Эрагон.Наследие - Паолини Кристофер - Страница 14

Заметив мужа, Катрина перестала стирать и бегом бро­силась ему навстречу, вытирая розовые от воды руки пе­редником. Роран раскрыл ей объятия, и она повисла у него на шее, прижимаясь к нему всем телом. Раненый бок тут же вспыхнул острой болью, и он, не выдержав, коротко застонал.

Катрина, разумеется, тут же разжала объятия и отпря­нула от него.

— Ой, я сделала тебе больно? — нахмурившись, спроси­ла она с тревогой.

— Нет… нет… Просто царапина.

Она не стала больше его расспрашивать, просто поце­ловала, теперь уже очень осторожно, и лишь смотрела на него полными слез глазами. Обнимая ее за талию, Роран наклонился и нежно поцеловал ее; у него не хватало слов, чтобы выразить, как он ей благодарен, как счастлив про­сто потому, что она с ним рядом.

Катрина переложила его левую руку себе на плечи, чтобы служить ему опорой, и повела к палатке. Там Роран со вздохом облегчения опустился на пень, служивший им табуретом и заботливо придвинутый Катриной поближе к костерку, на котором она грела воду для стирки, а теперь разогревала горшок с рагу, над которым уже поднимался аппетитно пахнувший парок.

Наполнив миску, Катрина подала ее мужу, затем при­несла из палатки кружку эля и тарелку, на которой лежали полкаравая хлеба и кусок сыра.

— Тебе еще что-нибудь нужно? — спросила она каким-то странно хриплым голосом.

Роран не ответил — просто приложил ладонь к ее щеке и дважды провел по ней большим пальцем. Катрина робко улыбнулась, ласково погладила его по руке и вновь с удво­енной энергией принялась за стирку.

Роран долго смотрел на стоявшую перед ним миску с горячим рагу, но не мог проглотить ни кусочка — напря­жение все никак не отпускало его. Впрочем, съев немного хлеба, он почувствовал, что аппетит к нему возвращается, и с воодушевлением принялся за вкусный ужин.

Покончив с едой, он поставил миску на землю и стал греть руки над огнем, наслаждаясь последними глотка­ми пива.

— Мы слышали грохот, когда упали ворота, — сказала Катрина, досуха отжимая бинты. — Не больно-то долго они продержались.

— Это правда… Всегда неплохо иметь на своей стороне дракона.

Катрина принялась развешивать бинты, а Роран с тре­вогой смотрел на ее живот. Каждый раз, думая об этом ребенке, созданном ими в любви, он испытывал невероят­ную гордость, смешанную, однако, со страхом, ибо отнюдь не был уверен, что сумеет обеспечить безопасное убежи­ще для своего малыша и его матери. Горькой была также и мысль о том, что если война не закончится к тому време­ни, как Катрина родит, то она уедет отсюда в Сурду — она не раз ему об этом говорила, — чтобы растить ребенка в от­носительной безопасности.

«Я не могу потерять ее снова! Ни за что!»

Катрина сунула в таз с водой новую порцию бинтов.

— А сражение в городе как прошло? — спросила она, подливая горячую воду.

— Пришлось за каждый фут земли сражаться. Даже Эрагону нелегко пришлось.

— Раненые все говорили о баллисте, установленной на колесной повозке.

— Да. — Роран промочил горло элем, затем быстро рас­сказал жене, как они пробивались по улицам Белатоны и какие помехи встречали на своем пути. — Сегодня мы очень много людей потеряли, но могло быть и хуже. Го­раздо хуже. Джормундур и капитан Мартланд хорошо все рассчитали.

— И все-таки их план не сработал бы, если бы не вы с Эрагоном! Вы оба оказались такими храбрецами!

Роран хрипло рассмеялся:

— Ха! А знаешь почему? Я тебе скажу. Даже одному из десяти наших воинов никогда по-настоящему не хочется идти в атаку. Эрагон-то этого не видит: он всегда на са­мом переднем крае, ведет всех за собой. Но я-то все вижу! Большинство старается держаться подальше от передних рядов, они и в сражение не вступают, пока противник их в угол не загонит. Или возьмут и начнут руками размахи­вать да шуметь, а на самом деле и не думают сражаться!

Катрина была потрясена.

— Не может быть! Они что, трусы?

— Не знаю я… Знаешь, по-моему, они просто не могут заставить себя посмотреть в лицо тому, кого им придется убить, а вот убить солдата, который повернулся к ним спи­ной, для них сущий пустяк. Вот они и ждут, пока другие сделают то, чего сами они не могут. Ждут, когда другие, та­кие, например, как я, действовать начнут.

