Бритт Мари изливает душу - Линдгрен Астрид - Страница 15

А вообще никаких новостей на горизонте Смостада нет. Да, правда, мы были у Марианн на дне рождения, если тебе интересно слышать об этом. Содержанием вечера были чай, бутерброды и небольшая, корректная перепалка со Стигом Хеннингсоном. Перепалку начал Бертиль, а происходило это примерно так.

Стиг без всякой в том нужды долго болтался перед зеркалом в прихожей, поправлял галстук, причесывался и, казалось, был безмерно доволен своим отражением, так что один из мальчиков чуть презрительно сказал:

— Черт побери, как упорно ты смотришься в зеркало!

Стиг тут же парировал:

— Я, как полевые цветы, радуюсь своей красоте!

Следующая реплика принадлежала Бертилю. Он очень сухо произнес:

— Как приятно, когда люди радуются такой малости!

Вероятно, были сказаны еще большие колкости, не стану этого отрицать. Но Стига, во всяком случае, по-настоящему припечатали, и это ему так полезно, так полезно! Он живет на полном пансионе у той же хозяйки, что и Марианн, поэтому он как бы имеет на нее бесспорное, неотъемлемое право, иначе, пожалуй, ей можно было бы найти более приятного кавалера.

Неплохие подарки достались Марианн. Мама и папа — управляющий имением — наверняка сделали все, чтобы достойно отпраздновать пятнадцатилетие дочери. Ты только послушай. Маленькая дорожная сумка из свиной кожи, две пижамы из чудеснейшего мокрого шелка, красный футляр с маникюрным набором, по-настоящему очаровательный серебряный браслет, двадцать пять крон наличными и три пары нейлоновых чулок. Но ни единой книги! Мне, пожалуй, пришлось бы справить пять дней рождения, чтобы получить столько подарков, сколько Марианн получила за один, но, во всяком случае!.. Если бы у меня был день рождения и мне бы не досталось ни одной книги, я бы серьезно начала сомневаться: не нарушен ли порядок мироздания?

Вообще-то было так весело и шумно, как никогда. Сначала мы танцевали, однако все кончилось тем, что мы словно превратились в детей и играли в жмурки и «сватались в шутку»… Ты слышала о таких играх? Еще у нас был клуб неподготовившихся ораторов, и Бертиль произнес веселую краткую речь на тему: «Сравнение духовной жизни пингвинов с Кальмарской унией» [52]. Мне самой досталось задание произнести речь «О свином окороке». Не стану утверждать, что я хоть сколько-нибудь испугалась. Но тебе не кажется, что это, пожалуй, тоже необычайно идиотская тема? Однако в свою защиту скажу: я придерживалась исключительно и строго темы «Рождественский окорок».

А теперь, моя девочка, я заканчиваю письмо с серьезнейшими пожеланиями тебе поскорее начать готовить рождественские подарки: вязать прихватки для горшков с кашей и вышивать маленькие никому не нужные скатерки, так чтобы быть уверенной: здесь, на Севере, в самом деле наступит Рождество.

И даже в этом году тебе не удалось стать Люсией [53]города Стокгольма? Кайса, ой-ой-ой, как же ты ведешь себя! Судя по фотографии, которую ты мне прислала, ты в аккурат такая же милая и славная, какой должна быть свечная королева. Ты пишешь, что не захотела выставлять себя на конкурс. Ну, вини тогда самое себя, раз не стала той, кому выпала честь ехать вчера вечером через весь город с подвесками на цепочке и в кроличьей шубке.

У нас в доме мы праздновали день Люсии так впечатляюще-убедительно! Нашей Люсией-невестой была Алида [54], облаченная в свою лучшую ночную сорочку с вышивкой. Правда, я, пожалуй, представляла себе, что Люсия должна быть чуточку более хрупкой и по крайней мере весить не большедевяноста килограммов, но ведь это, возможно, некоторое старое извращенное представление, с которым, пожалуй, я попытаюсь распрощаться. Как бы там ни было, я почувствовала себя по-настоящему, по-домашнему уютно, когда меня разбудили глубокие, хотя и несколько фальшивые звуки грудного голоса Алиды, она пела: «Санта Люсия, светлое, ясное видение…» — таким громовым голосом, что потолок начал подниматься ввысь, а в постель нам подали крепкий кофе, свежие шафрановые булочки и перцовое печенье. Вслед за Алидой, совершенно заслоненный ее могучей фигурой, появился маленький звездный мальчик [55]Йеркер в шляпе в виде конусообразной сахарной головы. И более беззубого звездного мальчика, верно, никогда в Северном полушарии не наблюдалось. С тех пор как я видела его в последний раз, Йеркеру удалось расстаться еще с двумя зубами. Я не знала, что у детей может выпадать столько зубов сразу, но Йеркер, могу поклясться, обделывает все свои делишки основательно!

Когда я выпила кофе, я прокралась за Алидой в спальню: мне очень хотелось посмотреть, какую мину скорчит Моника, когда увидит Люсию. Я думала, она словно свалится с небес, но представь себе — ничего подобного! Она уселась в кроватке, задумчиво глядя на Алиду, а потом совершенно спокойно сказала:

— Я думаю, у тебя в волосах — свеци!

И все!

Когда Алида раз пять выдавила из себя «Санта Люсия…», нам уже окончательно надоела эта ария. Вместо нее мы запели: «Был Стаффан конюхом лихим…» А потом настало время тащиться в школу. Было темно, но почти во всех окнах горел свет. Многие высыпали на улицу и шли, зажав в руках корзинки, где были термосы с кофе и бутерброды. Молчи и не говори, что жители Смостада пренебрежительно относятся к празднику Люсии, нет, вовсе нет!

Я вышла поздно, так что последний отрезок пути в школу пришлось бежать. Но мне удалось прошмыгнуть через ворота как раз в тот момент, когда ударил школьный колокол, возвестив восемь часов утра. Наша фру ректор читала утреннюю молитву. Это она почти всегда делает сама. Если читает кто-то другой, мне кажется, что день не заладился. Мне нравится слушать ее спокойный голос и видеть ее умные глаза, когда она смотрит на нас всех сразу. Я постоянно испытываю ужасное желание попытаться быть такой же милой, какой я ей кажусь, когда она думает, что я и есть такая на самом деле.

Она хорошая учительница, но как человек еще лучше. И, как говорит папа: «Если мне надо выбирать между плохим учителем, но хорошим человеком или между хорошим учителем, но человеком плохим, то я без всяких колебаний выбираю первого».

Нам, вероятно, посчастливилось, что наш ректор — хорошая учительница и хороший человек, и я знаю: если я когда-нибудь окажусь в каком-либо затруднении и не встречу понимания у мамы и у папы, то отправлюсь на негнущихся ногах прямо к ней.

Молитвенный зал был украшен свечами, и в нашей классной комнате тоже горели свечи. День, таким образом, начался празднично и, собственно говоря, так и закончился. Общество Красного Креста устроило званый вечер в актовом зале нашей школы. Среди прочих увеселений мы повторили и маленькую пьесу, что играли в День Детей весной. У Сванте и у меня, у каждого из нас была своя роль. По ходу пьесы мне в одном случае надо было как следует отлупить Сванте, и, поверь, я чрезвычайно усердно и с огромной радостью приступила к делу. Потому что мой братец все время корчил отвратительные гримасы, стоя так, чтобы публика их не видела. Он пытался таким образом заставить меня сбиться с роли и расхохотаться. Да и его сдержанное хихиканье… когда я признала тот горестный факт, что «ее милость будет похоронена в четверг». Вот я и думаю, что наш режиссер был прав, когда потом похвалил меня: дескать, я весьма реалистично провела сцену драки.

Но потом несчастье постигло и Сванте. А именно — ему следовало сказать: «Опасности встречают тебя на твоем пути!» Но, очевидно, он так усердно гримасничал, что язык сыграл с ним дурную шутку, потому что он изрек не более и не менее как: «Встречи опасаются на твоем пути!»

Тут мне пришлось чуточку отвернуться и подумать о чем-то по-настоящему печальном, чтобы не возник явный скандал. Но теперь я знаю, что скажу Сванте, когда он явится вновь и захочет меня поддразнить. Я лишь угрожающе подниму кулак и заявлю: