Эрагон.Наследие - Паолини Кристофер - Страница 150

«О да! — печально вздохнул Глаэдр. — Именно поэто­му Тхувиель и согласился пожертвовать собой. Он хотел скрыть эту хитрость от Гальбаторикса».

«Но разве при этом Тхувиель не убил многих своих со­родичей?» — спросил Эрагон.

«Убил, — печально подтвердил Умаротх, — и это была одна из величайших трагедий. Однако же мы заранее до­говорились, что он не станет ничего предпринимать, пока наше поражение не станет неизбежным. Принеся себя в жертву, он разрушил то здание, которое служило храни­лищем драконьих яиц, и отравил весь остров, чтобы Галь­баторикс уж наверняка не вздумал здесь поселиться».

«А он знал, ради чего убивает себя?»

«В тот момент — нет, не совсем. Он знал лишь, что это необходимо. Один из Проклятых за месяц до этого убил его дракона, и хотя сам Тхувиель удержался от шага в пустоту, поскольку у над тогда на счету был каждый воин, жить он все равно больше не хотел. Он тогда даже обрадовался, по­лучив подобное задание; оно давало ему долгожданное ос­вобождение от жизни, ставшей для него постылой, а также возможность послужить нашему общему делу. Принеся себя в жертву, он сохранил будущее нашей расы, будущее Всад­ников. Тхувиель был настоящим героем, он был смел и от­важен, и ето имя еще будут воспевать по всей Алагейзии».

«А после того сражения вы ждали», — сказала Сапфира.

«Да, после сражения мы ждали, — подтвердил Ума­ротх. — Долго ждали. — Мысль о том, что они провели в этой комнате более ста лет, глубоко под землей, была так ужасна, что Эрагон похолодел. А Умаротх продолжал: — Но мы отнюдь не бездействовали. Когда мы очнулись от транса, то сразу же начали мысленный поиск, сперва очень медленно и осторожно, но потом уверенность наша окрепла, ибо мы поняли, что Гальбаторикс и Проклятые остров покинули. Соединенные вместе, наши возмож­ности чрезвычайно велики, так что мы сумели узнать большую часть того, что происходило за эти годы там, наверху. Чаще всего мы не можем читать по магическому кристаллу, зато мы способны видеть те спутанные потоки энергии, что струятся над Алагейзией, и слышать мысли тех, кто не пытается защитить свой разум. Так мы и соби­рали нужные нам сведения.

Но проходили десятилетия, и мы уже начали отчаи­ваться — казалось невозможным, что Гальбаторикса мож­но уничтожить. Мы были готовы ждать еще столетия, если понадобится, но чувствовали, как с каждым годом рас­тет могущество этого Губителя Яиц, и боялись, что наше ожидание продлится не сотни, а тысячи лет. А это было совершенно неприемлемо как с точки зрения сохранения нашего душевного здоровья, так и с точки зрения здоровья малышей, находящихся в яйцах. Они окутаны чарами, ко­торые замедляют развитие их тел, и могут оставаться в та­ком положении еще многие годы, но все же им не стоит оставаться внутри яиц слишком долго, ибо тогда их разум может оказаться поврежденным, и они станут совершать странные, а то и совершенно дикие поступки.

И мы, посовещавшись, пришпоренные озабоченно­стью нашим общим будущим, решили потихоньку начать вмешиваться в те события, что происходили в Алагейзии. Сперва совсем понемногу — там подтолкнуть, тут подска­зать нужное решение или внушить ощущение опасности тем, на кого устроена засада. Нам не всегда это удавалось, но все же мы оказались в состоянии помочь тем, кто сра­жался с Гальбаториксом. А со временем мы и вовсе при­способились и обрели определенную уверенность в себе. В некоторых случаях наше присутствие замечали, но ни­кто ни разу так и не смог определить, кто или что вмеша­лось в те или иные действия. Три раза мы сумели подстро­ить гибель одного из Проклятых. Кстати сказать, Бром, когда его не обуревали собственные страсти, оказался весьма полезным орудием в наших руках».

«Вы помогали Брому!» — воскликнул Эрагон.