— А как ты думаешь, у Гальбаторикса люди тоже не­охотно в бой идут?

Роран пожал плечами:

— Возможно. С другой стороны, у них и выбора-то нет. Разве могут они не подчиниться Гальбаториксу? Если он прикажет им сражаться, так они и будут сражаться.

— Насуада могла бы тоже приказать варденам! Взяла бы да заставила своих магов чары навести, чтобы никто из варденов не смел своим долгом пренебрегать!

— Тогда какая же разница будет между нею и Гальбаториксом? Нет уж, никто из варденов на это не согласится.

Катрина перестала стирать, подошла к мужу, поцелова­ла его в лоб и прошептала:

— Я так рада, что ты такой! Что ты… способен делать то, что делаешь!

И, вернувшись к своему корыту, она принялась отсти­рывать очередную порцию грязных, пропитавшихся кро­вью бинтов. Через некоторое время она сказала:

— А знаешь, я что-то нехорошее почувствовала — че­рез кольцо… и подумала: с тобой, наверно, какая-то беда случилась.

— Я же был в самой гуще схватки — ничего удивительно­го. Ты каждую минуту могла нечто подобное почувствовать.

Катрина помолчала, не вынимая рук из воды и глядя на Рорана.

Но раньше я почему-то ничего подобного не чувствовала…

Роран промолчал и допил пиво; ему хотелось оттянуть неизбежное объяснение, хотелось пощадить жену, не рас­сказывать ей о своих злоключениях в крепости, но было совершенно очевидно, что она не успокоится, пока не узна­ет правду. А попытки убедить ее, что все в порядке, лишь приведут к тому, что она станет воображать себе куда бо­лее страшные вещи, а не то, что было на самом деле. Да и бессмысленно скрывать что-либо от нее — все равно ведь подробности любого сражения вскоре становятся извест­ны всему лагерю.

И Роран рассказал ей все. Правда, без особых под­робностей и постаравшись описать обрушение стены, просто как некое незначительное препятствие, а не со­бытие, чуть не закончившееся его смертью. И все же оказалось довольно сложно описывать это словами; Роран то и дело останавливался, сбивался, а когда на­конец закончил, то еще долго молчал, взбудораженный воспоминаниями.

— По крайней мере, ты не ранен, — вздохнула Катрина.

Он поковырял трещинку на горлышке пивной кружки.

— Нет, не ранен.

Она вдруг перестала стирать и посмотрела на него в упор:

— Значит, ты раньше сталкивался с куда большей опасностью?

— Да… наверное.

И она мягко, точно ребенка, упрекнула его:

— Так что же ты теперь-то не договариваешь? Ты же знаешь: нет ничего настолько ужасного, о чем ты не мог бы рассказать мне.

Роран снова поковырял трещинку на горлышке кружки и так нажал ногтем, что расшатавшийся кусочек вылетел. Он несколько раз провел пальцем по острой зазубрине и признался:

— Знаешь, я думал, что мне конец, когда эта стена на нас рухнула.

— Любой на твоем месте так подумал бы.

— Да. но дело в том. что в тот момент я ничуть и не вoзpa­ жал умереть.— Он грустно посмотрел на нее. — Неужели ты не понимаешь? Я ведь сдался,Катрина! Когда я понял, что мне не спастись, я принял эту мысль, точно кроткий ягне­нок. которого ведут на заклание, и я… — Не в силах про­должать, он уронил кружку и закрыл руками лицо. В горле у него стоял тугой колючий ком, не давая нормально ды­шать. А потом плеча его легко коснулись пальцы Катри­ны. — Я сдался, сдался! — в ярости прорычал он. полный отвращения к самому себе. — Я просто перестал бороться… Бороться за тебя… за нашего ребенка…

— Он умолк, словно захлебнувшись словами.

— Ш-ш-ш, тише, — прошептала она.

— Я никогда раньше не сдавался. Ни разу… Даже когда тебя похитили раззаки.

— Я знаю, что ты никогда не сдавался и не сдашься.

— Но этой войне должен быть положен конец! Невоз­можно. чтобы и дальше так продолжалось… Я не могу… Я… — Он поднял голову и в ужасе увидел, что Катрина вот-вот разрыдается. Он встал, обнял ее и крепко прижал к себе. — Прости меня, — прошептал он. — Прости. Прости. Прости… Этого больше не случится. Никогда. Обещаю.