Отец монстров - Арно Сергей Игоревич - Страница 29

— Скажите, как из этого морга проклятого выбраться? Я тут уже три часа блуждаю, — взмолился Антон.

— О! Да ты, парень, совсем уходился. Так тебе что, в морг нужно-то?

— Да в морг… В смысле из морга выйти.

— Морг, он не здесь. Ты от морга немного отклонился. А это бомбоубежище. А морг, он во-она где! — Электрик махнул куда-то рукой.

— Как мне попасть-то туда?

— Ну пойдем! — сказал электрик, поправляя не плече лассо из проволоки. — Ноблес оближ, — добавил он. — Мне один фиг сантехников не найти. Сколько просим начальство купить нам по телефону сотовому, так нет, скоты, жмотничают.

Антон был рад, что в этом мертвом пространстве удалось найти хоть одного нормального человека, который взялся вывести его из этого кошмарного места.

Они переходили из залы в залу. Какими чувствами пользовался электрик в выборе пути по однообразию залов бомбоубежища, Антон представить себе не мог, да тут, пожалуй, и ученые не разобрались бы, потому что запомнить все эти повороты в однообразных бетонных коробках было немыслимо.

— Морг с бомбоубежищем этим одной только лесенкой соединяется. Как говорится, сэ нон э вэро, э бэн тровато. Поэтому народ часто блуждает. А тебя далеко занесло.

— Я уже тут три часа. Думал, конец мне придет. Двое каких-то телефон отнять хотели.

— А, это бывает. Хомо хомиени лупус эст.

— А что это вы говорите? Это на иврите?

— Да где же ты среди нашего брата-электрика знатоков иврита встретишь? Это у меня травма. Шарахнуло меня как-то током, я и заговорил на другом языке.

А что за язык, черт его поймет. Носцэ тэ ипсум, как говорится.

— А почему тогда вы говорите «как говорится».

— Что же, я по-твоему, должен говорить, если не знаю, что это такое, — рассердился электрик. — Само выскакивает, может, это брань нецензурная. Ходил к врачу. Врач молодой, институт недавно закончил за деньги. Ну он меня осмотрел визуально, говорит: «С организмом все нормально, руки-ноги на месте, а чего там в голове, черт его знает». А язык этот, который выскакивает, говорит, на латынь похож. Ну я, говорит, не знаю, я на лекции не ходил — за деньги институт заканчивал. А латынь, я слышал, мертвый язык. Значит, я носитель мертвого языка. Может, я его один только на планете и знаю. Меня как шарахнуло электричеством, я пролежал полдня как мертвый, а потом очнулся и заговорил. Причем сделать с собой ничего не могу. Само собой говорится. Это приблизительно как у наших мужиков мат сам собой выскакивает. Сэ нон э вэро, э бэн тровато… О! Видишь, опять! Мат ведь тоже язык неведомый.

— Я слышал, монголо-татарский.

Антон как-то успокоился в обществе электрика, говорившего на неизвестном языке. Они шли не быстро, но и не медленно — средне шли, идти все равно оказалось неблизко. Во Антона занесло!

— Да фиг там, татарский! Есть предположение, что мат — это язык заклинаний и молитв, пришедший к нам из древности. Удивительно то, что человек после сильного инсульта забывает все на свете: он забывает, как его зовут, какой год, забывает всех близких и названия всех предметов, а помнит только мат. Все врачи удивляются. Значит, мат располагается в каких-то особых частях нашего мозга, может быть, в подсознании, и когда человек все забывает, сознание его очищается и он начинает ругаться матом. Сэ нон э вэро, э бэн тровато, — вставил он непонятную свою прибаутку. — И удивительно, что такое случается и в других странах. Иностранец, который совсем не знает русского языка и никогда не слышал русского мата, перенеся инсульт, вдруг тоже начинает ругаться матом. А иностранные врачи удивляются, на каком это человек языке заговорил… А вот, собственно, и пришли. Пэр аспэра ад астра.

Антон привык и уже не обращал внимания на непонятные слова, выскакивающие из электрика. Они поднялись по небольшой лестнице. Возможно, Антон и спускался по ней, но почему-то не запомнил.

Они оказались в коридоре с каталками и гробами по стеночке.

