Роковая перестановка - Вайн Барбара - Страница 37

Она прошла в «клетку», осторожно отбросив всякие крючки и отодвинув щеколды на сетчатой дверце.

— Поешь малины, — сказал Эдам.

Она кивнула.

— Спасибо, — но не сорвала ни одной ягоды. — Эдам, я могу остаться на некоторое время?

«Ты девушка Руфуса, не так ли? — подумал Эдам. — Если он согласен, то ты можешь остаться». Вслух он ничего этого не сказал, хотя сам не знал почему. В ней было нечто таинственное, нечто странное. Прошлым вечером, когда они все вместе отправились по пабам в Стоук-бай-Нейланд, Зоси сползла с сиденья на пол и не вылезла, пока они не проехали Нунз. Она влекла Эдама, и это смущало его, отчасти потому, что она была девушкой Руфуса, и еще потому, что казалась ему очень юной, не старше четырнадцати. С другой стороны, бывали моменты — как сейчас, например, уже успев сесть по-турецки на землю, — когда Зоси замирала и не мигая смотрела на него. В такие минуты ее взгляд становился жестким, и выглядела она на все двадцать с хвостиком.

— Я рассчитывал, — сказал он, — что люди будут платить за свое проживание. Я хочу образовать коммуну.

— Но у меня нет денег, — произнесла Зоси.

— Ясно.

— Наверное, я могла бы зарегистрироваться на бирже.

Это выражение не было знакомо Эдаму, который никогда не зарабатывал себе на жизнь и не знал тех, кто потерял работу и получал пособие. Он посмотрел на Зоси и вопросительно изогнул бровь.

— Я могла бы зарегистрироваться на бирже, получать пособие и отдавать тебе часть.

— Вот как? — Наверное, и ему стоит так поступить. Если он не вернется в колледж. На эти деньги можно жить. Если она останется, подумал он, то, вероятно, будет здесь на тот момент, когда Руфус уедет…

— Есть и другие способы достать деньги. Я умею добывать деньги.

Эдам перевел взгляд на ее грудь, очертания которой виднелись под белым хлопком, на соски, мягкие и плоские, не торчащие, но довольно заметные.

— Я бы не хотел, чтобы ты этим занималась.

Она сморщила носик — этот жест означал у нее замешательство, другие девушки в таких случаях обычно склоняли голову набок.

— Чем занималась? А, понятно. — Она рассмеялась, ее смех сопровождался легким придыханием. — Я имела в виду не это. Но я бы пошла на это, мне безразлично. Ты, наверное, подумал так потому, что я позволила Вуф-Вуфу оттрахать меня ради ночлега.

Эдам был близок к шоку. И одновременно обрадовался и развеселился.

— Тогда что ты имела в виду?

— Насчет добывания денег? — Она отвела взгляд в сторону, сорвала малинину, потом еще одну, положила их в рот, посмаковала с таким видом, будто никогда раньше ничего подобного не ела, и сказала: — Я никогда не ела ягоды с куста. Они всегда покупались в магазине.

— Что ты имела в виду, когда говорила о добывании денег?

— Мне не хочется говорить. Сам увидишь.

— Зоси, — сказал он, — откуда ты шла, когда Руфус подобрал тебя? Ты приехала на поезде? — Эдаму не нравилось задавать вопросы подобного рода, он напоминал самому себе своих родителей. Они постоянно пытались выяснить, где кто был, куда кто собирается и когда кто вернется домой. Но что-то побудило его задать их Зоси. Эдам хотел узнать о девушке как можно больше, должен был узнать. — Ты тогда сошла с лондонской электрички?

Она помотала головой.

— А что, если я скажу, что сбежала из дурки?

— Откуда?

— Из дома ха-ха, из психушки.

— Ты серьезно?

— А что, если я скажу, что сбежала, и меня ищут? Сестры из психиатрички, в белых халатах, на белых машинах? Почему еще, по-твоему, я не хочу, чтобы меня видели, когда мы выезжаем отсюда? Почему, по-твоему, я спряталась на полу, когда мы ехали в машине Вуф-Вуфа?

— Ладно, можешь не рассказывать.

Они набрали фунта два ягод и заполнили миску, которую прихватил с собой Эдам, а потом съели малину на обед, запивая ее вином. Зоси еще съела невероятное количество хлеба, сыра и шоколадных пирожных и запила все это пинтой молока. Иногда она ела вот так — жадно, огромными порциями, — а иногда казалась безразличной к еде. Вино, судя по всему, на нее не действовало, она могла пить его, как молоко.

С появлением Зоси все изменилось. Одновременно с ним или, возможно, благодаря ему, сам Отсемондо претерпел изменения в глазах Эдама. Прежде он ему просто нравился, Эдам гордился им, но все равно воспринимал как источник денег, своего рода сундук с сокровищами; однако теперь он начал любить его, изучать дом и участок, ценить все это и желать сохранить любой ценой. Признаки этой перемены проявились на следующий день, когда, к веселью Руфуса, он принялся поливать сад, под палящим солнцем бидонами таская воду, причем прошел для этого сотни ярдов до озера и обратно. Зоси помогала ему. Но, вероятно, они что-то напортачили, поливая в самую жару, — в общем, на следующий день у растений на всех клумбах листья покрылись шрамами и пузырями.

На поле фермер начал комбайном убирать ячмень. Огромная машина ехала почти вплотную к границе Отсемонда, где рос грецкий орех. Оттуда была видна терраса, ворох пледов и загоравшие люди. Заметил ли их фермер? Вспомнит ли? Десять лет — это долгий срок, если нет особых причин что-то запоминать. А вот у Эдама была масса особых причин, чтобы все забыть.

Кажется, на следующей неделе или через неделю приехали Шива и Вивьен. Нет, это было в день святого Свитина, пятнадцатого июля. На святого Свитина дождь — еще сорок дней дождь… Руфус сказал, что обычно пятнадцатого июля льет дождь, но в тот день дождь не шел, его ничто не предвещало, на небе не было ни единой тучи, ни перистых облаков, которые до этого целых два дня виднелись на горизонте. Раз на святого Свитина ясно, дождя не будет сорок дней. И ведь не было. Еще шесть недель стояла ясная погода, Англия превратилась в Средиземноморье, Суффолк — в тропики, непрерывно светило солнце, а на сорок первый день разразилась гроза с ливнем и ветром, и лето исчезло навсегда…

Зоси надела на себя наволочку. Из одежды у нее имелось только то, что было на ней, а также серый свитер и кожаный ремень с заклепками, поэтому когда девушка постирала шорты и майку, ей понадобилось во что-то переодеться. На белой льняной наволочке была вышита монограмма тети Лилиан: ЛВС в круге из листьев. Зоси распорола небольшие участки на швах, сделала короткую тунику и подпоясалась ремнем. В этом наряде, очень похожем на платье, она выглядела красавицей. Зоси практически ввела новую моду.

Вот во что она была одета, когда они поехали в Садбери продавать серебро — на этот раз рыбные ножи и вилки, корзинку для конфет из филиграни и два соусника. Руфус сказал, что никто этим пользоваться не будет, что это все бесполезный хлам, который будет лежать в ящике или стоять в буфете, и никто за всю жизнь даже не взглянет на него, а на свету все это потускнеет. И правда, все серебро и медь казалось выцветшим из-за того, что за ним не ухаживали. Эдаму совсем не хотелось продавать серебро, однако он не придумал, как возразить Руфусу. Все это принадлежало ему, было частью Отсемонда, который являлся единым целым, идеальным целым, сочетавшим в себе отдельные части. Но он чувствовал, что не сможет сказать это Руфусу. Они нуждались в деньгах, у них ничего не осталось.

— Если мы не можем купить выпивку, сигарет и ходить по пабам, когда нам хочется, — сказал Руфус, — тогда нет смысла оставаться здесь.

Эдам смотрел на ситуацию иначе, хотя такое времяпрепровождение ему тоже нравилось, оно было как бы необходимым условием получения удовольствия.

Зоси больше не заговаривала о социальном обеспечении. Она все еще спала в Кентавровой комнате, а вот Руфус там почти не ночевал. У него вошло в обыкновение спать на террасе, а Зоси перебиралась в комнату около полуночи или чуть позже. «Юхалазавр» выехал с проселка на дорогу и повернул к «Милл-ин-зе-Питл». Зоси сползла на пол и скрючилась там в позе молящегося йога. На сиденье она вернулась только после того, как они свернули на дорогу к Садбери.

Продавать серебро она пошла вместе с ними. Выбранный магазинчик находился на Фраэр-стрит. Они уже дважды бывали в нем, хозяин не задавал вопросы, однако Эдам подозревал, что цены у него здорово занижены. Антиквар ошеломленно уставился на Зоси в наволочке, которая едва прикрывала попку. Мини уже не носили лет пять, и люди отвыкли видеть голые ноги. Зоси обошла магазин, внимательно изучая каждый предмет. Эдам и Руфус прошли за прилавок и сторговались на шестьдесят пять фунтов. Эдама едва не затошнило от этой суммы, он считал, что столько стоит только один соусник. Когда они вернулись, Зоси, сложив руки на коленях, сидела на гнутом деревянном стуле и ждала.