Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дальтоник - Сантлоуфер Джонатан - Страница 32


32
Изменить размер шрифта:

Он снимает с подрамника натюрморт, затем картину, которую измазал кровью, аккуратно сворачивает их вместе. Усмехается. Как глупо, что он собирался купить картину в магазине.

— Ты у нас такой умный, — произносит он громко высоким фальцетом.

И отвечает:

— Спасибо, Донна. Ты тут давно?

Затем произносит голосом Донны:

— Довольно давно.

— Ну и как тебе?

— Думаю, это здор-р-рово!

— Тони, я спросил не тебя, а Донну.

Но Донна исчезла. С его друзьями порой такое случается.

Сунув в рюкзак два туго свернутых холста, нож и бутылку спрея «Фантастик», он обходит мертвое тело, лежащее в луже крови, которая теперь кажется чернильно-черной.

Пытается вспомнить цвет волос парня. Вроде бы они были черные. Или там присутствовал намек на красное дерево?

«Вот дерьмо! Уже забыл».

— Кое-что определилось, — сказала Кейт, комментируя рентгенограммы картин из Бронкса. — Он пишет названия цветов. Вот «Y», которое я заметила в самом начале. Это первая буква слова «yellow». [24]Есть тут и красный, и синий, и зеленый. Багровый. Кроме того, яркий арбуз и мягкий желтый. Правда, не вполне понятно, что это такое. Самым загадочным мне кажется цвет, который он обозначает как «ослепительный». — Она положила рентгенограмму на стол и взяла фотографию краев картины. — Какое увеличение?

— Четыреста процентов, — ответил Браун.

— Здесь тоже слова. — Кейт вгляделась в фотографию. — Почерк похож на детский. Какие-то имена. Посмотрите. Вот тут написано много раз «Тони». А это… может быть… «Дон» или «Дот», дальше «Брен»… «Бренда»… — Она передала фотографию Перлмуттеру. — Что скажете?

— «Тони», без сомнения. И возможно… «Дайан». Нет, «Дил»… или «Дилан»? «Боб Дилан» или «Дилан Томас».

— Кто такой Дилан Томас? — спросил Грейндж, посмотрев на своих помощников, агента Маркуса и агента Собецки. Те пожали плечами.

— Поэт, — ответил Перлмуттер.

Крайнее напряжение на лице Грейнджа сменилось обычным напряжением. Видимо, он решил, что не обязан знать каких-то поэтов.

— А вот здесь, кажется, написано «Брэд» или «Бренда», — заметил Браун.

— Может, это его жертвы? — предположил Грейндж, изучая фотографию.

— Но имена обнаруженных жертв совсем другие, — отозвался Браун.

— Возможно, не всех еще обнаружили, — возразил Грейндж. — Но это могут быть и планируемые.

— Да, — согласилась Кейт. — Но те же самые имена написаны по краям обеих картин.

— А если это родственники? — вставил Браун. — Или друзья?

— Если он настоящий психопат, у него нет друзей. Эти типы длительных связей не заводят, — пояснил Фримен.

— Такое навязчивое повторение одного и того же характерно для творчества душевнобольных, — сказала Кейт.

Фримен кивнул:

— Верно. Повторение успокаивает шизофреников.

— Вы, конечно, читали доктора Курта Эрнста?

— Немецкий психиатр, эксперт по творчеству душевнобольных? — уточнил Фримен. — Разумеется.

— Доктор Эрнст также историк искусства. Я познакомилась с ним несколько лет назад на выставке душевнобольных в Центре рисунка. Говорят, он сейчас в Нью-Йорке. Я позвоню ему, попрошу посмотреть эти картины. Надеюсь, не откажет.

— Тут вроде как цветовой план, — произнес Перлмуттер, рассматривая рентгенограмму.

— Но он отошел от него. — Кейт указала на цветную фотокопию соответствующей картины в натуральную величину. — Видите, написано «желтый», а он положил голубую краску. Небо обозначено голубым, а он кладет красную и розовую.

— Парень очень организованный, — заметил Браун. — Все за собой тщательно убирает. Пытками не занимается, то есть не убийца-садист. Но потрошит тела жертв, как безумец. Очень странно.

— Эти люди живут в мире своих причудливых фантазий, — проговорил Фримен. — Пока мы не знаем, какая у него фантазия. Но то, что это какой-то ритуал, сомнений не вызывает.

— Включая и выбор проституток? — спросил Перлмуттер.

— Вполне возможно. Мы поймем его только тогда, когда узнаем, что им движет. Но у этих ребят часто не одна, а несколько маний.

— Полагаю, ключ к разгадке в этих картинах, — сказала Кейт. — Что они для него?

— Приношения жертве? — предположил Фримен.

— Возможно. — Кейт начала ходить по комнате, не замечая, что обмахивается рентгенограммой. — Он приносит картины специально, чтобы оставить на месте убийства. Зачем? Хочет, чтобы их обнаружили, или ему это безразлично?

— Верно, — сказал Фримен. — Продолжайте.

Кейт остановилась, перестала обмахиваться.

— А если он приносит их, чтобы как-то использовать, а затем, когда они становятся ненужными, теряет к ним интерес?

— Вот это самое главное, — воскликнул Фримен, — понять, как он их использует!

Кейт задумалась.

— Он пишет названия, но потом кладет на данную область совершенно другой цвет.

— Чудно как-то. — Браун развел руками.

— Вы правы. Но некоторые художники делают подобные вещи из концептуальных соображений.

— Концептуальных? — удивился агент Собецки.

— Художников-концептуалистов интересует природа искусства, — объяснила Кейт.

— В каком смысле? — подал голос Грейндж.

— Они иллюстрируют идеи. Например, Джаспер Джонс. Он концептуалист не в чистом виде, но использует в работе отдельные концептуальные понятия. Погодите, погодите… — она посмотрела на рентгенограммы, — это невероятно, но наш клиент в чем-то копирует метод Джаспера Джонса.

— Как это понять? — спросил Браун.

— Хм… у Джаспера Джонса есть серия картин, где вся поверхность покрыта густыми мазками какой-то краски, скажем желтой, а поверх он пишет слово «желтый».

— И что это означает? — осведомился Грейндж.

— Джонс указывает на различие между словом «желтый» и желтым цветом. Подчеркивает, что цвет изображают двумя способами: с помощью слова и образа. В первом случае они совпадают, слово «желтый» и пространство, заполненное желтым цветом. Вы меня поняли? — Она посмотрела на мужчин, заметив, что они с трудом постигают ее объяснения. — Но часто Джаспер Джонс поступал иначе, — почти так же, как наш клиент, — покрывал пространство картины, скажем, желтой краской, а писал «синяя». То есть отрицал реальность того, что вы видите.

— Зритель воспринимает цвет как желтый, но читает «синий», — сказал Фримен.

— Правильно.

— Чтобы заставить зрителя думать, что на самом деле означает слово «синий»? — спросил Перлмуттер.

Кейт кивнула:

— Именно. Он заставляет вас думать о цвете. О том, как художник использует его. Натуралистично или абстрактно.

— Так же поступает и наш клиент? — спросил Браун. — Играет с нами подобно этому вашему художнику?

— Может быть. — Кейт на секунду задумалась. — Но он прячет слова под краской. Поэтому, если бы у нас не было рентгенограмм, мы не знали бы, что он с нами играет. К тому же он вряд ли настолько искушен, чтобы дразнить нас такими высокими фантазиями. — Она посмотрела на фотокопии картин из Бронкса. — Меня сбивает с толку вот что. С одной стороны, работы, несомненно, любительские. То, что сейчас называют живописью аутсайдеров. Это подтверждают каракули, которыми он исписал края. А с цветом использован концептуальный прием, с которым он в принципе не может быть знаком. Будь наш клиент профессионалом, я знала бы его работы. И другие тоже. Но нельзя исключать, что он видел какие-то картины Джаспера Джонса и подражает ему. И эти странные слова для обозначения цветов…

— Какие? — спросил Браун.

— «Яркий арбуз» и «ослепительный». Кто-нибудь из вас может объяснить, что это значит?

Никто из мужчин не имел ни малейшего понятия об этом.

Браун вздохнул и потер виски.

— Выходит, рентгенограммы не очень-то нам и помогли.

— Помогли. — Кейт передала ему коробочку с таблетками. — Просто мы пока еще не знаем в чем.

Глава 16

Еще совсем недавно Кейт была уверена, что никогда больше уже не сумеет радоваться. Это исключено. И вот, наблюдая, как грузчики заносят вещи Нолы в большую гостевую комнату рядом с детской, она испытывала это забытое чувство. Давным-давно они с Ричардом мечтали о том, как в этой комнате будет раздаваться детский голосок, но мечты эти не сбылись. Сейчас там уже стояли плетеная колыбель, коляска и столик для пеленания.

вернуться

24

Желтый (англ.).