Эрагон.Наследие - Паолини Кристофер - Страница 139

Закинув голову, Эрагон посмотрел на ее вершину, по­казавшуюся ему вдруг невероятно далекой. Ничего особен­ного в этой скале они с Сапфирой пока что не заметили.

«Давай назовем свои имена, и дело с концом», — пред­ложила дракониха.

Эрагон решил все же посоветоваться с Глаэдром, и тот поддержал Сапфиру:

«Она права. Нет причин с этим тянуть. Назови свое имя, и пусть Сапфира сделает то же самое. А потом и я».

Эрагон нервно хрустнул пальцами, потом отстегнул и снял со спины щит, вытащил Брисингр, положил его пе­ред собой и, присев на корточки, громко и внятно сказал:

— Мое имя — Эрагон Губитель Шейдов, сын Брома.

И услышал, как Сапфира и Глаэдр мысленно произно­сят свои имена:

«Мое имя — Сапфира Бьяртскулар, дочь Вервады».

«Мое имя — Глаэдр Элдунари, сын Нитхринг Длиннохвостой».

А потом они стали ждать.

Где-то вдали каркали вороны, словно смеялись над ними. Эрагону все сильнее становилось не по себе, но он гнал дурные предчувствия. В общем-то, трудно было ожи­дать, что этот Свод Душ так уж сразу для них откроется.

«Попытайся снова, но на этот раз скажи все на древнем языке», — посоветовал Глаэдр.

И Эрагон повторил:

— Нам йет ер Эрагон Сундавар-Верганди, сонр абр Бром».

Точно так же и Сапфира повторила свое имя и имя сво­ей матери на древнем языке, а затем это сделал и Глаэдр.

И ничего не произошло.

Тревога Эрагона все усиливалась. Если все их усилия оказались напрасными… Нет! Просто невыносимо было думать, что они зря пустились в такое далекое путеше­ствие! Пока еще рано было делать выводы.

«Может быть, нам всем нужно произносить свои имена вслух?» — предположил он.

«Это как же? — изумилась Сапфира. — Мне что, рычать, глядя на эту скалу? А Глаэдру как быть?»

«Я мог бы произнести ваши имена вместо вас», — сказал Эрагон.

«По-моему, тут требуется нечто иное, хотя, конечно, можно попробовать», — сказал Глаэдр.

«На древнем языке?»

«Я думаю, да. Но ты произнеси их и на своем, и на древ­нем — чтобы уж наверняка».

Дважды после этого Эрагон произнес вслух их име­на, но скала оставалась столь же неколебимой и равно­душной. Отчаявшись, Эрагон воскликнул:

«Может быть, мы просто стоим не там, где нужно? Может, вход в этот Свод Душ находится по ту сторону скалы? Или на ее вершине?»

«Если бы это было так, это наверняка было бы упомяну­то в тех указаниях, что содержатся в "Домиа абр Вирда"», — возразил Глаэдр.

«А разве бывают у загадок легкие отгадки?» — сказал Эрагон.

«Может быть, тебе было нужно произнести только твое имя? — предположила Сапфира. — Разве Солембум не сказал, «когда тебе покажется, что все потеряно и сил тво­их недостаточно, ступай к скале Кутхиана и назови свое имя, чтобы открыть Свод Душ»? Твоеимя, Эрагон! Не мое и не Глаэдра»!

Эрагон нахмурился:

«Может, и так. Но если требуется только мое имя, то мне, наверное, нужно произносить его в полном одиночестве?»

Сапфира тут же с рычанием подпрыгнула и взлете­ла, растрепав Эрагону волосы и сильно примяв кусты на поляне.

«Давай скорее! Пробуй!» — крикнула она и примерно на четверть мили отлетела от скалы на восток.

И Эрагон, окинув взглядом неровную зубчатую поверх­ность скалы, поднял с земли щит и меч и громко произнес свое имя — и на своем родном языке, и на языке эльфов. Но в твердой скальной породе по-прежнему не появилось ни трещинки, не говоря уж о двери или проходе. На поверх­ности скалы не выступило никаких символов. Перед ними высилась самая обыкновенная скала с остроконечной вер­шиной, и ее гранитная основа, сверху покрытая ковром лишайников, явно не таила в себе никаких тайн.

«Сапфира!» — мысленно окликнул дракониху Эрагон и, сердито выругавшись, принялся ходить взад-вперед по по­ляне, отшвыривая ногой камешки и ветки.

Сапфира приземлилась у подножия скалы, когтями оставляя в мягкой земле глубокие борозды и подняв вокруг себя целый вихрь из сорванной травы и листьев.

Когда она окончательно остановилась после столь резкого торможения, упершись всеми четырьмя лапами и сложив крылья, Эрагон подошел к ней, и Глаэдр спросил у него:

«Ну что? Похоже, по-прежнему никаких результатов?»

«Нет!» — сердито буркнул Эрагон, сверкнув глазами в сторону остроконечной скалы.

Старый дракон тяжко вздохнул:

«Этого я и боялся. Есть только одно объяснение…»

«Ты думаешь, Солембум все наврал? Неужели он послал нас не-знаю-куда искать не-знаю-что, желая, чтобы Гальба­торикс смог в наше отсутствие уничтожить варденов?»

«Нет. Конечно же, я так не думаю! Просто мне кажется, что для того, чтобы открыть эту… этот…»

«Свод Душ», — подсказала Сапфира.

«Да, Свод Душ, о котором тебе говорил Солембум… Ко­роче, для этого мы должны назвать свои истинные имена».

Слова старого дракона упали на душу Эрагону, точ­но тяжелые камни. Мысль о подобной необходимости страшно его смущала. Ему не хотелось даже думать об этом и казалось, что это неким образом может лишь ухуд­шить создавшуюся ситуацию.

«А если это ловушка?» — спросила Сапфира.

«В таком случае это поистине дьявольская ловушка, — сказал Глаэдр. — Вот что вы должны решить прежде все­го: доверяете ли вы Солембуму? Нам придется рискнуть не только своей жизнью, но и свободой. Если вы ему до­веряете, то сможете ли быть достаточно честны по отно­шению к самим себе и друг к другу, чтобы открыть ваши истинные имена? Сделать это нужно без особых промед­лений. Захотите ли вы и дальше жить с этими знаниями, ведь они могут иметь весьма неприятные последствия? Если же вы Солембуму не доверяете, то мы должны неза­медлительно покинуть этот остров. Я сильно переменил­ся с тех пор, как погиб Оромис, но я все еще помню, кто я такой. А ты это знаешь, Сапфира? И ты, Эрагон? Вы дей­ствительно можете сказать мне, что делает вас драконом и Всадником?»

Растерянность охватила Эрагона, и он снова посмо­трел на скалу Кутхиана, думая: «Кто же я?»

52. И весь мир — сон

Насуада засмеялась, когда звездное небо завертелось во­круг нее, и кувырком полетела куда-то в бездонную пропасть, навстречу сверкающему белому огню.

Ветер трепал ей волосы, срывал с нее одежду, рваные края широких рукавов щелкали, как бичи. Огромные ле­тучие мыши, черные и отчего-то промокшие, хлопая кры­льями, на лету вгрызались в ее раны, и Насуаде казалось, что ее тело насквозь прокалывают острые льдинки. Но она по-прежнему смеялась.

Пропасть стала шире, и она словно растворилась в том ярком белом свете, на мгновение совершенно ослепнув. Ког­да зрение ее вновь прояснилось, она обнаружила, что стоит в зале Ясновидящей и смотрит на себя, распростертую на каменной плите цвета золы. А рядом с ее безжизненным те­лом стоит Гальбаторикс, высокий, широкоплечий, с черной тенью вместо лица и с алой огненной короной на голове.

Он подернулся к ней, стоящей, и протянул руку в перчатке.

— Иди сюда, Насуада, дочь Аджихада. Смири свою гор­дыню, принеси мне клятву верности, и я дам тебе все, чего бы ты ни пожелала.

Она только усмехнулась и бросилась на него, вытянув вперед руки. Но вцепиться ему в горло она не успела: он ис­чез, превратившись в облачко черного тумана.

— Более всего на свете я хочу прикончить тебя! — крик­нула она куда-то в потолок.

И ей ответил громкий голос Гальбаторикса, звучав­ший, казалось, со всех сторон одновременно:

— В таком случае ты останешься здесь, пока не осозна­ешь, что горько заблуждалась.

…Насуада открыла глаза. Она по-прежнему лежала на каменной плите со связанными руками и ногами; и страш­ные раны, нанесенные ей теми жуткими личинками, по-прежнему причиняли ей невыносимые страдания.

Она нахмурилась. Она что, была без сознания? Или в забытьи? Или все-таки действительно разговаривала с Гальбаториксом? Было так трудно отличить сон от яви…

Насуада вдруг заметила, что в углу зала толстый упру­гий кончик стебля плюща пробился сквозь разрисованные плиты облицовки, и они от этого даже потрескались. За­тем рядом с этим первым побегом появились и другие; по­беги, извиваясь, как змеи, вползали в зал откуда-то снару­жи и растекались по иолу, покрывая его зеленым ковром.