В объятиях смерти - Корнуэлл Патрисия - Страница 20

— Месяц назад? — спросила я осторожно. — Она написала ему?

— Позвонила.

— Откуда?

— Черт, я не знаю. Думаю, из Ричмонда.

— Это он тебе так сказал?

Марк мгновение подумал.

— Нет, он не упоминал, откуда она звонила. — Он помолчал. — А что?

— Ее долго не было в городе, — ответила я так, как будто это было совершенно не важно. — Мне просто интересно, знал ли Спарацино, где она была?

— Полиция не знает, где она была?

— Большинство полицейских не знает, — сказала я.

— Это не ответ.

— Лучше я отвечу, что мы вообще не должны говорить о ее деле. Я уже и так сказала слишком много. И мне непонятно, почему ты так этим интересуешься.

— И ты не уверена в том, что мои побуждения чисты, — сказал Марк. — И тебе кажется, я затеял этот ужин потому, что мне нужна информация.

— Да, если быть честной, — ответила я, когда наши глаза встретились.

— Я обеспокоен, Кей.

Напряженное выражение его лица — лица, которое все еще имело надо мною власть, — говорило мне, что это действительно так. Я отвела глаза, в душе шевельнулся испуг.

— Спарацино что-то замышляет, — сказал он. — Я не хочу, чтобы тебя прижали. — Он разлил в наши бокалы остатки вина.

— Что именно, Марк? — спросила я. — Позвонить и потребовать рукопись, которой у меня нет? И что дальше?

— Мне кажется, он знает, что у тебя ее нет, — сказал Марк. — Проблема в том, что это не имеет значения. Она просто нужна ему. И он, в конце концов, получит ее, должен получить, если она не потерялась, — он, душеприказчик Берил.

— Это удобно, — сказала я.

— Я просто знаю, что он что-то замышляет. — Казалось, Марк разговаривает сам с собой.

— Еще одна из его рекламных махинаций? — предположила я, пожалуй, слишком беззаботно.

Он пригубил вино.

— Я не могу вообразить, что именно он может устроить, — продолжила я. — Во всяком случае, ничего, затрагивающего меня.

— А я могу, — сказал Марк серьезно.

— Тогда, пожалуйста, объясни мне, — попросила я.

Он объяснил:

— Заголовок: «Главный медицинский эксперт отказывается выдать скандальную рукопись».

Я засмеялась:

— Это нелепо!

Марк даже не улыбнулся.

— Подумай об этом. Скандальная автобиография, написанная зверски убитой писательницей-затворницей. Затем рукопись исчезает, и медицинский эксперт обвиняется в ее краже. Проклятая писанина исчезает из морга. О, господи! Когда книга, в конце концов, выйдет, она, без сомнения, станет бестселлером, и Голливуд будет драться за права на экранизацию.

— Меня это не беспокоит, — сказала я неуверенно. — Это все так надуманно, что я не могу себе такое представить.

— Спарацино мастер делать из мухи слона, Кей, — предупредил Марк. — Я просто не хочу, чтобы ты закончила так же, как Леон Джонс.

Он поискал взглядом официанта, и его глаза застыли в направлении входной двери. Посмотрев на свое недоеденное мясо, он пробормотал:

— О, черт.

Потребовалась вся моя выдержка, чтобы не обернуться. Я даже не поднимала глаз до тех пор, пока у нашего столика не появился крупный человек.

— Прекрасно, Марк, я так и думал, что найду тебя здесь.

Ему было около шестидесяти лет. Его речь отличалась мягкостью, а мясистое лицо производило неприятное впечатление из-за маленьких глаз, голубых и холодных. Он раскраснелся и тяжело дышал, как будто усилия от одного только перемещения его огромного веса вызывали напряжение каждой клеточки тела.

— Мне вдруг стукнуло в голову зайти и предложить тебе выпить, старина.

Расстегнув свое кашемировое пальто, он повернулся ко мне, протягивая руку, и улыбнулся:

— Безмерно рад познакомиться. Роберт Спарацино.

— Кей Скарпетта, — сказала я с удивительным самообладанием.

Глава 5

Так или иначе, в течение часа мы пили ликер со Спарацино. Это было ужасно. Он вел себя так, как будто ему ничего не было обо мне известно. Но он знал, кто я, и встреча, не сомневаюсь, была не случайной. Как вообще может произойти случайная встреча в таком городе, как Нью-Йорк?

— Ты уверен, что он не знал о моем приезде? — спросила я.

— Не могу предположить, каким образом он мог бы узнать, — сказал Марк.

Я чувствовала нетерпение в кончиках его пальцев, когда он провожал меня на Пятьдесят пятую улицу. Карнеги-Холл опустел, по тротуару прогуливались несколько прохожих. Был уже почти час ночи, мои мысли плавали в алкогольном тумане, и нервы были напряжены. С каждой новой порцией Спарацино становился все более оживленным и подобострастным до тех пор, пока у него не начал заплетаться язык.

— Он заметил обман. Думаешь, он наклюкался и наутро ничего не вспомнит? Черта с два, он настороже, даже когда спит.

— Ты не заражаешь меня оптимизмом, — сказала я.

Мы направились прямо к лифту и в неловком молчании поднялись наверх, наблюдая, как в окошечке перемигиваются цифры, отмечающие номер этажа. Ковер, застилавший коридор, поглощал звук шагов. Беспокоясь, на месте ли моя сумка, я с облегчением увидела ее на кровати, шагнув в свою комнату.

— Ты поблизости? — спросила я.

— Чуть дальше, через пару дверей. — Его глаза стреляли по сторонам. — Ты не собираешься принять на ночь стаканчик спиртного?

— Я ничего с собой не привезла...

— Тут у них в каждой комнате полный бар. Можешь поверить мне на слово.

Дополнительная выпивка была нужна нам, как прыщ на носу.

— Что Спарацино собирается делать? — спросила я.

«Бар» оказался маленьким холодильником, заполненным пивом, вином и крохотными бутылочками емкостью в одну порцию.

— Он видел нас вместе, — добавила я. — Что теперь будет?

— Это зависит от того, что я ему скажу, — ответил Марк.

Я вручила ему пластиковый стаканчик со скотчем.

— Тогда спрошу по-другому: что ты собираешься поведать ему, Марк?

— Ложь.

Я села на край кровати.

Он придвинул стул поближе и начал медленно размешивать янтарную жидкость. Наши колени почти соприкасались.

— Я скажу ему, что пытался вытянуть из тебя какую-нибудь информацию, — произнес Марк, — что пытался помочь ему.

— Что пытался использовать меня? — сказала я. Мои мысли стали невнятными, как плохая радиопередача. — Что ты мог это сделать, благодаря нашему прошлому.

— Да.

— И это ложь? — спросила я.

Он засмеялся, но я уже забыла, как любила, когда он смеялся.

— Не вижу ничего смешного, — огрызнулась я. В комнате было тепло, и от скотча мне стало жарко. — Если это ложь, Марк, то что тогда правда?

— Кей, — сказал он, все еще улыбаясь, не сводя с меня глаз, — я уже сказал тебе правду.

Он немного помолчал, затем наклонился и прикоснулся к моей щеке, и я испугалась, почувствовав, как хочу, чтобы он меня поцеловал.

Он откинулся на стуле.

— Почему бы тебе не задержаться завтра, по крайней мере до полудня? Может быть, было бы не лишним завтра утром нам вдвоем поговорить со Спарацино?

— Нет, — сказала я. — Это как раз то, чего бы он от меня хотел.

— Как скажешь.

Через несколько часов после ухода Марка, я лежала без сна, уставившись глазами в темноту и всем существом ощущая холодную пустоту другой половины кровати. И прежде Марк никогда не оставался на ночь, и наутро я обходила квартиру, собирая предметы туалета, грязные стаканы, тарелки, бутылки и вытряхивая пепельницы. Тогда мы оба имели пристрастие к сигаретам. Засиживаясь до часу, двух, трех часов ночи, мы разговаривали, смеялись, ласкали друг друга, выпивали и курили. Кроме того, мы спорили. Я ненавидела эти дебаты, которые очень часто превращались в злобные нападки, удар за удар, око за око, статья Кодекса с одной стороны против философии с другой. Я всегда ожидала от него слов любви. Он никогда их не произносил. А по утрам во мне было такое же опустошение, как в детстве, когда кончалось Рождество и я помогала матери собирать разбросанную под елкой оберточную бумагу от подарков.

Я не знала, чего хочу. Возможно, никогда не знала. Духовная разобщенность не окупалась близостью, и все же я так ничему и не научилась. Ничего не изменилось. Стоило ему протянуть руку, и я теряла всякую осмотрительность.