Дальтоник - Сантлоуфер Джонатан - Страница 26

Проклятие! В какую бы сторону ни смотрела Кейт, все навевало разрывающие душу воспоминания. Разговоры, блюда, которые они ели, вина, которые пили.

Опять на глаза навернулись слезы. Еще минута, и она разревется прямо на улице. Кейт ускорила шаг, почти побежала, пока не увидела вывеску:

Напротив белые кубы двух шикарных галерей современного искусства. А здесь скорее магазин, чем галерея. Причем довольно тесный. Забит всеми видами примитива. На стенах плотно висели картины и рисунки, на полу, подоконниках и прилавке стояли странные предметы, разнообразные поделки, фигурки, безделушки.

Невысокий человек в огромных очках, закрывающих пол-лица, беседовал с холеной нью-йоркской дамой неопределенного возраста. Она рассматривала нечто, напоминающее макет домика, то ли выстроганного ножом, то ли собранного из точно подогнанных друг к другу неровных деревяшек.

— Лучшего образца искусства аутсайдеров вы нигде в мире не найдете, — с пафосом произнес Блум.

— Да, это довольно изысканно. — Женщина потрогала свои тщательно уложенные волосы. — Я должна подумать.

— Думайте, только не долго. А то вещь уйдет. — Блум снял массивные очки в красной оправе, на которые позарился бы и сам Элтон Джон. — Повсюду говорят об оживлении на рынке искусства аутсайдеров.

— Я знаю. Но мой муж… в общем, я позвоню. — Женщина направилась к выходу.

Блум нахмурился:

— Вечная проблема эти мужья. — Он оживился, увидев Кейт, внимательно рассматривающую его товары. — Что-нибудь выбрали?

— Здесь очень много интересного, — ответила Кейт. — Но вначале прошу вас взглянуть на это. — Она положила на прилавок фотографии картин из Бронкса.

— Хм… — Блум пожал плечами. — Я не продавал их.

— Знаю. Мне нужно ваше мнение как эксперта.

Блум улыбнулся.

— Картины ваши?

— Да. Я купила их на Ярмарке творчества аутсайдеров в Парк-билдинг в позапрошлом сезоне и хочу связаться с художником, чтобы купить еще что-нибудь. Но, понимаете, потеряла его визитную карточку и не могу вспомнить фамилию. Не поможете ли мне?

— С удовольствием. — Блум склонился над фотографиями. — Но здесь нет подписи, а без нее художника определить очень трудно.

— Да, они не подписаны.

— Погодите, погодите… — Галерейщик вгляделся в Кейт. — Вы ведете на телевидении передачу о живописи, верно?

— Да.

— Вы сразу показались мне знакомой. Я думал, вас интересует высокое искусство, модернизм.

— Так оно и есть, но мне также нравится искусство непрофессионалов. Со временем надеюсь собрать первоклассную коллекцию.

Блум облизнул губы.

— Вот здесь я определенно готов вам помочь. А эти… — он снова вгляделся в фотографии картин из Бронкса, — к сожалению, не вызывают у меня никаких ассоциаций. Вот что я вам скажу. С вашим вкусом лучше собирать вещи таких высококлассных непрофессионалов, как Генри Даргер и Мартин Рамирес.

— Согласна, но скажите хотя бы… — Кейт постучала пальцем по фотографиям, — это действительно работы непрофессионала?

— Вроде бы да. Но, разумеется, полной уверенности нет. Сейчас идут бесконечные дебаты о том, кого вообще считать «аутсайдером» или «непрофессионалом», называйте как хотите. Чудака-интеллектуала или отшельника из сельской глубинки? А как быть с художниками-любителями, имеющими проблемы с головой? Кстати, сейчас серьезные коллекционеры скупают работы настоящих психов. Правда, гениальных. — Блум покрутил пальцем у виска. — А этот ваш художник, хм… цвет странный и по краям какая-то непонятная мазня. Наверняка он этим что-то хотел сказать.

— Думаю, вы правы.

— Такие вещи продавать труднее. Лучше идут голые девочки… или мальчики. Не в том смысле, что работа должна обязательно живописать какой-то порок, иначе ее не причислят к искусству аутсайдеров. Нет. Но это помогает. Аутсайдер — это же своего рода брэнд, который используют многие профессионалы. Вы не поверите, но даже выпускники престижных художественных школ пишут картины, вставив кисти между пальцами ног, чтобы придать им вид примитивов. Абсурд! Они не понимают, что настоящий художник-аутсайдер живет по своим правилам и ничего не ведает о мире искусства. — Блум заговорил серьезно. — Аутсайдеры культурно изолированы, они как бы на обочине общества, и… действительно многие из них имеют нарушения психики.

Слова галерейщика эхом отдавались в голове Кейт. «Живут по своим правилам… на обочине общества… культурно изолированы… с нарушениями психики».

— Вот я сейчас готовлю выставку работ одной молодой женщины, — продолжил Блум. — Вернее, не совсем женщины. Она гермафродит, позиционирует себя как женщину, но операцию по удалению мужских гениталий делать не желает. Призналась мне, что ей все больше и больше нравится время от времени соединять одно с другим. Ну, вы меня понимаете. — Его брови взметнулись над очками. — Живет в фермерском районе Кентаки, в небольшом домике, оставленном ей дедушкой. Рисунки, причем удивительные, делает обыкновенной шариковой ручкой. Впрочем, позвольте вам показать. — Блум выдвинул ящик стола. — Вот, посмотрите.

Вначале Кейт показалось, что это просто каракули. Беспорядочное переплетение линий, покрывающих весь лист.

— Приглядитесь внимательнее, — попросил Блум.

И в самом деле, при ближайшем рассмотрении переплетение линий трансформировалось в переплетение же, но вагин и пенисов.

— О!.. — воскликнула Кейт.

— Вот именно, «О!»… Она… или он каждую неделю выдает один такой рисунок. И так в течение последних десяти лет. Шариковой ручкой с синим стержнем. Работает всю неделю, десять часов напряженной работы каждый день. Я знаю это, потому что провел у нее целую неделю, наблюдая, как она рисует. Ее работы, несомненно, сюрреалистичны, но не в том смысле, какой вы, искусствоведы, вкладываете в это слово. — Блум снял очки и посмотрел на Кейт. — Она, как и любой аутсайдер, понятия не имеет о сюрреализме. Она вообще ничего не знает об искусстве. Совсем ничего. Редко покидает свой домик в Кентаки.

В голове Кейт снова пронеслось. «Ничего не знает об искусстве… художник-самоучка… одержимый».

— Она что-нибудь ест?

— Раз в неделю сосед завозит ей продукты. Но при мне она ела только крекер «Слим Джим». Весит наша художница, полагаю, не больше пятидесяти килограмм, а рост у нее два метра. Длинные ярко-рыжие волосы и чудесные шелковистые усы. — Блум вздохнул. — Я послал в Кентаки фотографа. Хочу, чтобы он сделал к выставке большой портрет. Это будет в следующем месяце. Как ни старался, уговорить ее приехать в Нью-Йорк мне не удалось. Думаю, она или он произвели бы здесь небольшой фурор. — Он улыбнулся. — А если серьезно, то образы, какие она воплощает в этих рисунках, очевидно, очень близки ее или его сердцу. Положение, согласитесь, довольно щекотливое. Иметь и те и другие гениталии. — Блум снова посмотрел на фотографии картин из Бронкса. — Если бы вы сообщили мне хоть что-то об этом вашем художнике, использующем такие странные цвета, понимаете… может, он последние двадцать лет провел в каком-нибудь лечебном учреждении или вдохновлялся в своем творчестве общением с духом умершей собаки. — Блум засмеялся. — Конечно, я преувеличиваю, но вы поняли мою мысль. Это придало бы картинам определенный смысл и помогло бы заинтересовать серьезного коллекционера. Я бы продал их, а потом вы начали бы формировать свою коллекцию искусства аутсайдеров.

Кейт внимательно вгляделась в края картин из Бронкса, но каракули не превратились ни в пенисы, ни в вагины, ни во что-то еще.

— Спасибо. Вы мне очень помогли. Я еще зайду к вам. — Она положила в сумочку фотографии и вышла, лишив Блума возможности уговорить ее приобрести один из рисунков гермафродита, хотя они показались Кейт действительно интересными.

Кейт направилась в участок. В ушах звенели слова Блума: «Живут по своим правилам… на обочине общества… культурно изолированы… с нарушениями психики».