Оборотни - Джонс Стивен - Страница 6

Взгляд Саклинга метнулся к двери, которую Боллард оставил приоткрытой.

— Извините, я не заметил, что у вас сквозняк, — сказал Боллард и мягко прикрыл дверь. — Я хочу видеть Криппса, — сказал он.

Стол Саклинга был завален бесчисленными книгами и рукописями.

— Ты что, с ума сошел, явился сюда среди бела дня!

— Ты можешь сказать, что я друг семьи, — предложил Боллард.

— Вот уж не думал, что ты способен на такой идиотский поступок.

— Скажи, где Криппс, и я уйду.

Саклинг его не слушал.

— Да ты понимаешь, что я два года потратил, чтобы войти к этим людям в доверие? — сказал он. Боллард засмеялся. — Слушай, я напишу на тебя рапорт, черт тебя возьми!

— Пиши, — ответил Боллард и взял в руки один из фолиантов. — А пока скажи: где Криппс?

Саклинг, очевидно решив, что перед ним безумец, попытался взять себя в руки.

— Ладно, — сказал он, — я свяжу тебя кое с кем; подожди, тебе скоро позвонят и отвезут к Криппсу.

— Не пойдет, — ответил Боллард и, быстро подойдя к Саклингу, схватил его за лацканы пиджака.

За десять лет службы он провел с Саклингом не более трех часов, но и этого ему оказалось достаточно, чтобы все это время испытывать желание сделать то, что он делал в данный момент. Оттолкнув руки Саклинга, Боллард прижал его к стене. Саклинг задел ногой стопку книг, и те посыпались на пол.

— Попробуем еще раз, — сказал Боллард, — давай, старина.

— Убери лапы, — в ярости прошипел Саклинг, еще более разозлившись оттого, что кто-то посмел к нему прикоснуться.

— Повторяю, — сказал Боллард, — мне нужен Криппс.

— За такие штуки тебя вызовут на ковер, можешь быть уверен. Тебя вышвырнут из разведки!

Боллард заглянул в красное от злости лицо и улыбнулся.

— Меня все равно вышвырнут, и без тебя. Люди погибли, помнишь? Лондону нужен жертвенный агнец; похоже, им стану я. — У Саклинга вытянулось лицо. — Так что терять мне уже нечего, верно? — Саклинг промолчал. Боллард крепче сжал лацканы его пиджака. — Верно?

Мужество оставило Саклинга.

— Криппс мертв, — сказал он.

Боллард не ослабил хватку.

— То же самое ты говорил насчет Оделла, — заметил он. При упоминании этого имени у Саклинга расширились глаза. — А я видел его не далее как прошлой ночью, — сказал Боллард, — за городом.

— Ты видел Оделла?

— О да.

Упоминание о мертвеце вызвало в памяти Болларда ту жуткую сцену в переулке. Трупный запах; рыдания юноши. И тогда Боллард подумал, что, наверное, существует какая-то иная вера, помимо той, которую когда-то исповедовало существо внутри него. Эта вера требует ярости и крови, ее догмы — это сны. И как же тогда лучше всего ему обратиться в эту веру, как не выкупавшись в крови врага?

Где-то в самом отдаленном уголке мозга Боллард услышал рев вертолетов, однако теперь он не позволит им взлететь. Теперь он стал сильным; его голова, его руки наполнены силой. Когда он поднес пальцы к глазам Саклинга, начала сочиться кровь. Из-под кожи на черепе Саклинга внезапно проступило чье-то лицо; сорвав с него кожу, Боллард увидел его сущность.

— Сэр?

Боллард обернулся через плечо. В дверях стояла приемщица.

— О, простите, — сказала она, поспешно отступая назад. Судя по тому, как залилось краской ее лицо, она скорее всего решила, что случайно подсмотрела любовную сцену.

— Останьтесь, — сказал Саклинг. — Мистер Боллард… уже уходит.

Боллард отпустил свою жертву. Ничего, у него еще будет возможность рассчитаться с Саклингом.

— Увидимся, — сказал Боллард.

Саклинг вынул из кармана носовой платок и прижал его к лицу.

— Посмотрим, — ответил он.

За ним обязательно придут, в этом он не сомневался. Теперь он стал отщепенцем, а это значит, что им нужно заставить его молчать, и чем скорее, тем лучше. Впрочем, подобные мысли не слишком его беспокоили. Что бы они там ни придумали для промывания его мозгов, с ним они уже не смогут справиться; сколько бы его ни учили, как нужно это подавлять, оно все равно выбиралось наружу. Он еще не видел его, но знал, что оно где-то рядом. Много раз, направляясь к себе, он чувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Возможно, за ним по-прежнему ходит «хвост»; однако интуиция подсказывала ему, что это не так. Он постоянно чувствовал рядом чье-то присутствие — так близко, что, казалось, кто-то стоит прямо за его плечом — хотя, возможно, это было просто его второе «я». Он чувствовал, что этот «кто-то» защищает его, словно ангел-хранитель.

Возвращаясь домой, он был уверен, что его уже ждут люди из приемного комитета, но там никого не оказалось. Либо Саклинг решил пока не доносить на него, либо в высших эшелонах все еще дискутировали по поводу своих дальнейших действий. Прихватив с собой несколько вещиц, которые он хотел бы укрыть от посторонних глаз, Боллард вышел из здания; его никто не задерживал.

Ему было очень хорошо, потому что он был жив; ему нравился даже холод, от которого мрачные городские улицы казались еще мрачнее. Внезапно ему захотелось сходить в зоопарк, где за двадцать лет, проведенных в этом городе, он ни разу не был. По дороге к зоопарку он вдруг подумал о том, что никогда еще не был так свободен, как сейчас; он сбросил с себя чужую власть, как старое пальто. Неудивительно, что его боялись. На то были причины.

На Кантштрассе было полно народу, но он уверенно прокладывал себе путь среди прохожих, и люди расступались перед ним, словно чувствовали, что так нужно. Когда он подошел к входу в зоопарк, кто-то слегка толкнул его. Он обернулся, чтобы одернуть нахала, но заметил лишь затылок какого-то человека, который мгновенно растворился в толпе, направляющейся в сторону Харденбергштрассе. Решив, что это мог быть воришка, Боллард проверил карманы — и нашел в одном из них маленький клочок бумаги. Он знал, что читать записку на глазах у всех нельзя, а потому бросил лишь беглый взгляд по сторонам в надежде узнать того, кто ее подбросил. Но курьер уже исчез.

Решив отложить поход в зоопарк, Боллард направился в Тиргартен и там, в зарослях густо разросшегося парка, нашел место, где можно было прочитать записку. Она была от Мироненко: он просил о срочной встрече в одном доме в Мариенфельде. Запомнив все, о чем говорилось в записке, Боллард разорвал ее на мелкие клочки.

Разумеется, все это могло оказаться ловушкой, устроенной ему как собственными соратниками, так и противником.

Возможно, это был способ проверить его благонадежность или затянуть в такую ситуацию, из которой он бы не смог вывернуться. Однако у него не было выбора, оставалось только отправиться на эту встречу вслепую, надеясь лишь на то что в доме его действительно будет ждать Мироненко. Впрочем, какие бы опасности ни таило в себе это рандеву, он к ним уже привык. И в самом деле, если учесть, как давно он сомневается в правильности своих действий, то разве все его встречи не были в некотором смысле свиданием вслепую?

К вечеру влажный воздух начал сгущаться, превращала в туман, и к тому времени, когда Боллард сошел с автобуса на Хильдбургхойзерштрассе, туман окутал весь город, отчего холод ощущался еще сильнее.

Боллард быстро шагал по тихим улицам. Этот район города он знал очень плохо, но где-то совсем рядом находилась Берлинская стена, и это полностью лишало местность хоть какого-то очарования. Здесь было много пустых домов те же, в которых жили, стояли с плотно зашторенными окнами, словно отгородившись не только от ночи, но и от холода и огней, зажженных на старинных городских башнях. Крохотную улочку, указанную в записке Мироненко Боллард нашел лишь с помощью карты.

Ни единого огонька в окнах дома. Боллард громко постучал в дверь, но шагов в коридоре не услышал. По дороге сюда он мысленно набросал несколько возможных сценариев развития событий, но того, что дом окажется пустым, среди них не было. Он постучал еще раз; потом еще. Наконец в доме послышалась возня, и дверь распахнулась. В холле, выкрашенном в серый и коричневый цвета, горела одна-единственная голая лампочка. Человек, чей силуэт вырисовывался на фоне убогой обстановки, был не Мироненко.