Последнее королевство - Корнуэлл Бернард - Страница 46

– Верно. И кто же станет твоим мужем? Она пожала плечами.

– Маме нравится Анвенд.

Анвенд был в дружине Рагнара – молодой человек, немногим старше меня, сильный и жизнерадостный. Рагнару хотелось, чтобы Тайра вышла замуж за одного из сыновей Уббы, но тогда ей пришлось бы уехать, а Сигрид была ненавистна сама мысль об этом. Поэтому Рагнар мало-помалу принял сторону жены. Мне тоже нравился Анвенд, мне казалось, он будет хорошим мужем для Тайры, которая стала еще красивее. У нее были длинные золотистые волосы, широко поставленные глаза, прямой нос, гладкая кожа, а ее смех звенел серебристым колокольчиком.

– Мама говорит, у меня должно быть много сыновей, – добавила она.

– Надеюсь, так и будет.

– Но дочку я тоже хочу, – сказала она, с трудом вращая мешалку: масло густело, и работать становилось все труднее. – Мама говорит, Бриде тоже пора замуж.

– У Бриды может оказаться другое мнение на этот счет, – сказал я.

– Она хочет замуж за тебя, – сообщила Тайра.

Я засмеялся. Я считал Бриду другом, самым близким другом, но если мы спали вместе, когда Сигрид не видела, это еще не означало, что я хочу жениться. Я вообще не хотел жениться, я думал только о мечах, щитах и сражениях, а Брида занималась своими травами.

Она была похожа на кошку. Она незаметно приходила и уходила, она знала о травах и их применении все, чему научила ее Сигрид. Вьюнок – слабительное, льнянка – от нарывов, ноготки отгоняют эльфов от ведер с молоком, песчанка – от кашля, кукурузные рыльца – от простуды. Она выучила заклинания, о которых мне не рассказывала, особенные женские, и говорила, что если молча сидеть в ночи, тихо, почти не дыша, придут духи. Равн научил ее спать с богами, для этого требовалось выпить эля с размешанными в нем толчеными красными грибами. После этого она болела, потому что делала напиток слишком крепким, но остановиться не могла. Она начала сочинять песни о птицах и животных, и Равн сказал, что она настоящий скальд. Иногда, когда мы жгли уголь, она декламировала мне эти песни мягким ритмичным голосом. Еще она завела собаку, которая следовала за ней повсюду. Пса она нашла в Лундене перед нашим возвращением домой, черно-белого, умного, как сама Брида, и назвала его Нихтгенга – то есть «бродящий в ночи» или «домовой». Пес обычно сидел вместе с нами перед угольной кучей и, клянусь, слушал ее песни. Брида делала дудочки и наигрывала на них печальные мелодии, а Нихтгенга смотрел на нее большими грустными глазами, пока музыка не пробирала его, тогда он задирал морду и принимался выть. Мы оба хохотали, а Нихтгенга обижался, и Бриде приходилось гладить его, чтобы он снова повеселел.

Мы совсем забыли о войне, но в самый разгар лета, когда над холмами стояло жаркое марево, прибыл нежданный гость. В нашу долину прискакал ярл Гутрум Невезучий с двумя десятками черных всадников. Ярл почтительно поклонился Сигрид, которая упрекнула его, что он не предупредил о приезде.

– Я приготовила бы пир, – сказала она.

– Я привез с собой угощение, – Гутрум указал на навьюченных лошадей. – Незачем опустошать ваши запасы.

Он прибыл из далекого Лундена, чтобы переговорить с Рагнаром и Равном. Рагнар пригласил меня посидеть с ними, потому что, как он сказал, я знаю об Уэссексе больше многих других, а Гутрум хотел говорить именно об Уэссексе. Боюсь, от меня было мало пользы. Я описал Альфреда и его болезнь, предупредил Гутрума, что, хоть англосаксонский король и неказист с виду, он, без сомнения, мудр. При этих словах Гутрум передернул плечами.

– На всякую мудрость найдется другая, – заявил он угрюмо. – Мудрость не выигрывает битвы.

– Зато глупость проигрывает их, – вставил Равн. – Помнишь поделенную надвое армию под Эббандуной?

Гутрум разозлился, но решил не спорить, а вместо этого спросил мнения Рагнара, как победить англосаксов, и заручился его обещанием, что тот приведет свою дружину в Лунден на следующий год.

– Если война будет в следующем году, – мрачно сказал Гутрум и почесал шею – позолоченное ребро его матери подпрыгнуло в его волосах, – у нас может не хватить народу.

