Северная война (СИ) - Сахаров Василий Иванович - Страница 64

  - Да. Если выстоим под Волегощем, где сейчас строятся полевые укрепления, то появится надежда, что все остальные наши противники на время отступят, и мы получим передышку. Ну, а коли, потерпим поражение, то можно будет сказать, что мы уже проиграли. Останется только отступать, бить врага исподтишка, обливаться кровью и ждать следующего лета, которое станет для Венедии последним.

  - Но есть же и хорошие моменты, - подбодрил я Рагдая.

  - Какие? - князь горько усмехнулся.

  - Во-первых, датчане так и не напали. Во-вторых, пять тысяч воинов из армии франков, сопровождая королеву Алиенору, вернулись на родину. В-третьих, мы дожили до наступления зимы, хотя крестоносцы грозились уже в конце осени уничтожить нас всех до единого и Померанию захватить. В-четвертых, Европа сильно обескровлена и германцы подумывают над тем, что надо отступить, ибо на них могут навалиться угры, которые все больше склоняются к византийскому патриарху. В-пятых, поляки грызутся между собой и не пытаются нарушить границу. В-шестых, нам удалось сохранить почти всех мирных людей, стариков, женщин и детей, которые через несколько лет, если мы выстоим, станут воинами. Вот такие хорошие моменты, так что нечего раскисать.

  - Да я не раскисаю, Вадим, ибо витязь всегда идет до конца. Но все же нам нелегко и я устал.

  - А никто и не говорил, что мы перебьем врагов без потерь. Так не бывает, княже, и ты это знаешь не хуже меня.

  Рагдай поднял голову, хмыкнул и сказал:

  - Ну, у тебя-то еще и ничего. Воинов сохранил, и твои люди готовы драться дальше.

  - Нет, ты не прав, - я покачал головой. - Прислушайся к ним получше и убедишься, что их бодрость напускная. Да и с потерями не все так хорошо, как могло бы быть. За весну, лето и осень я потерял больше тысячи воинов. Кто в Верхней Саксонии полег, кто на берегах Лабы, кто во время прорыва через леса лютичей, а иные уже здесь, в чащобах между Дымино и Радогощем. Опять же наемники с Руси себя беречь стараются. Они-то думали, что здесь война будет легкая, а как осознали, в какой кипящий котел попали, так и задумались, а зачем им серебро, если на родину один из десятка вернется. Пока я их еще держу в узде, но терпелка у людей не железная, того и гляди, сорвутся, да и оставят меня с варягами и пруссами против всей вражьей силы. Ну, а когда наниматель помрет, то они никому уже не обязаны. Понятно, что храм Святовида вновь их под свою руку возьмет, но недавно я узнал, что дружинники Берладника и степняки среди пленных лужичан выискивали проводников, которые могли бы их до границы с ляхами вывести. Вот так вот, княже.

  - Да-а-а... - протянул Рагдай и поднялся. - Ладно, сколь не сиди, а дело делать надо. Пошлю гонцов к Огарышу и местным вождям.

  Я ничего не ответил, а остался сидеть на месте, закинул в кипящую воду сухие травы и снял котелок с огня. Разноцветные листья с добавкой меда и сушеными ягодами стали медленно опускаться на дно, и я, ожидая пока взвар можно будет выпить, задумался. Мысли текли плавно и спокойно, а размышлял я, естественно, о нашем будущем. Неосознанно, левая ладонь опустилась на рукоять клинка, и в своей голове я услышал змеиное пришепетывание.

  'Вадим-с, ты должен-с, встретиться в бою с тем-с темным-с, которого называешь Бернардом Клервоским'.

  Зачарованный клинок, который был со мной с самого начала появления в двенадцатом веке, редко общался со мной. За минувшие полгода подобное случалось всего несколько раз, и каждый раз Змиулан был краток, изрекал пару-тройку слов и замолкал. Поэтому мне было интересно с ним перекинуться хотя бы несколькими фразами, и я мысленно спросил его:

  'А зачем мне это?'

  'Князья-с правильно-с думают-сс, что если убить-с Бернарда и разгромить-с войско германцев-с, то крестоносцы отступят-с'.

  'Ну, а тебе-то с этого что?'

  'Свобода. Я получу-сс свободу-с, смогу-с покинуть тесную темницу-с в виде клинка-с и вернуться в свое дупло. Так-сс'.

  'А кто ты вообще такой?'

