Мясная муха - Корнуэлл Патрисия - Страница 44

— Не надо, чтобы она его с меня стирала, — умоляет женщина. — Может, лучше оставить его, здесь столько насекомых.

— Нет. Нужно его смыть, — Джей наклоняется к ней и принюхивается. — Слишком много спрея. Он ядовитый. Она, наверное, вылила на тебя всю бутылку. Это плохо.

— Я не хочу, чтобы она ко мне прикасалась.

— Она сделала тебе больно?

Ягненок не отвечает.

— Я здесь. Она тебя не тронет.

Джей поднимается с кровати, и Бев наклоняется за мокрым окровавленным полотенцем.

— У нас мало воды, — говорит она. — Бак почти пустой.

— Скоро пойдет дождь, — Джей внимательно рассматривает женщину, словно новую машину, которую собирается купить. — Бак наполнится. Вымой полотенце и принеси его сюда.

— Пожалуйста, не причиняйте мне вреда.

Женщина привстает на подушке, на которой остается свежее кровавое пятно. Из раны снова пошла кровь.

— Просто отвезите меня домой, и я никому не скажу. Никому, клянусь.

Она умоляюще смотрит на Джея, свою последнюю надежду, потому что он, такой симпатичный, был с ней пока так добр.

— Чего не скажешь? — Джей подходит ближе, садятся на грязный старый матрас. — А чего тут рассказывать? Ты поранилась, так? А мы, как добрые самаритяне, заботимся о тебе.

Она кивает, ее удивление уступает место страху.

— Пожалуйста, сделайте это быстро, — шепотом произносит она, рыдания сотрясают ее тело. — Если не собираетесь отпускать меня, сделайте это быстро.

Возвращается Бев, протягивает Джею полотенце. Капли воды падают на кровать и стекают по его голой мускулистой руке. Бев пробегает рукой по его волосам, целует его затылок, прижимаясь теснее, пока он расстегивает блузку женщины.

— Нет лифчика, — говорит он. — На ней был лифчик? — Джей поворачивается к Бев, он говорит мягким голосом, от которого у Бев по спине бегут мурашки.

Она скользит руками по его потной груди.

В глазах ягненка застыл ужас, Бев уже видела этот взгляд в лодке. Женщина нервно дрожит, ее обнаженная грудь трясется, изо рта вытекает ниточка слюны. С отвращением Джей поднимается с кровати.

— Раздень ее и вымой, — велит он Бев. — Тронешь ее еще раз, ты знаешь, что я с тобой сделаю.

Бев улыбается. Драма их отношений продолжается уже давно.

60

Следующим утром Скарпетта все еще находится во Флориде.

Уже второй раз она собиралась уезжать в аэропорт, но ее снова задержали: привезли две посылки, одну из справочной Полунской тюрьмы, другую, потолще, с делом Шарлотты Дард. В основном, это копии результатов вскрытия, лабораторных отчетов и образцы тканей.

Скарпетта помещает слайд с образцом левой вентикулярной стенки в микроскоп. Если сложить все часы, которые она провела за время своей карьеры, просматривая слайды, получилась бы цифра в десятки тысяч. Несмотря на то, что Скарпетта уважает работу гистологов, изучающих ткани и клетки, она не понимает, как можно постоянно сидеть внутри крошечной лаборатории, в окружении образцов сердца, легкого, печени, мозга и других органов, исследовать срезы кожных покровов, ставших почти резиновыми от формалина. Каждый такой образец помещают в парафин или смолу, делают тонкие, почти прозрачные срезы. Перед тем как срезы вставляют в стекло, чтобы сделать слайды, их протравляют множеством различных красителей, в большом количестве изобретенных современной текстильной индустрией.

В основном Скарпетта видит розовые и синие цвета, но есть и множество других, в зависимости от типа ткани, клеточного строения и возможных отклонений, которые Скарпетта должна исследовать. Красители, так же как и болезни, называют в честь ученого, открывшего их, здесь гистология становится чересчур запутанной, если не сказать нудной. Недостаточно назвать краситель синим или фиолетовым. Надо сказать: синий ультрамарин, фиолетовый ультрамарин, или прусский жемчужно-голубой, или гематоксилин Вейгерта (пурпурно-красный), или трихром Мэссона (голубой и зеленый), или Билыновский (натуральный красный), или ее любимый, серебряный метанамин Джоунса. Примером типичного эгоцентричного наследия патоанатомии можно считать окрашивание клеточного ядра шваномы красителем Ван Гизона. Скарпетта никогда не понимала, почему немецкий ученый Теодор Шванн захотел, чтобы в его честь назвали опухоль.