– Значит, через год, – сказал Рагнар.

– Или еще через год, – добавил Гутрум и нахмурился. – Но как нам покончить с этими жалкими отродьями?

– Разделить их армию, – сказал Рагнар, – иначе они всегда будут превосходить нас числом.

– Всегда? Превосходить числом? – Гутрума озадачили эти слова.

– Когда мы сражались здесь, – пояснил Рагнар, – некоторые нортумбрийцы решили не драться с нами и бежали в Мерсию. Когда мы сражались в Мерсии и Восточной Англии, происходило то же самое: люди бежали от нас, ища спасения в Уэссексе. Но когда мы пришли в Уэссекс, им некуда стало бежать. У них больше не осталось укрытия. Поэтому они вынуждены биться – все они. В Уэссексе враг оказался загнанным в угол.

– А загнанный в угол враг, – вставил Равн, – опасен.

– Разделить их, – задумчиво повторил Гутрум, опять не обратив внимания на слова Равна.

– Корабли на южном побережье, – предложил Рагнар, – армия на Темезе и бритты из Брюхейнога, Гливисинга и Гвента.

Брюхейног, Гливисинг и Гвент были королевствами южного Уэльса, откуда бритты совершали набеги на западные границы Мерсии.

– Три удара, – продолжал Рагнар. – Альфреду придется отражать все три, и ему это не удастся.

– А ты придешь? – спросил Гутрум.

– Я дал слово, – ответил Рагнар.

Разговор перешел на то, что видел Гутрум по пути сюда. Конечно, Гутрум был пессимист и во всем видел худшее, но Англия просто приводила его в отчаяние. Он сказал, что в Мерсии волнения, что в Восточной Англии неспокойно и что поговаривают, будто король Эгберт в Эофервике готовит восстание.

– Эгберт! – Рагнар изумился. – Да он даже пьяного не уговорит помочиться!

– Так мне сказали, – продолжал Гутрум, – может, это неправда. Мне сказал человек по имени Кьяртан.

– Тогда, скорее всего, это неправда.

– Наверняка неправда, – подтвердил Равн.

– Он мне показался неплохим человеком, – сказал Гутрум.

Он явно не знал истории с Кьяртаном, и Рагнар не стал ему рассказывать. Разговор забылся, как только Гутрум уехал.

Но Гутрум оказался прав. В Эофервике зрел заговор, хотя я сомневаюсь, что затеял его Эгберт. Это Кьяртан начал распускать слухи, будто Эгберт готовит восстание, и слухи так широко разошлись и репутация короля была настолько подпорчена, что однажды ночью Эгберт, опасаясь за свою жизнь, сумел усыпить бдительность стражи и сбежать с дюжиной соратников на юг. Его приютил король Бургред из Мерсии: хотя страна Бургреда и была завоевана датчанами, он сумел сохранить собственную гвардию, и этого было достаточно, чтобы защитить гостя.

Риксиг из Дунхолма, отдавший Рагнару захваченных монахов, был провозглашен королем Нортумбрии и наградил Кьяртана, позволив ему самому проверить все места, где могли скрываться мятежники, союзники Эгберта. Разумеется, никаких мятежников не оказалось, но Кьяртан все равно их «нашел». Он разгромил несколько оставшихся монастырей Нортумбрии, еще больше разбогател и сделался сборщиком налогов и главным советником Риксига.

Все эти события прошли мимо нас. Мы отпраздновали сбор урожая, и было объявлено, что на Йоль состоится свадьба Тайры и Анвенда. Рагнар попросил кузнеца Элдвульфа сделать для Анвенда меч, такой же, как Вздох Змея, и Элдвульф пообещал. Заодно он решил выковать для меня короткий меч, которым Токи советовал сражаться в клине; кузнец заставил меня самого бить молотом по скрученным железным прутам.

Всю осень мы трудились, и наконец Элдвульф выковал меч для Анвенда, а я с помощью кузнеца сделал себе тесак и назвал оружие Осиным Жалом. Этот короткий клинок мне не терпелось испытать на враге, и Элдвульф расценил мое нетерпение как глупость.

– Враги сами приходят в твою жизнь, – сказал он, – незачем их искать.

Свой первый щит я сделал в начале зимы: вырезал из липы, выковал большой умбон со штырем, который вставил в отверстие в дереве, покрасил щит черной краской и сделал металлическую окантовку. Щит получился очень тяжелым; потом я понял, как делать их более легкими, но в ту осень я не расставался с этим щитом, мечом и тесаком, привыкая к их весу, повторяя удары, выпады и мечтая.