Жестокое и странное - Корнуэлл Патрисия - Страница 46

У нас со Сьюзан были довольно хорошие, дружеские отношения, до недавних пор, Бен, как и у нас с вами. Однако сейчас это только слова, потому что все, что хоть как-то могло бы документально подтвердить мои слова, ни с того ни с сего пропало. И я предчувствую, что вы уже кому-нибудь нашептали, что некоторые важные документы и приказы исчезли из офиса, намекая таким образом на то, что взяла их я. Когда исчезают разные письменные документы, об их содержании можно сказать все, что угодно, не так ли?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Бен Стивенс. Он отошел от двери, но не приблизился к столу и не сел на стул. Его лицо пылало, в колючем взгляде сверкала ненависть. – Я ничего не знаю ни про какие пропавшие папки с документами, однако если это так, то не стану скрывать этого факта от представителей власти, точно так же, как не собираюсь отрицать того, что, случайно заехав в офис взять здесь нечто забытое мною, я застал вас за тем, что вы роетесь в моем столе.

– Что же вы забыли, Бен?

– Я не обязан отвечать на ваши вопросы.

– На самом деле наоборот. Вы работаете у меня, и, если вы приходите в здание поздним вечером и я узнаю об этом, у меня есть полное право спросить вас.

– Ну, давайте. Попробуйте меня уволить. Это вам сейчас как раз на руку.

– Вы просто головоногий моллюск, Бен.

Он вытаращил глаза и облизал пересохшие губы.

– И ваши попытки как-то навредить мне похожи на выпущенные в воду чернила, потому что вы – в панике и стремитесь каким-то образом отвлечь от себя внимание. Это вы убили Сьюзан?

– Черт, у вас что-то не в порядке с головой. – Его голос дрожал.

– Она уехала из дома поздним утром в день Рождества, якобы к подруге. На самом же деле встретиться она должна была с вами, не так ли? А вам известно, что, когда она лежала мертвой в своей машине, от ее воротника и шарфика пахло мужским одеколоном, таким же, какой стоит у вас в столе, чтобы душиться, прежде чем после работы отправиться по барам.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Кто ей платил?

– Не исключено, что вы.

– Невероятная чушь, – спокойно ответила я. – Вы со Сьюзан во что-то впутались, чтобы подзаработать, думаю, инициатива исходила от вас, так как вам были известны ее затруднения. Она, вероятно, делилась с вами своими проблемами. Вы знали, как ее можно убедить, и вам-то тоже деньги не помешают. Чего стоят одни эти походы по барам. Кутить – дорого, и я знаю, какие суммы вам платили.

– Ничего вы не знаете.

– Бен, – я понизила голос, – хватит. Остановитесь, пока не поздно. Скажите мне, кто стоит за всем этим.

Он старался избегать моего взгляда.

– Слишком дорога цена, когда умирают люди. Неужели вы думаете, что, если вы убили Сьюзан, вам это сойдет с рук?

Он молчал.

– Если ее убил кто-то другой, то где гарантия, что с вами не случится то же самое?

– Вы мне угрожаете.

– Чушь.

– Вы не можете доказать, что одеколон, которым пахло от Сьюзан, мой. Нет таких тестов. Нельзя поместить запах в пробирку, нельзя его сохранить, – сказал он.

– Я попрошу вас сейчас уйти, Бен.

Он повернулся и вышел из офиса. Когда я услышала, как закрылись двери лифта, я прошла по коридору к окну, выходившему на автостоянку. Я не рискнула выйти к своей машине до тех пор, пока Стивенс не уехал.

Здание ФБР – это бетонная цитадель на пересечении Девятой улицы и Пенсильвания-авеню в центре округа Колумбия. Я подъехала туда утром следующего дня вслед за кучей детей-школьников. Они напомнили мне Люси в этом же возрасте, когда бросились вверх по лестнице, устремились к скамейкам и замелькали между кустами и деревьями в кадках. Люси бы с большим удовольствием посмотрела лаборатории, и я неожиданно почувствовала, что мне ее очень не хватает.

Шум звонких детских голосов стих, будто унесенный ветром; я целеустремленно шла в определенном направлении, поскольку бывала здесь уже много раз. Я миновала дворик, маленькую стоянку и охранника, пока не добралась до стеклянной двери в центральной части здания. Внутри был вестибюль со светлой мебелью, зеркалами и флагами. На одной стене с фотографии улыбался президент, а на другой, подобно хит-параду, висели фотографии десяти наиболее опасных преступников страны, находившихся в розыске.