«Помогали. И многим другим тоже. Когда человек, из­вестный под именем Хефринг, украл у Гальбаторикса из со­кровищницы яйцо Сапфиры — это случилось лет двадцать назад, — мы помогли ему бежать, но зашли слишком дале­ко, ибо он нас заметил, стал бояться и в итоге скрылся, не пожелав более иметь дело с варденами. Вскоре после того, как Брому удалось спасти твое яйцо, Сапфира, вардены и эльфы стали приводить к нему свою молодежь, надеясь, что ради кого-то из этих юных ты захочешь проклюнуться. И тогда мы решили, что нам нужно к этому соответствую­щим образом подготовиться. Мы связались с котами-оборотнями, которые издавна были в дружбе с драконами, по­говорили с ними, и коты согласились помочь нам. Именно им первым мы сообщили о скале Кутхиана и о сверкающей стали под корнями дерева Меноа, а потом убрали из их па­мяти все, что касалось нашего с ними разговора об этом».

«И все это вы проделали, находясь здесь, в хранили­ще?!» — изумился Эрагон.

«Конечно. И не только это. Тебе никогда не приходи­ло в голову, почему яйцо Сапфиры оказалось прямо у тебя перед носом, когда ты бродил но склонам гор?»

«Так это было ваших рук дело!» — воскликнула Сапфи­ра, удивленная не меньше Эрагона.

«Я всегда считал, что похож на Брома, ведь это он был моим отцом, и Арья случайно приняла меня за него», — ска­зал Эрагон.

«Нет, — сказал Умаротх. — Эльфийские чары так про­сто не развеять. Мы просто немного изменили их на­правление, чтобы вы с Сапфирой могли встретиться. Мы надеялись — хоть, честно говоря, и не слишком, — что ты сможешь оказаться для нее подходящим Всадником. И ока­зались правы».

«Но почему же вы все-таки раньше нас сюда не вызва­ли?» — спросил Эрагон.

«Потому что тебе нужно было кое-чему сперва научить­ся. И потому что мы не хотели рисковать тем, что Гальба­торикс раньше времени может узнать о нас, когда ни вы с Сапфирой, ни вардены еще не будут готовы ему противо­стоять. Если бы мы связались с вами сразу после сражения на Пылающих Равнинах, толку от этого, скорее всего, не было бы никакого, ведь тогда вардены находились еще очень далеко от Урубаена».

Некоторое время все молчали. Потом Эрагон медлен­но промолвил:

«А что еще вы для нас сделали?»

«Не так уж много. В основном мы вас предупрежда­ли. Те видения, что были у Арьи в Гилиде, когда она была в плену и так нуждалась в твоей помощи, и исцеление тво­ей спины во время Агёти Блёдхрен…»

Умаротха прервал Глаэдр, и Эрагон почувствовал, как разгневан золотистый дракон:

«Вы послали их в Гилид, необученных, без магической защиты, зная, что им придется сразиться с шейдом?»

«Мы думали, что с ними будет Бром, но Бром погиб в пути. А Эрагона с Сапфирой нам было уже не остановить. К тому же им все равно необходимо было попасть в Гилид, чтобы встретиться с варденами».

«Погодите, — сказал Эрагон. — Так это вы были ответ­ственны зато, что я… так сильно изменился внешне во вре­мя Агёти Блёдхрен?»

«Отчасти. Мы установили связь с тем призрачным представителем нашей расы, которого эльфы призывают во время этого праздника. Мы вдохновилиэльфов, а уж по­том кто-то из них обеспечил силу заклятия».

Эрагон опустил глаза и стиснул кулаки; нет, гнева он не чувствовал, но был настолько полон самыми разнообраз­ными чувствами, что не мог стоять спокойно. Сапфира, Арья, его меч, сама форма его тела — всем этим он был обя­зан Элдунари этих драконов из подземного хранилища. «Элрун оно, спасибо вам», — с чувством сказал он.

«Пожалуйста, Губитель Шейдов».

«Значит, вы и Рорану помогали?»

«Твоему двоюродному брату наша помощь не требо­валась. — Умаротх помолчал. — А вот за вами обоими мы следили много лет, Эрагон и Сапфира, и видели, как из птенцов вы превратились в могучих воинов. Мы гордимся вашими успехами! Ты, Эрагон, оказался именно таким, ка­ким мы и надеялись видеть нового Всадника. Аты, Сапфи­ра, доказала, что стоишь того, чтобы считаться одной из величайших представительниц нашей расы».

Радость и гордость переполняли Эрагона и Сапфиру; он преклонил перед Элдунари колено, а она, подогнув обе передние лапы, низко склонила голову в знак глубокой бла­годарности. Эрагон же — хотя ему, точно мальчишке, хоте­лось прыгать и кричать от восторга — просто сказал: