В объятиях смерти - Корнуэлл Патрисия - Страница 61

— Я имею в виду, что он пожаловался одному из наших психотерапевтов, — ответил доктор Мастерсон, в его голосе появились оборонительные интонации. — Кроме того, он что-то говорил и мне во время одного из наших сеансов. Когда спросили самого Френка, тот отказался что-либо рассказывать. Он был очень злой и отчужденный от мира молодой человек. Я не мог ничего предпринять по поводу того, что сказал Эл, так как без сотрудничества Френка все обвинения были просто сплетней.

Мы с Марино молчали.

— Весьма сожалею, — сказал доктор Мастерсон, и на этот раз он действительно был огорчен, — но больше я ничем не могу вам помочь. Я не знаю, где сейчас находится Френк. Последний раз я разговаривал с его отцом лет семь, восемь назад.

— При каких обстоятельствах? — спросила я.

— Мистер Эймс позвонил мне.

— По какому поводу?

— Он спрашивал, не слышал ли я что-нибудь о Френке.

— Ну, и что вы ответили? — спросил Марино.

— Нет, — ответил доктор Мастерсон, — я ничего не слышал о Френке. Мне очень жаль.

— Почему мистер Эймс позвонил вам? — спросила я.

— Он хотел найти Френка, и надеялся, что, может быть, я дам намек, где его искать. Потому что его мать умерла. То есть, мать Френка.

— Где она умерла, и как это произошло? — спросила я.

— Во Фрипорте, штат Мэн. Вообще-то говоря, обстоятельства ее смерти мне неясны.

— Она умерла естественной смертью? — спросила я.

— Нет, — сказал доктор Мастерсон, избегая встречаться с нами взглядом, — я совершенно уверен, что нет.

Чтобы выяснить это, Марино понадобилось совсем немного времени. Он позвонил в полицию Фрипорта, штат Мэн. По их данным, вечером 15 января 1983 года Миссис Вильма Эймс была забита до смерти «взломщиком», который, очевидно, находился в доме в тот момент, когда она пришла из продовольственного магазина. К моменту смерти ей было сорок два года. Она была маленькой женщиной с голубыми глазами и обесцвеченными светлыми волосами. Преступление осталось нераскрытым.

У меня не оставалось ни малейших сомнений по поводу того, кем был этот так называемый взломщик. И у Марино тоже.

— Так, может быть, Хант действительно был ясновидящим, а? — произнес он. — Ведь мальчишка откуда-то знал, что Френки угробил свою мать. А это совершенно точно произошло гораздо позже того времени, когда оба шизика вместе торчали в психушке.

Мы праздно наблюдали за ужимками белки Сэмми, вертевшейся вокруг кормушки для птиц. Когда Марино привез меня из больницы и высадил около моего дома, я пригласила его на кофе.

— Ты уверен, что Френки не работал какое-то время на мойке у Ханта в течение последних нескольких лет? — спросила я.

— Я не помню, чтобы мне попадался какой-нибудь Френк или Френки Эймс в их конторских книгах, — ответил Марино.

— Он запросто мог сменить имя, — сказала я.

— Если он пристукнул свою старушку, то, скорее всего, он именно так и поступил, рассчитывая на то, что его, возможно, будет разыскивать полиция. — Пит протянул руку за своим кофе. — Проблема в том, что у нас нет его свежего описания, а заведения, подобные автомойкам, представляют из себя проходной двор. Парни то и дело приходят и уходят. Работают пару дней, неделю, месяц. Можешь себе представить, сколько существует высоких, худых и темноволосых белых парней? С ума можно сойти.

Мы были так близко, и в то же время так далеко. Это просто бесило. Я сказала:

— Волокна ассоциируются с автомобильной мойкой. Хант работал на автомобильной мойке, клиентом которой была Берил, и, возможно, он знал ее убийцу. Ты понимаешь, о чем я говорю, Марино? Хант знал, что Френки убил свою мать, потому что Хант и Френки, возможно, общались после «Вальгаллы». Френки мог работать на мойке у Ханта, возможно, даже недавно. И он мог заметить Берил впервые, когда она пригнала свою машину на мойку.