— Пойдешь вон туда, — махнул рукой электрик. — Там у них начальство сидит, они тебя выведут. Бывай, студент, а я двинусь сантехников искать.

Электрик пожал Антону руку и, поправив на плече моток провода, посвистывая, пошел обратно.

— Господи, неужели выбрался!

Антон с блаженной улыбкой просто парил между каталками с покойниками, казавшимися ему родными. Да он от счастья готов был всех их расцеловать!

Он дошел до конца коридора. Навстречу ему попался человек в белом халате с папироской в углу рта. Он обеими руками толкал перед собой каталку, на которой под простыней кто-то лежал без движения. Из-под простыни вылезали подошвы замшевых ботинок сорок пятого размера, к подошве левого ботинка пристал раздавленный таракан.

— Извините, вы не знаете, где Сергея найти? — спросил Антон.

— Сергея? — Он перекинул бычок в другой угол рта, взял с тела какую-то бумагу и пробежал глазами. — А вот он. — Он кивнул на лежащее на каталке тело. — Сергей Фетищев.

— Мне не труп… — начал объяснять Антон.

— А, не труп. Серегу, что ли?.. Тогда прямо по коридору, дверь направо, он там сейчас груши околачивает.

Антон поблагодарил и пошел куда послали. Дверь была приоткрыта, из-за нее слышался мужской голос:

— В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…

Антон послушал, потом постучал.

— Ну кто там прется? Какая собака?! — раздался грозный голос из-за двери.

Антон вошел. За столом в белом халате сидел молодой человек с кудрявыми белокурыми волосами, с чуть курносым носом, с изумительно мраморным цветом лица. Он выглядел как ангелочек.

— Ты кто? — не очень-то любезно спросил он, обернувшись к вошедшему.

— Я Антон, друг Максима, мы встречались как-то.

— А, помню, — мрачно сказал молодой человек, поднимаясь из-за стола. Роста он оказался высокого, с Антона. — Ну и чего ты, Антон, хочешь? На экскурсию пришел, в прозекторскую тебя сводить?

— Да нет, я по другому поводу. Максим пропал.

Я думал, ты, может, знаешь, где он.

— Нет, ничего не знаю, — внимательно глядя на Антона, сказал молодой человек, и щеки его заалели. — Мы давно не виделись.

— Тут один случай произошел… — не зная с чего начать, заговорил Антон, чувствуя недоброжелательность хозяина. — Он говорил, что у вас в морге покойники пропадают… Так тут мы нашли, куда…

Ангельское лицо Сергея вдруг исказило страдание, он сморщился, будто у него заболел зуб.

— Что за чушь свинячья?! Это он нафантазировал, придурок. Где тут они пропадают? Да у нас все как в банке — сколько покойников получили, столько сдали. Да знаешь ли ты, что наш морг — лучший в городе, что мы во всех соревнованиях…

— Да я не хотел сказать ничего плохого, просто… — собирался оправдаться Антон, но ангелоподобный Сергей не дал ему это сделать.

— Я не позволю порочить честь нашего краснознаменного, лауреата всех премий, героя всех соревнований… Наш великий и могучий!.. — Ему не хватало воздуха для выражения всех эмоций. Он решительно наступал, тесня Антона к двери. — Ничем не сокрушимый… Самый любимый…

Антон пятился, со страхом глядя на разбушевавшегося Сергея. В углу комнаты, где на диване лежала груда какого-то тряпья, раздалось хрипение, и мужской голос вдруг сказал:

— Хватит базарить! Серега, ты читать-то будешь?!

Я же так не засну в тишине.

Груда тряпья вдруг зашевелилась, и из нее высунулась растрепанная небритая физиономия.

— Серега, ты читать будешь?!

— Да буду, — бросил через плечо Сергей. — Сейчас человека вытурю. — И совсем тихо, приблизив лицо к лицу Антона, зашептал трагическим голосом: — Иди домой и не лезь в это дело. Не будь дураком. Максиму уже не поможешь. Тебе же хуже будет…

Он выпихнул Антона за дверь и закрыл ее. Антон в непонятном смятении стоял возле двери.

— В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой… — доносилось из-за двери.

Антон постоял, послушал, потом пошел по коридору в обратный путь. Тот же самый мужик с папироской вез в обратную сторону пустую каталку — он-то и указал Антону выход на воздух.