Душа в рассрочку - Корнилова Наталья Геннадьевна - Страница 27

– Мы – вегатарьянцы, касатик, нам мясное нельзя, оно дух с толку сбивает, так что насыщайтесь, пока чуток время есть.

Светлана от насыщения отказалась, покачав головой и не отрываясь от своих шикарных туфель, которые нацепили на неё бабки, а Егор запихал в себя с десяток ванильных пряников и выпил три стакана чаю. Бабки только умилённо вздыхали, глядя на это, а когда он закончил, одна из них сказала:

– Зря ты, милок, столько водицы пьёшь – в туалет-то теперь не скоро попадёшь.

– Так что ж вы сразу не сказали?! – поперхнулся тот. – Стоят, смотрят, мымры старые!

– Так ты ж и не спрашивал, – удивилась она. – Ну ладненько, идите, облегчитесь пока, а потом уже и отведём вас.

– Куда это? На бойню, что ли?

– Экий ты грубиян, – вздохнула она. – Все-то тебе опошлить нужно. Мальчонки, проводите его в туалет, – повернулась она к дуболомам. – А потом и девоньку.

В сортире света не было, и ему пришлось ориентироваться по звуку, зато он догадался, что Закревский, который не переносит света, тоже пользуется этим туалетом. Это могло пригодиться. Но зачем? Где выход из западни? Эх, сняли бы с него наручники, он бы показал им кузькину мать! И даже то, что дуболомы были поздоровее, его не смущало. Он бы справился сейчас и с десятком таких, только бы выбраться из этой жути, этого кошмара. Он боялся его, хотя и пытался давить в себе муторный страх.

Застёгивая ширинку, в кармане чужих штанов он коснулся чего-то твёрдого. Наручники мешали, но он все же исхитрился засунуть руку в карман и вытащил оттуда маленький металлический китайский фонарик, похожий на ручку. Включив его, он увидел тонкий, но довольно яркий лучик – батарейки работали. Он так обрадовался, что едва так и не вышел с ним, но вовремя спохватился и сунул его обратно. Теперь у него было оружие, правда, не ахти какое, но все же.

Светлана, погруженная в свои тоскливые думы, отказалась и от туалета. Похоже, ей уже было совершенно все равно. Что же, черт побери, её так гнетёт? Неужели перспектива встретиться с Закревским так страшна? Господи, скорее бы все это кончилось…

Он ничуть не удивился, когда их привели в ту же самую тёмную комнату, где на этот раз коптила керосиновая лампа и можно было осмотреться. Тахта застелена чистым пледом, у стены в один ряд стоят стулья, а два сломанных, которые, видимо, он в прошлый раз кидал в темноту, кучей свалены в углу. Только сейчас он вспомнил: в коридоре он пару раз споткнулся о какие-то палки, но тогда ему было не до них. Странно, что он не слышал звука разбивающихся стульев. Другой мебели в комнате не было. Светлану усадили на тахту, а он сел на стул и стал ждать, чем все это закончится. Старушки шустренько выскочили, оставив их под охраной дуболомов, а через пару минут, пыхтя и шаркая ногами; уже тащили к проёму, через который вышли, носилки с раствором и кирпичи. На этот раз, как он понял, все было на самом деле. Он было пробовал встать, чтобы испытать кирпичи на ощупь, но завхоз резко осадил его, рявкнув:

– Цыть, парень! Не гоношись.

Светлана даже не подняла глаз на все это безумие, от которого у Егора встали дыбом волосы. Ведь если их на самом деле замуруют, то им уж точно не выбраться, сколько ни бейся лбом об эти стены. В потолке нет никаких люков, на полу лежал линолеум и тоже без единого намёка на какой-нибудь проход. Вот разве что под тахтой… Он забыл: отодвигал он в прошлый раз тахту или нет, когда искал в темноте выход. Надо будет на всякий случай посмотреть ещё раз.

