Эрагон.Наследие - Паолини Кристофер - Страница 98

«Муртаг — мой сводный брат», — хотелось сказать Эрагону, но он сдержался, не находя аргументов, чтобы воз­разить Оррину, все заявления которого казались ему впол­не осмысленными и весомыми. Мало того, они заставляли его испытывать стыд.

А Оррин между тем продолжал:

— Мы вступили в эту войну, понимая, что вы, варде­ны, найдете способ противостоять неестественной мощи Гальбаторикса. Так нам обещала Насуада, так она заверя­ла нас. И что мы имеем в итоге? Нам предстоит вот-вот столкнуться лицом к лицу с самым могущественным магом в истории Алагейзии, однако мы так и не нашли заветного способа, чтобы его уничтожить!

— А мывступили в эту войну, — очень тихим и спо­койным голосом сказал Эрагон, — потому что впервые со времен падения Всадников у нас возник шанс на победу, хоть и небольшой. И мы решительно настроены этим шан­сом воспользоваться и сбросить власть Гальбаторикса. Впрочем, тебе все это хорошо известно.

— Какой еще шанс? — усмехнулся король. — О чем ты говоришь? Мы же просто марионетки в руках Гальбато­рикса. Единственная причина того, что мы сумели так да­леко продвинуться, — это его высочайшее соизволение.Да-да, это он, Гальбаторикс, позволил нам дойти почти до само­го Урубаена. Он хочет,чтобы дошли до столицы и привели к нему тебя.Если бы он захотел остановить нас, он давно бы уже вылетел нам навстречу и всей своей мощью обрушился бы на нас еще на Пылающих Равнинах! И как только он сумеет до тебя дотянуться и обрести над тобой власть, он раз и навсегда разделается с нами.

Атмосфера в шатре стала такой напряженной, что это чувствовалось даже физически.

«Осторожней, — услышал Эрагон голос Сапфиры. — Он покинет армию варденов, если тебе не удастся его переубедить».

Арья, похоже, была обеспокоена тем же.

Эрагон, широко расставив руки, оперся ладонями о столешницу и некоторое время молчал, собираясь с мыс­лями. Лгать ему не хотелось, но в то же время необходимо было внушить Оррину твердую надежду, а как это сделать, Эрагон не знал: у него самого надежда таяла с каждым часом.

«Неужели то же самое бывало и с Насуадой, неужели и она страдала от неуверенности, в то же время постоян­но призывая нас быть верными цели и, не поддаваясь со­мнениям, идти вперед, даже если мы и недостаточно ясно видим тот путь, что лежит перед нами?»

— Наше положение не столь… безнадежно, как это хо­чешь изобразить ты, — сказал наконец Эрагон, глядя на Оррина. Тот лишь презрительно фыркнул и снова отхлеб­нул из своего бокала. — Даутхдаэрт представляет собой реальнуюугрозу для Гальбаторикса, — продолжал Эрагон, — и это наше безусловное преимущество. Он действительно боится этого копья и будет его бояться. А значит, мы тоже можем подчинить его себе — пусть хотя бы отчасти. Даже если мы с помощью этого копья не сможем убить само­го Гальбаторикса, то, вполне возможно, сумеем убить его дракона Шрюкна. Между ними не существует столь тесной связи, какая должна существовать между Всадником и его драконом, и все же, как мне кажется, гибель Шрюкна, воз­можно, ранит Гальбаторикса до глубины души.

— Он этого никогда не позволит нам сделать! — тут же возразил Оррин. — Теперь ему известно, что у нас есть Даутхдаэрт, и он предпримет соответствующие меры предосторожности.

— А может, и не предпримет. Я, например, совершенно не уверен, что Муртаг и Торн поняли, что это за копье.

— Они-то, может, и не поняли, зато Гальбаторикс сразу его узнает, стоит ему заглянуть в их память.

«А еще он узнает об Элдунари Глаэдра, если они ему сами уже об этом не сообщили», — сказала Эрагону Сапфира.

Настроение у Эрагона еще больше упало. Он об этом и не подумал, однако Сапфира была права, и он уныло при­знался ей:

«Значит, надежды застать его врасплох у нас совсем не осталось. Он уже знает все наши тайны».

«Жизнь полна тайн, — отвечала Сапфира. — И даже Гальбаторикс не в состоянии точно предсказать, что имен­но мы вздумаем предпринять, воюя против него. В этом, по крайней мере, мы могли бы постараться его убедить».

— А скажи мне, Губитель Шейдов, которое из смерто­носных копий ты нашел? — спросил Гримрр Полулапа на­рочито скучным тоном.

— Дю Нирнен… Копье Орхидеи.

Кот-оборотень моргнул, и Эрагону показалось, что он удивлен, хотя выражение его лица — в данном случае оно было почти человеческим — осталось по-прежнему равно­душно-непроницаемым. — Копье Орхидеи? Это правда? Как странно, что вам удалось найти именно его, тем более в нынешние времена такое оружие…

— А что в нем такого особенного? — спросил Джормундур.

Гримрр облизнулся, демонстрируя совсем не человече­ские клыки.

— Нирнен — с-с-славное копье-с-с-с… — И в его голосе по­слышалось явственное кошачье шипение.

Но выжать из Гримрра еще хоть какие-то сведения об этом «с-с-славном копье» Эрагон не успел: в их разговор вмешался Гарцвог. Голос кулла гремел и скрежетал, как груда булыжников:

— Что это еще за смертоносное копье? О чем вы говори­те, Огненный Меч? Не это ли копье ранило Сапфиру близ Белатоны? Мы слышали о нем разные сказки, только все это полная чепуха.

Эрагон с некоторым опозданием вспомнил, что Насуа­да никому — ни ургалам, ни котам-оборотням — не говори­ла, что на самом деле представляет из себя Нирнен.

«Ну, что ж, — подумал он, — теперь уже поздно молчать».

Он объяснил Гарцвогу, что такое Даутхдаэрт, а затем настоял на том, чтобы все присутствующие в шатре на древнем языке поклялись ни с кем и никогда не обсуж­дать это копье без особого на то разрешения. Кое-кто, ра­зумеется, стал ворчать, но в итоге все подчинились, даже Гримрр. Прятать копье от Гальбаторикса, возможно, было и бессмысленно, и все же Эрагон полагал, что совершенно ни к чему решительно всем знать о магических свойствах Даутхдаэрта.

Когда последний из присутствующих принес требуе­мую клятву, Эрагон снова взял слово.

— Итак, первое: у нас есть Даутхдаэрт, и это гораздо больше, чем мы имели прежде. Второе: я вовсе не собира­юсь и никогда не собирался одновременно сражаться и с Муртагом, и с Гальбаториксом. Когда мы прибудем в Урубаен, мы постараемся выманить Муртага из города, а затем, окружив его силами всей нашей армии, включая и эльфов, если будет необходимо, либо убьем, либо возьмем в плен. — Эрагон оглядел лица собравшихся, пытаясь понять, произвела ли на них впечатление сила его собственной убежденности. — Третье — и в это вы должны верить всем сердцем — Гальбаторикс не является неуязвимым, сколь бы он ни был могуществен. Он может использовать тысячи самых разных магических средств защиты, но, несмотря на все его знания и хитрость, все-таки, несомненно, суще­ствуют и такие заклинания, которых он не знает, которые способны его погубить. Если, конечно, у нас самих хватит ума вспомнить или придумать эти заклинания. Возможно, именно мне суждено отыскать те магические слова или средства, которые послужат его уничтожению, а может быть, его губителем окажется кто-то из эльфов или же член Дю Вранг Гата. Гальбаторикс только кажетсянепри­косновенным и неуязвимым — я это твердо знаю. У каж­дого даже самого могущественного мага всегда найдется какая-то слабость, какая-то трещинка в доспехах, в кото­рую можно просунуть острие клинка и заколоть его.

— Если уж Всадники не сумели обнаружить слабую сто­рону Гальбаторикса, то вряд ли нам это удастся, — сказал король Оррин.

Эрагон только руками развел:

— Может, и не удастся. В жизни, разумеется, нет ниче­го определенного, а уж в войне — тем более. Но если объ­единенные усилия заклинателей пяти наших рас не при­ведут к тому, что мы Гальбаторикса все-таки прикончим, тогда нам лучше сразу смириться с его властью и позво­лить ему править нами столько, сколько ему самому будет угодно. Неужели вы готовы смириться с тем, что ничто и никогда не поможет нам изменить существующее поло­жение вещей?

Некоторое время в шатре царила глубокая тишина. На­рушил ее Роран. Шагнув вперед, он сказал:

— Я бы хотел, чтобы вы кое-что поняли.