Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада - Богуцкий Константин - Страница 15

6) Но оставим вопрос зла и Судьбы, который мы когда-то обсуждали. Сейчас мы говорим об уме, о его могуществе, о его воздействии, которое различно на людей и на тварей бессловесных, на которых его влияние не распространяется. Мы должны знать, что в тварях бессловесных ум не производит Блага, в человеке же производит, но не у всех одинаково [это и последующее предложения испорчены; Скотт: …так как не во всех людях…; Фестюжьер: …согласно тому, насколько…]. В человеке он гасит страсти и желания. Но среди людей следует различать тех, которые владеют Словом, и тех, которые его лишены. Все люди подчинены Судьбе, Природе, рождению и перемене, в этом начало и конец Судьбы.

7) Все люди испытывают то, что им предначертано Судьбой. Но те, кто владеет Словом, как мы уже говорили, ведомы умом, неприступны для зла и не страдают от него – это удел прочих.

Тат. Что хочешь ты сказать, о отче?

Гермес. Прелюбодеяние, разве это не плохо? Убийство, разве это не плохо [5]? Человек, владеющий Словом (Менар: мудрец), не содеявши прелюбодеяния, будет страдать так же, как если бы это он содеял; не убив, он будет страдать так же, как если бы это он убил. Предопределенной перемены (Скотт: предначертанной смерти) не избежать, как и назначенного рождения, но тот, кто обладает умом, может избежать порока.

8) Я скажу тебе то, сын мой, что я всегда слышал от Доброго Гения, и если бы он это написал, он оказал бы людям большую услугу; ведь только он, сын мой, как Первородный Бог, поистине знал все и произносил божественные слова. Он говорил, что "все есть едино, особенно тела умопостигаемые; все мы живем владычеством, деянием, Вечностью (Фестюжьер: Эоном)" [6]При этом ничто не имеет никакой протяженности в умопостигаемом (Менар: ничего не отделено от умопостигаемого); и ум, управитель (Менар: начало) всех вещей и "Я" Бога, может делать все, что он пожелает.

9) Поразмысли же и примени слова сии к вопросу, который ты задал мне на тему Судьбы (и?) ума. И отбрасывая в сторону слова, рождающие обсуждение, ты найдешь, сын мой, что Ум, "Я" Бога, действительно преобладает над всем, Судьбою, законом и всем остальным. Для Него нет ничего невозможного, ни превознесть человеческую душу над Судьбою, ни, если она непутевая, как часто случается, подчинить ее Судьбе (Менар: …делая ее безразличной к происшествиям). Но довольно о том, что говорил о Судьбе Добрый Гений.

Тат. Это божественные слова, истинные и полезные;

10) но объясни мне еще вот что: ты сказал, что у бессловесных тварей ум действует сообразно их природе и вожделениям. Но вожделения тварей, лишенных рассудка, суть, как мне представляется, страдания [7]; значит, ум есть страдание, поскольку он смешивается со страданиями?

Гермес. Хорошо, сын мой, твое замечание серьезно, и я должен на него ответить.

11) Все бесплотное, что есть в теле, подвержено страданиям, и именно это бесплотное, собственно говоря, есть страдание (Скотт допускает: все, что во плоти, подвержено страданиям; телесное – всегда, но бесплотное – при определенных условиях, а именно тогда, когда пребывает в теле. В этом фрагменте под бесплотным понимается ум и душа). Весь движитель бестелесен, и все движимое телесно. Бестелесное тоже пребывает в движении, движимое умом, его движение есть страдание. И то, и другое подвергаются страданию: движитель потому, что он управляет, а движимое потому, что подчиняется. Ум все то время, пока он находится в теле, есть предмет страдания; но, отделяясь от тела, ум освобождается и от страдания. Или лучше сказать, сын мой, нет ничего избежавшего страдания – все им подвержено. Но страдание отличается от страждущего: первое – действующее, второе – страдательное. И тела имеют собственную энергию; будь они подвижные или неподвижные, это в обоих случаях есть страдание. Что касается бесплотного, то оно всегда испытывает воздействие, и потому подвержено страданиям [8]. Не позволь себе обеспокоиться из-за слов; действие и страдание (Скотт склонен считать: воздействующий и подвергающийся воздействию) суть одно, но нет зла в том, чтобы пользоваться выражением более благозвучным (Менар: благородным).

12) Тат. Это объяснение очень ясное, отче мой.

Гермес. Заметь, к тому же, сын мой, что человек получил от Бога, кроме того, что получили все смертные твари, два дара, равные бессмертию: ум и речь (Менар: рассудок; и кроме того, он обладает способностью выражения – речью). Если он умно распорядится этими дарами, он ничем не будет отличаться от бессмертных; выйдя из тела, он вознесется, ведомый умом и словом, в хор блаженных и богов [9].

13) Тат. Значит, иные животные не пользуются словом, отче мой?

Гермес. Нет, сын мой, они имеют только голос. Слово и глас – вещи очень различные. Слово есть общее для всех людей, голос же различен у каждого рода тварей.

Тат. Но отче мой, речь тоже отличается у людей различных народов.

Гермес. Речь разная, но человек один и тот же; вот почему выговариваемый смысл один, и благодаря переводу видно, что он один и тот же в Египте, в Персии, в Греции.

Мне кажется, сын мой, что ты не знаешь величия и добродетели слова.

Блаженный бог, Добрый Гений, сказал: "Душа пребывает во плоти, ум – в душе, слово (высказываемый смысл) – в уме, и Бог есть Отец всего этого".

14) Слово есть образ ума (Фестюжьер: идеи), ум – образ Бога, тело есть образ идеи, идея – образ души. Наиболее тонкая часть материи есть воздух, воздуха – душа, души – ум, ума – Бог [10]. Бог охватывает все и все проницает все, ум облачает душу, душа – воздух, воздух – материю.

Необходимость, Провидение и Природа – орудия мира и материального порядка. Каждое из невещественных явлений есть сущность, и его сущность есть самобытность. Каждое из тел, составляющих Вселенную, напротив, множественное; ибо каждое из сложных тел самобытно преобразовываясь из одного в другое, оно сохраняет цельной свою самобытность.

15) Более того, во всех иных сложных телах существует присущее каждому из них число, и без числа они не могут производить ни сложения, ни сочетания, ни разложения. Единицы порождают множества, увеличивают их и, отделяясь, возвращаются к самим себе, в то время как материя остается одной. Весь мир [11]есть большой бог, образ наивысшего Бога, объединенный в себе, страж порядка [12], установленного Волей Отца; он есть изобилие жизни. И нет в нем ничего, во всей Вечности череды повторяющихся возвращений, которую он получил от Отца, нет ничего ни в целости, ни в частях, чтобы не было бы живым. Ничего мертвого не было, нет и не будет в мире. Отец пожелал, чтобы он был живым столько, сколько будет существовать. Следовательно, он (Фестюжьер: мир) неизбежно (Скотт: …также) есть Бог.

16) Как в Боге, в образе Вселенной, в полноте жизни, могли бы быть вещи мертвые? Труп (Фестюжьер: смерть; Скотт: смертность, порча, разложение), то, что портится, что разлагается; как часть непортящегося могла бы портиться, как могло бы погибнуть что-либо от Бога?

Тат. Значит, живые существа, которые суть в мире и которые суть части его, не умирают, отче мой? [13]

Гермес. Не говори так, сын мой, иначе ты впадешь в заблуждение, употребив неподходящее выражение; ничего не умирает, но то, что было сложено, разделяется. Живые существа, будучи сложными, разлагаются. Это разложение не есть смерть, но разделение составных частей. Цель его состоит не в разрушении, но в обновлении. Какова в действительности энергия жизни? Разве не движение? И что есть неподвижное в мире? Ничего, сын мой.