Старушки закончили таскать кирпичи и теперь стояли в стороне, глядя, как мальчики, стоя в коридоре, ловко выкладывают стенку толщиной в один кирпич. Они орудовали мастерком как заправские каменщики – быстро и точно подгоняя кирпичи один к другому. Ненависть закипела в Егоре от чёрной несправедливости и жестокости врагов. Что это они себе позволяют в конце двадцатого века в почти демократической стране, при наличии российской подписи на Декларации о правах и свободах граждан?! Кто им дал право замуровывать живых людей в столице Российской Федерации в разгар рабочего дня? Где санкция прокурора, если уж на то пошло? Такими абсурдными мыслями он распалял сам себя, глядя, как быстро растёт преграда на единственном пути к свободе и независимости. Когда безмолвные и сосредоточенные мальчики начали укладывать последний, верхний ряд, он встал со стула, отошёл к противоположной стене, разогнался и снёс к чертям свежую кладку, пока цемент ещё не схватился. Кирпичи с грохотом полетели по коридору, ударяя по каменщикам, которые, видать, собрались уже мыть руки, а Егор невозмутимо проговорил:

– Вы забыли снять наручники, – и потряс ушибленной ногой, которой разворотил стену.

Старушки осуждающе закачали головами, а дуболомы недоуменно переглянулись, не зная, как поступить в такой ситуации: то ли бить Егора, то ли заново укладывать стену. Наконец они принялись собирать кирпичи, что-то бормоча под нос, видимо матерясь, а старушки резво побежали с носилками за раствором. Инвалиды, мать их!

– Вы забыли про наручники, – напомнил он им. – Снимите, и я не буду больше ломать. А то ведь так никогда и не построите, – пригрозил он, усмехнувшись, и протянул в проем руки. – Давайте, братишки, вы же меня не боитесь, правда? Что я могу сделать за стеной? Смелее, ну!

И эти тупоголовые мужики клюнули. Завхоз вытащил ключ и нехотя снял наручники, аккуратно сунув их себе в карман. Егор растёр руки и уже спокойно сел на свой стул, не обращая более внимания на старания добросовестных слуг Закревского. Но конец несчастьям ещё не наступил. Кассир перелез через остатки стены, подошёл к стулу, на котором стояла лампа, и понёс её из комнаты, буркнув:

– Хорошо, что ты стену сломал, а то бы забыли.

Минут через двадцать комната погрузилась в непроницаемую темень. Пока ещё был свет, Егор перебрался поближе к Светлане, сев рядом с ней на тахту, чтобы удобнее было общаться и в случае чего защитить безучастное ко всему создание. Теперь им предстояло провести здесь как минимум сутки, а может быть, и всю оставшуюся жизнь, то есть попросту умереть от голода в этом каменном мешке. Но он знал, что события должны развернуться этой ночью, потому что Семён Карлович говорил о полнолунии. Значит, нужно ждать и быть готовым ко всему, в том числе и к чертовщине, от одной мысли о которой его начинало трясти. Он слышал частое дыхание Светланы, но не решался протянуть руку и успокоить её – не знал, как она отреагирует. После увиденного у неё дома и того, что она сотворила с Валерой, он начал немного побаиваться свою бывшую любовницу. Он достал из кармана фонарик и включил. Лучик прорезал темноту и упёрся в стену, у которой стояли стулья.

– Что это? – услышал он испуганный голос девушки.

– Фонарик твоего мужа, – весело ответил он, стараясь не подавать вида, что и сам боится. – Я его случайно обнаружил. Как думаешь, он нам пригодится?

– Не знаю, я ничего не знаю, – бесконечно усталым голосом произнесла она, – мне уже на все наплевать, пусть делают что хотят.

– Это ты брось. Мы ещё покувыркаемся! – рассмеялся он, чувствуя, как от её слов по коже забегали мурашки. – Скажи, что ты о них знаешь? Не могу же я бороться с ними с завязанными глазами. Чего они от тебя хотят?

Она молчала, но дыхание её участилось.

– Сволочи они! – зло бросила она наконец. – Ненавижу!

– Ты погоди ругаться, остынь, нам сейчас спокойствие нужно, – мягко проговорил он. – Ты это… меня не укусишь, если я до тебя дотронусь?

– Нет, не волнуйся. По крайней мере пока это мне не грозит, до встречи с этим ублюдком Закревским. И выключи фонарик – батарейки сядут.

В голосе её мелькнули живые нотки, и он воспрял духом: значит, она не совсем ещё свихнулась и сможет ему помочь! Пересев к ней поближе, он нащупал в темноте её плечи и обнял, стараясь не делать резких движений. Она доверчиво склонила голову ему на плечо, и он почувствовал лёгкое волнение, совсем как тогда, когда они целовались на брудершафт. Но он тут же взял себя в руки – ещё не хватало заняться здесь любовью, когда кругом враги и родина в опасности. Вот победим, а тогда уж можно и… Он тряхнул головой, отбрасывая глупые мысли, и спросил: