Эрагон.Наследие - Паолини Кристофер - Страница 132

Насуада колебалась. Она понимала, что это поворот­ный момент в ее судьбе. Либо она согласится ему дове­риться, либо откажется, и тогда, возможно, потеряет свой последний шанс на спасение и будет вынуждена стать ра­быней Гальбаторикса. Однако она всегда опасалась чьих бы то ни было проникновений в ее душу и никому этого не позволяла. А что, если Муртаг попытается убаюкать ее со­знание и убедит ее снять оборону? Или, может, он просто надеется выудить нужные ему сведения, шаря в ее мыслях?

Но потом она подумала: «А зачем Гальбаториксу при­бегать к подобным хитростям? Он все это с легкостью мо­жет проделать и сам. Муртаг прав. А я вряд ли смогу долго сопротивляться Гальбаториксу… Если я приму предложе­ние Муртага, это, возможно, станет моим приговором, но если я откажусь, тогда мой смертный приговор неизбежен. Гальбаторикс» любом случае сломит меня. Это всего лишь вопрос времени…»

— Поступай, как считаешь нужным, — сказала она Мур­тагу. Тот кивнул и прикрыл глаза веками.

А Насуада принялась вспоминать про себя кусок одной поэмы, который всегда повторяла, желая скрыть свои ис­тинные мысли или защитить свое сознание от чьего-то вторжения. Она сосредоточенно повторяла эти строки, готовясь в случае чего оказать Муртагу решительный от­пор, и очень старалась не думать ни об одной из тех тайн, хранить которые было ее священным долгом.

Жил в Эльхариме человек желтоглазый.

Меня он учил: — Слухи — это проказа;

Слухи — демоны тьмы,

Они губят умы.

Ты не слушай тех демонов, детка,

Вот и будешь ты ночью спать крепко.

Когда Муртаг коснулся ее сознания, Насуада вздрогну­ла, замерла и снова, еще быстрее, начала повторять знако­мый стишок. К ее удивлению, мысли Муртага показались ей странно знакомыми. Его сознание удивительно напоминало ей сознание… Нет, нет, она не должна вспоминать об этом человеке! И все же сходство было поразительным, как, впро­чем, и отличия. И самое яркое из этих отличий — гнев, кото­рый, казалось, лежал в основе характера Муртага, как некое холодное черное сердце, зажатое в кулак, неподвижное, но порождающее такое количество ненависти и гнева, что эти чувства, растекаясь по венам, змеями опутывали его душу и разум. И все же его тревога, его искренняя забота о Насу­аде сияли ярче этого гнева. И это ее окончательно убедило. Невероятно трудно, почти невозможно притворяться, лице­мерить, показывая кому-то свое внутреннее «я». И Насуаде не верилось, что Муртаг способен так ее обманывать.

Как и обещал, он не предпринял ни единой попытки проникнуть в ее мысли или в ее воспоминания и уже через несколько секунд прервал их мысленную связь, вновь оста­вив ее наедине с собственными мыслями.

Открыв глаза, он посмотрел на нее и сказал:

— Ну вот. Теперь-то ты, наверное, сможешь меня уз­нать, если я вновь проникну в твои мысли?

Она молча кивнула.

— Это хорошо. Гальбаторикс способен на многое, но даже он не умеет имитировать чужое сознание. Я по­пытаюсь предупредить тебя до того, как он предпримет попытку изменить твое восприятие действительности, и мысленно свяжусь с тобой, как только он эти попытки прекратит. Таким образом, ему не удастся окончательно тебя запутать, и ты, надеюсь, все же сумеешь отличить ре­альное от вымышленного.

— Спасибо тебе! — Насуада попыталась вложить в эту короткую фразу всю силу своей благодарности.

— К счастью, немного времени в запасе у нас пока есть, — сказал Муртаг. — Вардены отсюда всего в трех днях пути, а с севера к Урубаену быстро приближаются эльфы. Гальбато­рикс сейчас наблюдает за подготовкой к обороне столицы, а потом будет обсуждать различные стратегические планы с лордом Барстом, командующим столичного войска.

Насуада нахмурилась. Она много слышала о лорде Бар­сте. Он пользовался поистине устрашающей репутацией среди придворных Гальбаторикса, хотя все считали, что ум у него весьма острый. Однако он был на редкость крово­жаден и жесток. Тех, кто имел глупость ему противиться, он без малейших сожалений попросту стирал в порошок.

