если она ударит его, это будет обдуманным, взвешенным решением.