Подойдя н столу дежурного, я предъявила свои водительские права молодому агенту, чей унылый вид казался под стать его серому костюму.

– Я – доктор Кей Скарпетта, главный судмедэксперт Вирджинии.

– Вы к кому?

Я сказала.

Он сверил мое лицо с фотографией, удостоверился в том, что я не вооружена, позвонил и выдал пропуск. В отличие от академии в Куонтико, здесь, казалось, царила атмосфера напыщенности и скованности.

Мне еще ни разу не доводилось встречаться со специальным агентом Майнором Дауни, но связанная с его именем ирония вызывала определенные ассоциации. Он представлялся маленьким и худеньким, со светлыми волосами, покрывавшими все его тело, за исключением головы. У него, должно быть, слабое зрение, бледная кожа без намека на загар, и он, естественно, не обращает на себя никакого внимания, где-то появляясь или откуда-то исчезая. Разумеется, я оказалась не права. Когда появился подтянутый мужчина в рубашке без пиджака и прямо посмотрел на меня, я поднялась к нему навстречу.

– Вы, должно быть, мистер Дауни, – сказала я.

– А вы – доктор Скарпетта. – Он пожал мою руку. – Зовите меня Майнор, если вы не против.

Ему на вид казалось не больше сорока, и он был по-своему довольно привлекательным – в очках без оправы, с аккуратно подстриженными каштановыми волосами и в коричнево-синем полосатом галстуке. Он сразу же располагал к себе, и его высокие интеллектуальные способности не могли остаться незамеченными для того, кто имел тяжкий опыт учебы в аспирантуре, потому как я не вспомнила бы ни одного Джорджтаунского профессора, который, витая в высоких сферах, мог бы так же легко общаться с заурядными людьми.

– Как вас угораздило заниматься перьями? – поинтересовалась я, когда мы садились в лифт.

– У меня есть знакомая – орнитолог в Музее естествознания, – ответил он. – Когда к ней стали обращаться за помощью из различных авиационных ведомств по поводу столкновений с птицами, меня это заинтересовало. Понимаете, птицы попадают в двигатели самолетов, и когда на земле изучаешь причины аварии, находишь множество кусочков перьев, и необходимо узнать, что это была за птица. Все, что затягивается внутрь, сильно измельчается. Из-за чайки, например, может произойти авария бомбардировщика Б-1, залетевшая птица может вывести из строя двигатель самолета, на борту которого множество людей. Или вот, к примеру, гагара как-то, пробив лобовое стекло реактивного самолета, снесла голову летчику. Отчасти я занимаюсь этим. Мы испытываем турбины, бросая в них кур. Смотрим, сколько кур выдержит самолет – одну, две?

Но птицы фигурируют где угодно. Голубиные перья на подошвах ботинок подозреваемого – был он там, где нашли тело, или нет? Потом, например, один тип во время ограбления украл желтую амазонку, и мы находим на заднем сиденье его машины мелкие частички, которые, как выясняется, принадлежат желтой амазонке. Или пушинка, обнаруженная на теле изнасилованной и затем убитой женщины. Ее нашли в корпусе стереоколонки «панасоника» в мусорном контейнере. Пушинка показалась мне похожей на маленькое утиное перышко, какими было набито стеганое одеяло на постели подозреваемого. Обвинение было построено на перышке и двух волосках.

На третьем этаже располагались многочисленные лаборатории, где специалисты занимались изучением взрывчатых веществ, кусочков краски, цветочной пыльцы, инструментов и прочей всякой всячины, либо использовавшейся во время преступления, либо найденной на его месте. Газохроматографические детекторы, микроспектрофотометры и универсальные ЭВМ работали здесь денно и нощно. Я проследовала за Дауни по белым коридорам мимо лабораторий ДНК в помещение, где он работал. Его офис, который одновременно служил и лабораторией, был обставлен темно-коричневой мебелью, состоявшей из книжных шкафов и рабочих столов с микроскопами. Стены и ковер на полу были бежевого цвета, а прикрепленные к доске для информации цветные рисунки являлись свидетельством того, что этот добившийся международного признания эксперт был отцом.