Северная война (СИ) - Сахаров Василий Иванович - Страница 60

  Однако подкрепления прибыли раньше и все резко убыстрилось. Сначала из сырых и холодных лесных дебрей вынырнули дружины пфальцграфа, а затем, во главе толпы в пятнадцать тысяч голодных и обозленных на весь свет людей, появился знаменитый цистерианский аббат, который потребовал от германского государя немедленного штурма языческой твердыни. Глаза Бернарда, рядом с которым постоянно находились избранные паладины и тамплиеры, горели фанатичным огнем, и королю очень трудно было ему возражать. Но, собрав в кулак всю свою волю, он все же сделал это и смог убедить настоятеля Клерво, что необходимо хотя бы двое суток на подготовку.

  Как ни странно, но цистерианский аббат это принял и пообещал королю всемерное содействие. После чего он покинул шатер Конрада Гогенштауфена, стал посещать один отряд за другим, произносить перед крестоносцами зажигательные проповеди и его слова находили в душах людей отклик. Закоренелым грешникам проповедник обещал прощение и райские кущи, нищим золото, больным исцеление, обездоленным крестьянам богатую землю венедов и освобождение от налогов, а феодалам большие владения и послушных сервов. Казалось, что не было в лагере человека, который бы не слышал увещевания Бернарда, и боевой дух войска в течение всего нескольких часов взлетел на небывалую высоту. Ополченцы, наемники, рыцари, бродяги и даже обозные шлюхи - все они принялись за труд, мало спали и много работали. Нечто неестественное происходило с людьми, которые грезили богатствами венедов, и для штурма столицы бодричей все было готово не через седьмицу, а через два дня и три ночи.

  Наступило время решительного сражения. Вновь зазвучали речи проповедников. Были отпущены все грехи и всякий крестоносец, кто пожелал исповедоваться, получил такую возможность. Оружие было наточено. Мощные катапульты выдвинулись на позиции. Отряды выстроились в боевые порядки и король, получив благословение аббата Клерво, приказал начать обстрел вражеских стен.

  В сторону Зверина полетели первые булыжники и венеды ответили. После чего, пока в воздухе свистели камни, толпы плохо вооруженных и совсем необученных ополченцев понесли ко рвам славянского города вязанки хвороста и деревянные настилы. Массы людей сдвинулись с места, и движение этого муравейника напомнило королю неудачное для него сражение за Береговые Морины, а затем невольно он подумал, что венеды могут иметь скрытые в лесах резервы, которые в решающий момент ударят по его ослабленной армии. Однако вскоре Конрад Третий прогнал эту мысль прочь. Язычники не имели серьезных резервов, сейчас он был в этом уверен, поэтому король быстро успокоился, и продолжил руководить штурмом. А вот ставший паладином Господа рыцарь Седрик фон Зальх, напротив, не находил себе места и все время ждал команду Бернарда на выдвижение к стенам. Но такого приказа не было, аббат, словно забыл про воина, который за последние несколько недель очень сильно переменился и стал обладать поистине огромной силой. Проповедник смотрел на идущих в наступление людей: франков, германцев, англов, итальянцев и многих других, и еле слышно шептал молитвы.

  Тем временем толпы нищебродов, которые несли огромные потери от стрельбы венедов, завалили рвы и подходы к стенам столицы бодричей, и пришел черед добровольцев и феодальных дружинников, которых поддерживали английские лучники и итальянские арбалетчики. Стройные колонны воинов, между которыми катились высокие осадные башни, стали приближаться к Зверину. Стальные прямоугольники казались несокрушимыми и даже когда на них обрушились венедские копья, стрелы, камни и смола, крестоносцы не останавливались, а продолжали наступление. Они шли на смерть и грозные осадные башни все ближе подкатывались к стенам города. Язычники пытались их поджечь, но сырая кожа, которой были обтянуты лицевые стороны этих махин, горела плохо и даже 'греческий огонь', который падал на них и скатывался вниз, с трудом поджигал боевые машины. Поэтому в итоге из полутора десятков башен девять все же подошли к городу. С них на стены опустились переходные мостики и, под прикрытием многочисленных стрелков, фламандские наемники хлынули в Зверин, а вслед за ними последовали германские дружинники.

  Король Конрад увидел это, и понял, что успех надо развивать. По его губам пробежала довольная усмешка, и он отдал команду своим военачальникам:

  - Два отряда рыцарей на штурм и еще двум быть готовыми к выступлению! Подать сигнал Шталеку, чтобы следил за окрестностями и был настороже! Венеды, наверняка, попробуют пойти на прорыв!

  Две группы спешенных королевских рыцарей по пятьсот воинов в каждой, двинулись к стенам, с которых фламандцы уже выдавили язычников, а Бернард Клервоский посмотрел на тамплиеров и тех, кого он называл Паладинами Господа, и обратился к трем десяткам 'своих' рыцарей:

  - Воины, пришел ваш час! Идите в сей град, в коем сидят дьяволопоклонники, и атакуйте храм демона Перуна! Ступайте и перебейте всех врагов, которые встанут на вашем пути! Я верю в вас, ибо над вами распростерта длань Господа, и ангелы небесные парят в небесах и наблюдают за вашим подвигом! С Богом!

  Храмовники и паладины, словно не чувствуя веса тяжелых доспехов, оружия и щитов, а так же грязи под ногами, подобно гончим псам, обгоняя королевских воинов, бегом бросились в битву. Бег крестоносцев был легким, и они передвигались очень быстро. В их жилах бурлила кровь, а сердца бились в унисон с сердцем аббата Бернарда, который наблюдал за ними, и продолжал шептать молитвы.

  Когда паладины Господа и рыцари храма Соломона оказались под городом, южные ворота Зверина уже были распахнуты настежь. Вместе с лучниками, остатками религиозных фанатиков и дружинниками они вошли внутрь и сразу же оказались в гуще сражения. Венеды, пользуясь узостью улочек, понастроили на них баррикад и дрались за каждый дом. Между боярскими теремами в три и четыре этажа кое-где были перекинуты мостики и с крыш в европейцев били лучники и арбалетчики. В городе не было мирного населения, но, несмотря на это, язычники дрались с небывалым ожесточением и явно не собирались отступать. Бодричи князя Никлота буквально перемалывали войска католиков, которые шли на смерть и встречали оружие славян, которое вонзалось в них, с улыбкой радости на лице. Храбрость, упорство и воинское умение вступили в противоборство с фанатизмом и превосходящими силами европейцев, и в этой борьбе победа медленно, но верно склонялась на сторону крестоносцев.

  Битва сама вынесла тамплиеров и паладинов на передний край и они, не сговариваясь, выстроились клином и кинулись на захват первой баррикады. Прыжками воины взобрались наверх неказистого укрепления из бревен и какой-то мебели, и мечи воинов, которых отбирал лично Бернард из Клерво, окрасились кровью. Нельзя было размахнуться в полную силу и повернуться, ибо слишком много людей сошлось на узком пространстве городской улочки. Нельзя было отступить, поскольку на рыцарей давила масса в пару тысяч людей, да и не хотели они этого. Нельзя было защититься от падающих сверху стрел и закрыться от них щитом, но выкованные лучшими миланскими оружейниками доспехи и шлемы отбивали практически любую славянскую стрелу, и только мощные арбалетные болты иногда пробивали защиту, и вонзались в тела католиков.

  Смерть была вокруг, однако угроза гибели не остановила избранных Воинов Господа. Они набросились на бодричей, словно бешеные, и сила каждого такого воина была равна силам трех обычных рыцарей. С пеной у рта, выкрикивая 'Nobiscum Deus!', эти необузданные бойцы быстро истребили самых яростных и храбрых защитников баррикады, а остальных отбросили дальше по улочке. Затем была погоня, в которой немало славян было убито вблизи одного из боярских теремов и резня в каком-то темном переулке, где люди сплетались в неразрывные клубки и бились, чем могли. Сутолока была невообразимая, и дошло до того, что стиснутый со всех сторон Седрик фон Зальх, который потерял свой шлем, не смог поднять меч, чтобы поразить вражеского дружинника, и тогда рыцарь зубами вцепился в лицо славянина и вырвал из его щеки большой кусок мяса. От неожиданности и боли венед подался назад, а паладин, сплюнув под ноги чужую плоть, вонзил клинок в грудь городского защитника и смог пробиться вперед.