Скарпетта рассматривает в микроскоп срезы, сделанные с сердца Шарлотты Дард при вскрытии и окрашенные в розовый цвет. Некоторые клеточные волокна потеряли ядра, что говорит о некрозе, омертвении ткани, другие слайды показывают окрашенные в розовый и голубой воспаления, старые рубцы и сужение коронарных сосудов. Этой женщине из Луизианы было всего тридцать два года, когда она, с ключами в руке, замертво упала возле двери в комнате дешевого мотеля в Батон-Руж, собираясь уходить.

Тогда, восемь лет назад, ее лечащего врача обвинили, что он незаконно давал ей сильнодействующее обезболивающее оксиконтин, которое нашли у нее в сумочке. Рецепта на это лекарство у нее не обнаружили. В письме Скарпетте доктор Ланье предположил, что этот врач переехал в Калифорнию, в Палм-Дезерт. На чем основано его предположение, он не указал, как и не объяснил причину интереса к делу восьмилетней давности.

Дело, запутанное по нескольким причинам: во-первых, оно старое, во-вторых, нет доказательств того, что Шарлотта получала лекарство от своего доктора, но даже имейся они, его нельзя обвинить в убийстве, если только он не планировал убить Шарлотту оксиконтином. После ее смерти он отказывался говорить с полицией, а его адвокат утверждал, что, скорее всего, кто-то из друзей Шарлотты, принимавший оксиконтин, например, из-за разрыва связок, дал ей этот препарат, а она перепутала дозировку.

Также прилагаются несколько копий письма, посланного доктору Ланье адвокатом лечащего врача Шарлотты, Рокко Каджиано.

61

Солнце клонится к закату, за окном напротив рабочего стола Скарпетты появляются тени.

Тихо шевелятся огромные листья пальм, на пляже какой-то человек выгуливает своего желтого Лабрадора. Где-то вдалеке в дымке исчезает корабль, направляющийся на юг, возможно, в Майами. Если Скарпетта погружается в работу, она забывает про время, и скоро наверняка пропустит очередной рейс в Нью-Йорк.

— Алло, — хрипло отвечает по телефону доктор Ланье.

— У вас больной голос, — сочувственно произносит Скарпетта.

— Не знаю, что я подхватил, но чувствую себя ужасно. Спасибо, что перезвонили.

— Что вы принимаете? Надеюсь, пьете противовоспалительные и отхаркивающие? Держитесь подальше от антигистаминных препаратов, попробуйте какие-нибудь, не вызывающие сонливости, без антигистаминных добавок и доксиламина сукцината, от этого может быть воспаление. И воздержитесь от алкоголя, он снижает иммунитет.

Ланье шумно сморкается.

— Доктор Скарпетта, я врач, самый настоящий, а еще нарколог, то есть кое-что знаю о лекарствах, — произносит он без тени обиды. — Так что не беспокойтесь за меня.

Скарпетта приятно удивлена. Обычно судебными следователями назначают людей без медицинского образования.

— Я не хотела вас обидеть, доктор Ланье.

— Все в порядке. Кстати, ваш друг, Пит Марино, считает, что вы просто чудеса творите.

— Вы меня проверяли, — в замешательстве произносит Скарпетта. — Ладно. Теперь, надеюсь, мы можем поговорить о работе. Я закончила с делом Шарлотты Дард.

— Подождите, я возьму ручку. В моем доме просто Бермудский треугольник для ручек, видимо, опять жена делала уборку. Так, я слушаю.

— Дело довольно запутанное, — начинает Скарпетта. — Как вы, наверное, знаете из анализов на токсичные вещества, оксиморфон, вещество, получаемое при растворении в организме оксиконтина, представлено лишь четырьмя миллиграммами на литр крови, это не смертельная доза, анализ на наличие препарата в желудке отрицательный, уровень оксиморфона в печени не больше, чем в крови. Другими словами, смерть от передозировки оксиконтина довольно сомнительна. Общая клиническая картина очень плохая, не думаю, что этот препарат мог что-то усугубить.