Король зимы - Корнуэлл Бернард - Страница 19

Мне, ослепленному его появлением, Артур показался белым сияющим богом, сошедшим с небес на землю. Я не мог отвести от него глаз.

Артур обнял Овейна, и я услышал, как двое мужчин рассмеялись. Овейн был просто высоченным, и все же Артур, не так крепко сбитый и коренастый, умудрялся смотреть ему прямо в глаза. Овейн, казалось, весь состоял из бычьих мускулов, Артур же, напротив, был худым и жилистым. Гигант гулко хлопнул Артура по спине, и тот незамедлительно вернул ему дружеский удар, а потом оба, обнявшись, направились к тому месту, где стояла Ралла с Мордредом на руках.

Артур упал на колени перед своим королем и с удивительной грацией для закованного в латы воина поднял руку в перчатке, чтобы дотронуться до края платья ребенка. Он отвел в стороны прикрепленные ремешками пластины шлема и поцеловал кончик платья короля. Мордред вопил и отбрыкивался.

Артур встал и протянул руки к Моргане. Она была старше брата, которому минуло всего лишь двадцать пять или двадцать шесть лет, но когда он обнял ее, из-под золотой маски брызнули слезы.

— Дорогая Моргана, — услышал я его звучный голос, — дорогая, милая Моргана.

До того самого момента, когда я увидел Моргану плачущей в объятиях брата, мне и в голову не приходило, насколько она одинока.

Артур нежно высвободился из ее рук и снял с головы свой серебристо-серый шлем.

— У меня есть для тебя подарок, — сказал он Моргане. — Эй, Хигвидд!

Слуга Хигвидд выбежал вперед и протянул ожерелье из медвежьих зубов, вправленных в золотые звенья цепи. Артур надел цепь на шею сестры и принялся выспрашивать, кто такая Ралла. Услыхав о смерти ее ребенка, он обратил на нее такой сочувственный взгляд, что Ралла не удержалась и расплакалась. Затем ему был представлен Гвилиддин, который поведал о том, как я, защищая Мордреда, убил силура, и Артур обернулся, чтобы поблагодарить меня.

Впервые я мог по-настоящему разглядеть Артура.

Лицо его лучилось добротой. Это мое первое впечатление осталось навсегда. Артур внушал доверие всем своим видом. Женщины всегда любили Артура, хотя красавчиком его никак не назовешь, но он всегда смотрел на тебя с таким неподдельным интересом и открытой доброжелательностью, что сразу располагал к себе. У него было энергичное костистое лицо, обрамленное густыми темно-коричневыми волосами, которые тогда взмокли под шлемом и прилипли к голове. Самым заметным на лице были не горящие карие глаза, не длинный хрящеватый нос и не тяжелый, гладко выбритый подбородок, а неестественно большой рот, полный отличных зубов. Артур очень гордился своими зубами и каждый день чистил их солью, а если ее не было, просто полоскал водой. Да, это было крупное и сильное лицо, но больше всего меня в нем поразило выражение доброты и проказливого лукавства в глазах. Я замечал, как при нем мужчины и женщины становились веселее, а после его ухода воцарялись скука и уныние, хотя Артур вовсе не был ни острословом, ни хорошим рассказчиком. Он — Артур, и этим все сказано. Артур был человеком, заражавшим уверенностью, одержимым неукротимой волей и бесшабашной решительностью. Сначала вы не замечали этой твердости, да и сам Артур не выставлял напоказ своего жесткого характера, но подтверждением тому были многочисленные могилы его врагов.

— Гвилиддин говорит, что ты сакс! — поддразнил он меня.

— Повелитель! — только и мог произнести я и пал на колени.

Он наклонился и поднял меня, взяв за плечи. Я почувствовал твердость его рук.

— Я не король, Дерфель, — сказал он, — и ты не обязан опускаться передо мной на колени. Зато я должен преклонить перед тобой колени за то, что ради спасения короля ты рисковал жизнью.

Он улыбнулся, и в этот момент я уже обожал его.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Думаю, пятнадцать.

— А выглядишь на все двадцать, — снова улыбнулся он. — Кто научил тебя драться?

— Хьюэл, — ответил я, — управляющий Мерлина.

— А! Самый лучший учитель! Он и меня учил. А как он поживает?

— Хьюэл умер, — ответила за меня Моргана. — Убит Гундлеусом.