  'Змиулан. По-вашему демон-с. Меня сын, Вук Огнезмий победил-с и вашим предкам-с передал-с, а уж они-то меня в сталь и заточили. Сначала сил не было-с, все в мире-с Творения-с оставил-с, но с тобой быстро восстановился, вот и разговариваю-с'.

  'И ты думаешь, что, убив одного темного слугу, пусть даже очень сильного, получишь прощение?'

  Тишина. Ответа не было. Видимо, демон в клинке не хотел разговаривать или, может быть, устал. Ну, ладно, дело его. Главное, что одна тайна немного приоткрылась и этого мне пока достаточно. Теперь бы до битвы дожить, к Бернарду, вокруг которого сотни превосходных вояк, пробиться, да вонзить ему в грудь клинок. А что дальше будет, посмотрим. Пока впереди очередное дело, налет на вражеский лагерь и прикрытие лютичей. Это главное...

  В тот день больше ничего экстраординарного не произошло. Я выпил взвар, а затем собрал сотников, перед которыми поставил боевую задачу. Затем оставил подле огня черных клобуков и Берладника, и доступно объяснил им, что сбежать, если у кого-то появится такое намерение, не получится. Они, конечно же, в один голос заверили меня, что ни о чем таком не думали, и наш договор будут выполнять до конца, а князь Иван Ростиславич даже возмутился и изобразил обиду. Однако мои слова они услышали, и я этим удовлетворился.

  День пролетел в суете, и к вечеру подготовка к предстоящему прорыву лютичей была окончена. Разведка определила подходы к Радогощу, а я прикинул удобные места, где на реке Пене можно относительно легко остановить вражескую погоню. Потом уже ночью прибыл воевода Огарыш, с которым пришло двести пятьдесят воинов, а ближе к полуночи подтянулось несколько небольших самостоятельных партизанских отрядов из местных жителей. Тогда же прошел военный совет, далее был отдых, а с утра, не торопясь, мы начали выдвижение к столице лютичей.

  Двигались не очень долго, ибо вражеские дозоры не дремали и постоянно вели наблюдение за подходами к осажденному городу. Поэтому пришлось остановиться в лесу, и вперед выдвинулся сводный отряд разведчиков из лучших местных партизан, моих лесовиков, дружинников Рагдая и нескольких воинов Огарыша. Остальные могли отдохнуть и в первых сумерках мы спустились на лед реки Пены. В голове колонны шли лыжники лютичей, за ними следовала конница, а в самом конце топала пехота. Часам к десяти ночи мы остановились в паре километров от города и, поднявшись на берег, можно было разглядеть многочисленные костры вражеского лагеря.

  Время тянулось медленно, а заполночь, как на заказ, с темных небес повалил снег. Воины сразу же заулыбались, наши шансы на успех заметно повысились. Ну, а затем появились разведчики, которые доложили о том, что дальние посты крестоносцев обезврежены, и с этого момента операция вошла в активную фазу. Часть воинов осталась на реке, строить баррикады из заранее прихваченных из леса стволов, а конница стронулась с места.

  Тихо позвякивала сбруя и поскрипывала кожа седел. Подбитые подковами копыта и подошвы сапог втаптывали в лед свежий снежок и когда мы оказались невдалеке от окраины вражеского лагеря, стоящий на девяти холмах город Радогощ загорелся. Сначала заполыхало одно здание, затем другое, а за ним третье. Холмы, один за другим, покрывались огненными пятнами, которые быстро расползались к стенам, и Рагдай отдал команду:

  - Вперед! Бей врагов!

  Конница пошла в атаку, а пехотинцы находились на флангах и оказывали ей стрелковую поддержку. Разделявшие нас и германцев сотни метров были преодолены одним рывком, и началась рубка. Вновь ржали разгоряченные кони и звенели клинки. Горели вражеские шатры и повозки. Падали, окрашивая белый снег кровью, люди. Ничего нового, работа по заранее продуманному плану, налет и соединение с защитниками города. В общем-то, и вспомнить нечего. Однако кое-чем эта ночь все же запомнилась, и некоторые события врезались в мою память.

  Когда санный обоз княжича Вукомира, с которым я встречался несколько лет назад в Волегоще, а затем пересекался на Руяне, прорвался через стоянку германцев и помогающих им славян, на выручку к воинам Альбрехта Медведя подоспели франки. Сильный отряд рыцарей влетел в бой с левого фланга, и я услышал окрик Рагдая: