Мясная муха - Корнуэлл Патрисия - Страница 42

— Здесь написано офис 2103, — говорит Бентон, пряча бумажку обратно в карман. — Как называется компания? Может, у меня неверные сведения?

Консьерж исчезает за дверью, возвращается с книгой в руках, проводит пальцем по странице и отвечает:

— Так-так, офис 2103. Как я и говорил, компьютерное оборудование. Обработка данных. Если хотите подняться, я сначала должен им позвонить и проверить ваше удостоверение.

Удостоверение — пожалуйста, но звонить им необязательно, забавляясь, думает Бентон. Консьерж косо смотрит на него, неопрятного чужака, ведет себя подчеркнуто невежливо. Он, как и многие обитатели Нью-Йорка, давно забыл, что когда-то город с распростертыми объятиями приветствовал таких вот неопрятных серых людей, бедных иммигрантов, почти не говорящих по-английски. Бентон, когда хочет, может отлично говорить по-английски, он вовсе не беден, хотя его средства и регулируются.

Из кармана куртки он достает бумажник и показывает водительские права на имя Стивена Леонарда Гловера, сорок четыре года, родился в Итаке, штат Нью-Йорк. Имя Тома Хэвиленда Бентон использовать не может, потому что его знает Марино. Когда Бентону приходится в очередной раз менять имя, а делает он это при малейшей необходимости, на него наваливается депрессия и чувство бессмысленности происходящего. Каждый раз он злится непонятно на кого и снова превозмогает себя, не имея возможности выплеснуть наружу свою ненависть.

Ненависть уничтожает сосуд, хранящий ее. Ненавидеть — значит потерять ясность зрения и слуха. Всю свою жизнь он боролся с ненавистью, слишком просто ненавидеть обозленных безжалостных преступников, за которыми он гонялся, когда работал в ФБР.

Талант Бентона оставаться бесстрастным был бы невозможен, поддайся он ненависти или каким-либо эмоциям вообще.

Он стал любовником Скарпетты, будучи еще женат, возможно, это единственное, за что он не может себя простить. Он не в силах вынести мысль о том, что пришлось испытать Конни и детям, когда они узнали о его смерти. Иногда он думает, что его ссылка — наказание за то, что он сделал со своей семьей. Он был слаб, он поддался эмоциям, которые до сих пор не в силах сдержать. Скарпетта так на него действует, он знает, что ничего не изменил бы, вернись в те времена, когда они оба поняли, что чувствуют. Он смог придумать единственную отговорку — их желание, любовь не были преднамеренными, никто не знал, что так случится, но так вышло.

— Я позвоню им, — говорит консьерж, возвращая Бентону поддельное удостоверение.

— Спасибо... как тебя зовут?

— Джим.

— Спасибо, Джим, в этом нет необходимости.

Бентон поворачивается и, не обращая внимания на красный свет, пересекает Семьдесят пятую улицу, смешивается с безликой толпой людей, спешащих по Лексингтон-авеню. Он сворачивает в проход под строительными лесами, надвигает бейсболку глубже, но взгляд из-под темных очков не упускает ни единой детали. Если бы хоть один из этих людей прошел мимо него еще раз, всегда осторожный и внимательный Бентон вспомнил бы его лицо. Если кто-то встречался ему чаще двух раз, он снимал этого человека на портативную видеокамеру и выяснял о нем все. За последние шесть лет он записал сотни пленок, и пока они показывают лишь то, насколько мал мирок Бентона в очередном большом городе.

На улицах Нью-Йорка ощущается присутствие полицейских, они курсируют по дорогам на мотоциклах, беседуют друг с другом на улицах. Бентон спокойно проходит мимо них, глядя вперед, чувствует тяжесть пистолета в кобуре на лодыжке. Это серьезное нарушение, заметь полицейские оружие, наверняка набросились бы на него и прижали к стене. На него надели бы наручники, запихнули в полицейскую машину, допросили, потом проверили бы его отпечатки пальцев и привлекли к суду. Но это ничего не даст. Когда он работал в ФБР, его отпечатки внесли в автоматическую базу данных, но после его смерти изменили на отпечатки трупа из морга в Филадельфии. ДНК Бентона нет ни в одной базе данных мира.

Бентон заходит в арку и набирает номер справочной. Он звонит по сотовому, номер которого принадлежит Департаменту юстиции штата Техас. Сделать это не так уж сложно, у Бентона было достаточно времени, чтобы стать экспертом в компьютерах, научиться использовать киберпространство в своих целях, правда, не всегда законно. Незаметный телефонный звонок, появившийся в счетах Полунской тюрьмы, вряд ли привлечет внимание, и уж точно не приведет ни к кому, тем более к Бентону.

Он знает, что когда позвонит по этому телефону в офис Люси, ее система безопасности проследит звонок и определит номер Полунской тюрьмы. Конечно, все звонки записываются. Конечно, Люси проведет компьютерный анализ голоса звонившего. Конечно, у Бентона есть записанный голос Жан-Батиста, еще со времен давней секретной операции, в результате которой предполагалось уничтожить группировку Шандонне, но вместо этого была разрушена жизнь Бентона. Бентон так и не простил себя. Он не уверен, сможет ли вообще когда-нибудь простить себе эту вину и свое унижение. Он переоценил тех, кому слепо доверял, от чьей преданности зависела его собственная жизнь.

В детстве Бентон и его волшебное кольцо совершали множество ошибок в своих расследованиях. Когда Бентон вырос, он и его золотое кольцо ФБР тоже совершали ошибки, ошибки в суждениях, в психологических портретах преступников. Но единственный раз в своей карьере, когда ему как никогда требовался его дар, трезвый ум и интуиция, он оступился, и эта мысль не оставляет Бентона в покое, приводит в ярость и причиняет боль.

В самые тяжелые моменты он говорит себе: Никто в этом не виноват, ни Шандонне, ни их сообщники. Ты заварил эту кашу, тебе и расхлебывать.

56

— Обычная копировальная бумага, — отвечают Скарпетте в справочной Полунской тюрьмы. — Мы покупаем ее пачками, потом продаем заключенным по пенни за один лист. Конверты обычные, белые, по десять центов за штуку, три штуки по двадцать пять. Извините, что спрашиваю, но зачем вам это?

— Провожу исследование.

— А-а.

— Судебная экспертиза бумаги. Я ученый. А если заключенный не пользуется никакими привилегиями? — спрашивает Скарпетта Она разговаривает из своего кабинета в Дэлрей-Бич.

Телефон зазвонил, когда она уже выбегала из дома с чемоданами. Ответила Роза. Скарпетта нетерпеливо схватила трубку, хотя опаздывала на самолет в Нью-Йорк.

— Заключенный все равно может получить бумагу, конверт, марки и тому подобное. Это позволено всем. Вы же понимаете, адвокаты...

Скарпетта не упоминает ни о Жан-Батисте, ни о полученных от него письмах, ни о сомнениях по поводу того, что он надежно заперт.

Хватит, сукин сын.

С меня хватит, сукин сын.

Ты хочешь меня увидеть — ты увидишь меня, сукин сын.

Ты хочешь со мной поговорить, мы поговорим, сукин сын.

Если ты сбежал, я найду тебя, сукин сын.

Написал ты это письмо или нет, я найду тебя, сукин сын.

Ты больше не причинишь никому вреда, сукин сын.

Я хочу, чтобы ты сдох, сукин сын.

— Вы можете пристать мне образцы вашей бумаги? — спрашивает она.

— Вы получите их завтра.

57

В голубом небе низко кружат сарычи. Запах смерти и разложения привлекает их к болоту возле серого обшарпанного причала.

— Что ты делал? Опять бросал мясо в болото? — жалуется Бев, привязывая лодку. — Ты же знаешь, как я ненавижу этих чертовых падальщиков.

Джей улыбается, наблюдая за съежившейся на корме женщиной. Она трет запястья и лодыжки, ее одежда в беспорядке и наполовину расстегнута. На секунду в ее глазах появляется облегчение, словно этот симпатичный голубоглазый человек не может причинить ей вреда. На Джее только обрезанные джинсы, на загорелом теле при каждом движении играют мускулы. Он легко спрыгивает в лодку.

— Иди внутрь, — велит он Бев и обращается к женщине. — Привет, меня зовут Джей. Ты можешь успокоиться.