Она плюнула сквозь узкую щель в маске в сторону плененного короля, которого держали в нескольких шагах от нас.

— Хьюэл мертв?

Артур поглядел мне прямо в глаза, и я кивнул, сдерживая слезы. Артур обнял меня.

— Ты хороший человек, Дерфель, — сказал он, — и я должен наградить тебя за спасение жизни короля. — Чего ты хочешь?

— Быть воином, лорд, — сказал я.

Артур улыбнулся.

— Лорд Овейн, — повернулся он к покрытому татуировкой гиганту, — ты можешь взять этого хорошего воина-сакса?

— Я могу взять его, — тут же откликнулся Овейн.

— Тогда вот он, бери, — сказал Артур, но, должно быть, заметил мое разочарование, потому что быстро повернулся ко мне и положил руку на плечо. — Сейчас, Дерфель, — мягко проговорил он, — в моем отряде нет копьеносцев, только всадники. А лучше Овейна никто не научит тебя солдатскому ремеслу.

Он сжал мое плечо рукой в перчатке и отвернулся.

Подле взятого в плен короля, который стоял под знаменами победителей, собралась большая толпа. Артур теперь смотрел в лицо Гундлеусу.

Гундлеус гордо распрямился. У него не было оружия, но пленник даже не вздрогнул, когда к нему приблизился Артур.

Толпа затаила дыхание. На Гундлеуса падала тень штандарта Артура с медведем на белом поле. А на поверженное к ногам Гундлеуса его собственное знамя с изображением лисицы плевали и мочились торжествующие победители. Гундлеус пристально следил за тем, как Артур медленно вытаскивал Экскалибур из ножен. Голубоватая сталь его клинка сверкала так же, как и до блеска начищенные чешуйчатая кольчуга, шлем и щит.

Мы, замерев, ожидали рокового удара, но вместо этого Артур пал на одно колено и протянул Экскалибур рукоятью Гундлеусу.

— Лорд король, — сказал он смиренно, и по толпе, ожидавшей смерти пленника, пронесся вздох.

Не дольше одного удара сердца колебался Гундлеус, а затем протянул руку и дотронулся до рукояти меча. Он не вымолвил ни слова. Наверное, слишком был изумлен, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Артур встал и вложил меч в ножны.

— Я поклялся защищать моего короля, — проговорил он, — а не убивать других королей. Что станется с тобой, Гундлеус ап Мейлир, решать не мне, но тебя будут держать в плену, пока не примут решение.

— И кто принимает это решение? — надменно спросил Гундлеус.

Многие наши воины закричали, требуя смерти Гундлеуса. Моргана толкала брата отомстить за Норвенну. А Нимуэ пронзительно вопила, чтобы пленного короля отдали ей. Но Артур покачал головой. Глядя на освещенного заходящим солнцем Гундлеуса, он тихо, но твердо заявил, что судьба высокородного пленника в руках думнонийского совета.

— А что будет с Лэдвис? — спросил Гундлеус, указывая на высокую бледнолицую женщину, стоявшую за его спиной с расширенными от ужаса глазами. — Я прошу, чтобы ей было позволено остаться со мной, — добавил он.

— Шлюха моя! — хрипло сказал Овейн.

Лэдвис вжала голову в плечи и приникла к Гундлеусу. Артур был явно смущен и озабочен таким поворотом дела, но, хоть он и был назван защитником Мордреда и одним из военачальников королевства, положение его в Думнонии оставалось неясным. В битве с силурами и их разгроме Артур главенствовал, но сейчас, требуя Лэдвис себе в рабыни, Овейн напомнил, что у них равная власть. Артур колебался недолго. Он решился пожертвовать Лэдвис единству Думнонии.

— Овейн решил дело, — сказал он Гундлеусу и отвернулся. Лэдвис, когда один из людей Овейна потащил ее в сторону, закричала, потом затихла.

Танабурс, видя унижение и горе Лэдвис, засмеялся. Никто не смел причинить друиду и малейшего вреда. Он не считался пленником и мог свободно уйти, но должен был покинуть поле боя без еды, благословения и спутников. Однако после того, что произошло со мной за эти дни, я настолько осмелел, что решился остановить друида, уходившего по усеянному мертвыми силурами мосту.

— Танабурс! — окликнул я его.

Друид обернулся и увидел, как я вытаскиваю меч.