— А почему во главе его войска стоишь не ты? — спро­сила она.

— На мой счет у Гальбаторикса иные планы. Вот только со мной он ими пока что не делился.

— Долго он будет занят на подготовительных работах?

— Весь сегодняшний день и весь завтрашний.

— И ты думаешь, что успеешь спасти меня до его возвращения?

— Не знаю. Возможно, и не успею. — Они помолчали. За­тем Муртаг сказал: — Знаешь, я бы хотел задать тебе один вопрос: зачем ты убила этих людей? Ведь ты же понимала, что выбраться из цитадели не сможешь. Неужели только для того, чтобы насолить Гальбаториксу? Он так и сказал.

Насуада вздохнула и, оттолкнувшись от груди Муртага, села прямо. Он с некоторой неохотой убрал с ее плеча руку, и она. шмыгнув напоследок носом, посмотрела ему прямо в глаза.

— Не могла же я просто так лежать, как бревно, и позво­лять ему делать со мной все, что он захочет! Я должна была сопротивляться, драться; я должна была показать ему, что он меня не сломил. Да, я действительно хотела причинить ему боль — любым способом, каким только смогу!

— Значит, тобой действительно руководила просто злоба?

— Отчасти. Ну и что? — Она ожидала от него презре­ния, возмущения или еще чего-то подобного, однако он оценивающе посмотрел на нее, и губы его изогнулись в по­нимающей усмешке.

— Ну что ж, тогда я вынужден признать, что это была отличная работа! — сказал он.

Она не сразу, но все же улыбнулась в ответ и пояснила:

— И потом, все-таки в глубине души я надеялась, что у меня есть хоть какой-то шанс и я смогуубежать.

Муртаг фыркнул:

— Ну да, а драконы смогут начать травой питаться!

— И все равно я должна была попытаться!

— Да, я понимаю… И я бы сделал то же самое, если б мог. И пробовал — когда близнецы еще только притащи­ли меня сюда.

— А потом? А теперь?

— Нет, теперь не могу. Но даже если б мог — какова была бы цель моего освобождения?

На это у Насуады ответа не было. Они помолчали; по­том она попросила:

— Муртаг, если ты не сможешь освободить меня, тогда пообещай, что поможешь мне спастись… иным способом, хорошо? Я бы не стала просить тебя… не стала бы взвали­вать тебе на плечи столь тяжкое бремя, но твоя помощь может оказаться бесценной, особенно если у меня не будет возможности сделать это самостоятельно. — Она сурово поджала губы, но он и не думал прерывать ее. — Что бы ни случилось, я не позволю себе стать игрушкой Гальбаторик­са, его рабыней! Я пойду на все, лишь бы избежать подоб­ной участи. Ты можешь это понять? — Он слегка кивнул. — Ты мне поможешь? Ты даешь мне слово?

Муртаг потупился, сжимая кулаки; дыхание его стало хриплым.

— Да, я даю тебе слово, — выдохнул он.

Муртаг был не особенно разговорчив, однако Насуада вскоре сумела его разговорить, и они довольно долго болта­ли о всяких пустяках. Муртаг рассказал ей, как он переделал седло для Торна, которое подарил ему Гальбаторикс, — эти­ми усовершенствованиями он по праву гордился. Они по­зволяли ему гораздо быстрее вскакивать в седло и спрыги­вать с него, а также без малейшего неудобства пользоваться в полете мечом. А Насуада рассказывала ему о лабиринте рыночных улиц Аберона, столицы королевства Сурда, и о том, как в детстве частенько удирала от няньки, чтобы этот лабиринт исследовать. Ее любимцем был один торговец-ко­чевник по имени Хадаманара-но Дачу Таганна, хотя он на­стоял, чтобы она называла его просто Таганна, как звали его в семье. Этот Таганна торговал всякими ножами и кин­жалами и с огромным удовольствием показывал ей свои то­вары, хотя она никогда ничего не покупала.

Чем дольше они с Муртагом беседовали, тем легче и сво­бодней текла их беседа. Несмотря на весьма неприятные обстоятельства, Насуада обнаружила, что ей очень прият­но с ним разговаривать. Он был умен, хорошо образован и обладал цепким умом и житейской смекалкой, что было особенно ценно в нынешнем ее, весьма затруднительном, положении.