— У них тридцать шесть служащих. Из них, белых, — только одиннадцать, док, причем шестеро — женщины. Сколько остается? Пятеро? Троим из них около двадцати, а это означает, что им было лет восемь, девять, когда Френки находился в «Вальгалле». Очевидно, что это не они. Оставшиеся двое тоже не подходят по разным другим причинам.

— По каким именно?

— Например, они наняты лишь в течение последних двух месяцев, и когда Берил пригоняла свою тачку, их там не было. Не говоря уже о том, что их описания не слишком соответствуют. У одного рыжие волосы, а другой коротышка, почти такой же маленький, как ты.

— Большое спасибо.

— Я буду продолжать проверку, — сказал он, отворачиваясь от птичьей кормушки. Белка Сэмми внимательно наблюдала за ними глазками-бусинками с розовыми ободками. — А что насчет тебя?

— А что насчет меня?

— В твоей конторе еще не забыли, что ты там работаешь? — поинтересовался Марино, как-то странно глядя на меня.

— Все под контролем, — ответила я.

— Я бы не был в этом так уверен, док.

— А вот я совершенно в этом уверена.

— Что касается меня, — Марино никак не мог остановиться, — я думаю, что ты не должна так увлекаться.

— Я собираюсь еще пару дней не появляться в конторе, — твердо объяснила я, — мне необходимо выследить рукопись Берил. Итридж теребит меня по этому поводу. Нам необходимо знать, что в ней. Может быть, это именно та связь, о которой ты говорил.

— Главное, чтобы ты не забывала о моих правилах. — Он выбрался из-за стола.

— Я достаточно осторожна, — заверила я его.

— А от него больше ничего, да?

— Да, — ответила я. — Никаких звонков. Ни единого намека. Ничего.

— Ну, позволь мне все же напомнить, что Берил он тоже звонил не каждый день.

Мне не были нужны напоминания. Я не хотела, чтобы Пит начинал снова.

— Если он позвонит, я просто скажу: «Привет, Френки. Как поживаешь?»

— Эй, это не шутка. — Он остановился в прихожей и обернулся. — Ты пошутила, я надеюсь?

— Конечно, — улыбаясь, я похлопала его по спине.

— Я серьезно, док. Не делай ничего подобного.

Услышишь его на своем автоответчике, не бери чертову трубку...

Я открыла дверь, и Марино застыл с расширенными от ужаса глазами.

— Срань господня... — Он шагнул на крыльцо, с идиотским видом нащупывая свой револьвер и крутя головой в разные стороны, как ненормальный.

Я просто потеряла дар речи, глянув через его плечо. Зимний воздух содрогался от треска и рева пламени.

Автомобиль Марино пылал факелом посреди черной ночи, языки огня в дикой пляске тянулись вверх, стремясь дотянуться до выщербленной луны. Схватив Марино за рукав, я затолкала его обратно в дом как раз в тот момент, когда в отдалении послышалось завывание сирены и взорвался бензобак. Окна гостиной озарились, когда огненный шар выстрелил в небо и поджег маленькие кизиловые деревца на краю моего участка.

— О Боже, — воскликнула я, когда отключилось электричество.

Большой силуэт Марино в темноте метался по ковру, напоминая разъяренного быка, готового к атаке. Он вертел в руках портативную рацию и ругался без удержу:

— Поганый ублюдок! Поганый ублюдок!

Я отослала Марино вскоре после того, как обгоревшая груда, в которую превратился его возлюбленный новый автомобиль, была увезена на грузовике техпомощи. Он настаивал на том, чтобы остаться на ночь. Я же считала, что будет вполне достаточно нескольких патрульных машин, следящих за моим домом. Он настаивал на том, чтобы я переехала в гостиницу, я же отказывалась двинуться с места. У него были свои обломки крушения, а у меня — свои. Улица и мой участок представляли собой болото из сажи и воды, первый этаж дома был погружен в вонючий дым. Почтовый ящик у конца подъездной аллеи напоминал обгоревшую спичку, и я потеряла, по крайней мере, с полдюжины самшитовых кустов и примерно столько же деревьев. Короче говоря, хотя я и ценила заботу Марино, мне было необходимо побыть одной.

Я раздевалась при свете свечи, и часы показывали далеко за полночь, когда раздался телефонный звонок. Голос Френки сочился в мою спальню, как вредоносный туман, отравляя воздух, которым я дышала, дискредитируя мое персональное убежище, мой уютный дом.