Бритт Мари изливает душу - Линдгрен Астрид - Страница 25

Алида оплакала его от чистого сердца, частично потому, что была привязана к нему, а частично потому, что любит поплакать. И еще она облачилась в глубокий траур. Но на днях ужасная мысль ударила ей в голову, и как раз в тот момент, когда она лепила фрикадельки, она разразилась целым потоком слов:

— С ума я, что ли, сошла, носить красные брюки, когда Улле взял да и помер!

Затем она ударилась в слезы, да так горько плакала, что если бы Улле услышал ее, он бы наверняка сказал то, что так часто говаривал при жизни:

— Все правильно! Женщины должныплакать!

Потрясение номер три случилось сегодня, и это было так неприятно, что мне даже не хочется говорить об этом. Я выполняла поручение мамы и, проходя мимо дома, где живет Марианн, увидела Стига Хеннингсона, стоявшего в воротах.

— К твоим услугам, — сказал он. — Послушай-ка, Марианн очень хочет поговорить с тобою.

«Странно, — подумала я, — ведь всего пару часов назад я встречалась с Марианн в школе». Но все равно я потопала вверх по лестнице — узнать, что ей нужно. Стиг последовал за мной. Как тебе, возможно, известно, он живет в том же пансионе, что и моя подруга.

Мы вошли, но никакой Марианн там не было, и вообще ни одной живой души.

— Она в моей комнате, — сказал Стиг.

Не знаю, поверила ли я ему, но во всяком случае вошла туда и посмотрела. Комната была пуста.

— Тогда, наверное, она вышла, — произнес Стиг.

И захлопнул за собою дверь.

— Мне кажется, ты чертовски мила, Бритт Мари, — немного погодя сообщил он.

— А мне, черт побери, тысячу раз наплевать, что ты думаешь, — выругалась я. — Выпусти меня!

— Чего спешишь, — уговаривал он. — Мы ведь можем немножко побеседовать!

— Мне ведь не о чем с тобой говорить, — разозлилась я. — А теперь я пойду!

— Не верю, — подло улыбаясь, проговорил он и подошел чуть поближе. — Не будь такой спесивой, Бритт Мари. Тебе никогда не завоевать любовь парня, если ты не станешь чуть помягче и не пойдешь ему навстречу.

— Думаю, ты не способен судить, что любят и что не любят парни! — в ярости вскричала я. — Как ты можешь с высоты своего роста разговаривать, как сопливый щенок!

И я пошла прямо к двери. Он схватил меня, но Сванте и я, верно, не случайно тренировались, нанося удары джиу-джитсу [95]друг другу. А к тому же ты ведь знаешь доморощенные уловки негодяев. Я вырвалась и, злая, как паучиха, выскочила за дверь. Волосы у меня стояли дыбом. Почти в ту же самую минуту вернулся домой Оке, он тоже живет здесь… Понимаешь, у фру Линдберг самый большой школьный пансион в нашем городе… У меня было большое желание попросить Оке помочь мне отколотить Стига. Но каким бы хорошим ни был маленький добрый Оке, он не борец. Так что я без единого слова рванула дальше.

Во мне все кипело от бешенства, и я была вынуждена выпустить пар; поэтому, вернувшись домой, я рассказала обо всем Сванте.

— Выйди из дома и убей кошку! — сказал он, потому что увидел, как мне необходимо разрядиться и излить свой гнев. Но сам он был не менее зол, чем я, и это замечательно подействовало на меня.

— Как плохо, когда тебе всего лишь четырнадцать лет, — вздохнул он, — а иначе этому подлецу не поздоровилось бы, я быстро начистил бы ему морду!

— О, никаких хлопот из-за меня, — сказала я. — Раньше или позже я сведу с ним счеты сама!

Жизнь полнапотрясений, Кайса. Можешь поверить словам твоей закаленной тяжкими испытаниями

Что я говорила, Кайса, что я говорила? Разве я не говорила, что жизнь полна потрясений, или, может, я этого не говорила? Я и сама не знала, насколько была права!

Можешь ли ты понять, почему нельзя быть счастливой? Ведь быть счастливой так весело и так скучно быть печальной. Вероятно, это для того, чтобы закалиться, так я думаю. А теперь я — закаленный человек.

Пожалуй, лучше мне объяснить чуть подробнее. Ты, вероятно, удивляешься, что же случилось? О, всего лишь то, что моя жизнь разбита. Только это, и ничего другого. А в остальном — ничего не случилось. Никаких стихийных бедствий или драматических происшествий с убийствами, насколько мне известно. Все остальные люди ходят вокруг, и вид у них такой, словно они думают, будто Земля — замечательно прекрасное место обитания! И только я знаю: жить здесь — невыносимо!

Ты отгадала верно. У меня муки неразделенной любви. Такое можно доверить только ровеснице.

Взрослые никогда в жизни не поймут, что когда тебе пятнадцать лет, можно прийти в смертельное отчаяние из-за любви. Если б они только знали! Я имею в виду, знали бы, как болит мое сердце! Думаю, что мои страдания, если сравнить их со страданиями большинства прославленных жертв любви, достойны стать в один ряд с ними.

Бертиль не обращает на меня ни малейшего внимания. Да, так и запиши! Бертиль не обращает на меня ни малейшего внимания!Всего восемь слов, и все же как тяжело их писать!

Как будто мы никогда вместе не смотрели на луну, не бродили вокруг по лесам и полям, не танцевали, не ходили в кино и не катались на лыжах. Неужели все это мне только снилось?

Заползая по вечерам в постель, я мучаю себя вопросами: во имя Всех Святых, почему, почему, почему? Почему он больше не смотрит на меня? Я пыталась встретить его, чтобы спросить начистоту: почему? Но он целеустремленно и сознательно избегает меня, а если мы когда-нибудь встречаемся, то он абсолютно холодно кивает и проходит мимо. А я иду домой и смотрюсь в зеркало: не появилось ли у меня несколько седых волос?

Если он нашел другую девочку, которая нравится ему больше меня, то, мне кажется, он должен был бы об этом сказать. Он, девиз которого: «Хранить верность», попросту не можетвести себя так. И все-таки он ведет себя именно так. Меня удивляет, почему… ах, ну вот, я начинаю снова.

Иногда я резко говорю себе: «Разве у тебя нет гордости? Зачем ты горюешь о человеке, который так обращается с тобой?»

И смиренно отвечаю себе: «Нет, у меня вообще нет гордости, ни малейшей!»

Ну, довольно об этом! Ведь все равно жить надо. Я брожу по дому и пытаюсь делать вид, будто ничего не произошло. Я даже более резва и шаловлива, чем обычно, чтобы никто в моей семье ничего не заподозрил. Но папа иногда так испытующе смотрит на меня, а сегодня, когда я особенно буйно и весело вела себя, мама огорченно спросила меня:

— Бритт Мари, почему ты грустишь?

Так что, кажется, не такая уж я великая актриса, какой себя воображаю!

Я помчалась в свою комнату, чтобы чуточку всплакнуть. Потому что если есть на свете что-либо, чего я не выношу, так это жалости к себе. Отказываюсь от соболезнования моему горю, запомни это и ты, милая Кайса!

Но вчера ведь было 1 апреля, и невозможно бродить, словно какая-нибудь плакальщица, когда стайка прочих братьев и сестер в такой степени оживлена, весела и шумлива. Сванте, должно быть, не спал целую ночь, придумывая самые разнообразные первоапрельские шутки и проказы. Перед ленчем ему не надо было идти в школу, и он начал действовать уже с самого утра.

В доме у нас два телефонных аппарата. Один непременно нужен папе в его кабинете. В девять часов утра зазвонил второй телефон — в прихожей. Подошла к телефону Майкен.

— Алло, — ответил матерый голос — явно голос человека с бородой. — Говорят с телефонной станции. Нужно проверить ваш телефон. Будьте добры, скажите в трубку: «Э-э».

Вероятно, Майкен забыла, какой сегодня день, потому что послушно сказала:

— Э-э.

— Громче! — произнесла Телефонная станция.

— Э-э! — громко сказала Майкен.

— Еще громче! — приказала Телефонная станция.

— Э-э! — заорала Майкен таким голосом, словно отдавала войску команду броситься в атаку на врага.

— Хорошо! — похвалила ее Телефонная станция. — Высуньте язык!