Кровавый план египтянина - Бабкин Борис Николаевич - Страница 46

– Ну вот и все, – снимая с лица бороду и усы, усмехнулся Абу Саид. – Теперь разгладить шрам, и сотрудник саудовской нефтяной компании пропал в России. В этой стране может случиться всякое. Да и хватятся не сразу, и я все успею сделать. – Он отошел от зеркала. – Скоро приедет Шарафутдин, – сев в кресло, он пультом включил телевизор, – и расскажет, какие чувства были у Крылова и Соколова после того, как они ступили на землю России. Я полностью доверяю Соколову, его можно понять. Чувство мести, смешанное с обидой, толкает его на это. А вот Крылов… Он может передумать в самый последний момент. Хотя, когда я узнал о них, сомнений у меня не было. Оба здорово испачканы в крови своих земляков в Ичкерии, особенно Крылов. К тому же он случайно, в ресторанном застолье, убил старшего по званию. Если бы не его идиотская мечта – любым способом войти в историю, – я не обратил бы на него особого внимания. Да и время уже поджимало. Сколько осталось этим двоим, один Аллах ведает… – Он провел ладонями по лицу. – Я сделаю то, что хочу, устрою праздник Москве. Седьмого сентября не только Москва, но и весь мир содрогнется от ужаса. – Достав пузырек с какой-то жидкостью, он начал смывать глубокий шрам на левой щеке. – Номер оплачен до конца сентября, виза у меня тоже до того времени, но все произойдет гораздо раньше.

Его губы искривила улыбка. Глаза блеснули ненавистью. Подойдя к зеркалу, он тщательно протер лицо.

– Слава Аллаху, – стоя на коленях, проговорил Турок, – скоро все начнется. Слава Аллаху и его пророку на земле Ваххабу! – Он отвесил низкий поклон.

«Да, – глядя на него, думала Тамара, – сейчас главное не упустить момент, когда все будет готово. Сразу уходить нельзя».

– А мне идет белый цвет, – посмотревшись в зеркало, лукаво улыбнулась она. – Ну что ж, тебе, – она бросила взгляд на сидевшего с журналом Гиви, – тоже придется участвовать во всем. – Тамара взглянула на часы. – Нам пора.

«Наконец-то я увижу этого типа», – подумал грузин.

Снова отвесив низкий поклон и проведя ладонями по щекам, Турок встал.

– Ты все правильно сделал, – сказал по телефону Абу. – Теперь объясни, как там дела? На кого я могу рассчитывать?

– Скорей бы все закончилось, – покачал головой Бурич. – Надоело так жить. Постоянно боюсь ареста. Вроде и все спокойно, нормально, но все-таки страх не отпускает. А тут еще эти приехали. Потом курсанты. И страх вообще за горло намертво взял. Понял, что вот оно, началось. А ты?

– Да что я, – вздохнул сидевший в кресле Туркин. – Дрожу ночами. И знаешь, Богу, наверное, впервые в жизни молиться начал, чтоб обошлось все. Я уж подумывал о том, чтоб с повинной пойти, но как подумаю, что все мое дерьмо всплывет и останутся мои дети с голой задницей… Ведь все заберут. Я помощь финансовую этим самым ваххабитам оказывал. И оружие покупал и переправлял. Ведь думал, что все, уйдет Чечня от России. А у меня корни как-никак чеченские. Вот и обратился к знакомому, тот свел меня с ваххабитами.

– А я жену свою им отдал, – вздохнул Бурич. – Мы в Минеральных Водах отдыхали. Встретил я там знакомого чеченца. По пьяному делу поделился горем: надоела баба моя до не могу. И молодуха готова со мной жить, но баба мешает. А деньги все на нее записаны. Если сдохнет, то буду богат и с женой молодой. А он и говорит – можно организовать похищение и свалить все на чеченцев. Я и клюнул. А оказалось, он сам с ваххабитами заодно. Записали меня на кассету, когда Райку умыкнули. В Москве, когда я делал вид, что горем убит, показали. И сказали – будешь помогать или мы эту кассету в соответствующие органы отправим. Мне, наверное, сразу надо было в органы идти. Но позор какой, да и тюрьмы испугался. Когда спохватился, понял, что посадят, если не навсегда, то живым все одно не выйду. Правда, деньги платили. И все шло вроде как неплохо. Но вот после «Норд-Оста»… Ведь видел я троих чеченцев, которые в группе Бараева этого были. И бабу одну. И на связи был. Тогда и понял, что все. Одно остается – с балкона вниз головой. Но не могу. Постою на балконе и думаю: да все обойдется. Ведь перебьют их всех. А если и возьмут кого, то про меня все равно не скажут. А ты, значит, думаешь, что самолетом будут атаковать?

– Скорее всего, – кивнул Туркин. – Иначе зачем троих ко мне направили?

– Да как же молодой здоровый человек может идти на такое? Ладно там во время войны. А сейчас-то ведь только вроде жить начали. Не пойму я этого никак. О каком-то гипнозе говорят. Но не может загипнотизированный человек пройти на посадку, выждать время, а потом, когда самолет захватят, сесть за управление. А те, кто ему помогает, это же крепкие, здоровые, умеющие драться и убивать голыми руками люди. Им-то чего не живется?

– Я и сам не понимаю. Видел ведь этих троих, нормальные мужики. Смеются, шутят. Ничего в них такого нет, чтобы можно было понять, что смертники. Хрен его знает, как и что… Я даже специальную литературу читал. О камикадзе, о шахидах. Детей забирают для этого дела, готовят, а родителям деньги платят. Ведь у них там детей за глаза хватает. Конечно, если с малых лет мозги промывать, что в рай попадешь, или…

– Да это и я читал. Но не пойму, что может заставить молодую девушку взорвать себя в окружении толпы. Хотя это еще как-то можно понять. Перед взрывом укол сделали и до этого что-то внушали, а вот насчет пилотов-смертников все равно непонятно… Как все у нас будет?

– Да если все погибнут, то и черт с ними, – сказал Туркин. – Я, например, с облегчением это услышу. Может, тогда мы с тобой освободимся.

– А Басаев с Масхадовым тоже, думаешь, в самолет сядут? – усмехнулся Бурич.

– Басаев с Масхадовым, кажется, здесь ни при чем. Сам подумай: все не так, ведь это не чеченцы. Они русских никогда не наняли бы для такого дела. А тут все трое…

– А ты уверен, что они русские? Например, я думаю, что все они имеют мусульманские корни. Тамара с Гиви – христиане. Парень, которого Турком называют, так он и по национальности турок. Тамару, как перекрасилась, я даже не сразу узнал. Красивая фурия. Она не собирается быть с ними до конца, выйдет из этой компании. Вот и нам бы не пропустить миг между прошлым и будущим. Тамара обмолвилась, что вотвот прибудет организатор. Он и деньги привезет, и расчет с нами полный произведет. Вот тут и надо нам с тобой исчезать, а то еще окажемся пассажирами в этом самолете или в захвате участвовать заставят.

– Если только тебя, – усмехнулся Туркин. – Я стар для подобных дел. А ты еще вроде как ничего физически. Боксом занимался?

– Нет. Я драки всегда боялся. Ты мне честно ответь, – Бурич пристально посмотрел в глаза Семена, – ты веришь, что нас оставят в покое?

– Честно? И верится, и в то же время нет. Но я сейчас о другом больше думаю. С такими деньгами, которые у нас будут, можно и родину к чертовой матери послать. Если уж мы предали Россию-матушку, то уехать отсюда – по-моему, лучший выход и для нас, и для России тоже. – Туркин засмеялся.

Семен хотел еще что-то сказать, но прозвучал вызов сотового. Он взял телефон.

– Гуляют, – усмехнулся в сотовый Ромов. – И Гришка, охранник, с ними, девок привез. Но спокойно. Предварительно попросили, я разрешил. В общем, все спокойно. Похороны Палыча завтра. Ты приедешь?

– Гришка деньги взял? – спросил Туркин.

– А кто ж откажется? Эти трое отмечают день рождения Вячеслава Истомина. Тридцать ему стукнуло. Меня звали, но я отказался. Не та компания, да и возраст не тот. В общем, они там гуляют.

– А знаете, – осмотрев всех, усмехнулся атлет, – вы мне сначала не понравились, что-то в вас не то. А может, просто зависть одолела. У вас предки вон какие деньги имеют, а я сам пробиваюсь в жизни. Твой пахан, – он остановил взгляд на Руслане, – бабок дал, чтоб присмотреть за тобой. Заводной, говорит, мало ли куда влезет. А мне не привыкать сторожевым псом быть.