Время жизни - Корнеев Роман - Страница 76

Мартин успел в тот день исколесить полмегаполиса.

Он побывал в сотне мест, поговорил с сотней людей, и мне жутко хотелось подняться куда-нибудь повыше, чтобы оттуда, сверху, понять, какой смысл был в этих вензелях. Но тот, другой, что сидел во мне, уже все понял, двинувшись вперед грозно и неумолимо.

Очень странное ощущение – щуплый, даже изможденный пацан идет по пешеходному пандусу, кутаясь в куртку, но внутри, в недрах моего хрустального мира, по пространству мегаполиса катилось бронированное чудовище, разве что не изрыгающее пламя из готовых к бою жерл. К этому облику еще нужно было привыкать, но времени не было даже на это. Мне нужно увидеть этих любителей загребать жар чужими руками. Едва успев стать наемником, я уже с такой лютой силой возненавидел своих несостоявшихся хозяев, что временами мутилось в голове.

Найти их оказалось несложно.

Помпезный торговый и офисный центр «Эрикссона» был достроен всего два года назад – на месте снесенного промцентра у пересечения границ двух секторов-щупалец мегаполиса возносились в небо пять расположенных полукольцом башен. До сих пор вокруг него были смонтированы всего три из запланированных шести уровней многоярусных транспортных и пешеходных галерей, и основание башен еще не заросло полуметровым слоем техногенного мха – наслоениями копоти, брызгами масла, сцементированного строительной пылью и сыростью в многослойный конгломерат, покрывавший то, что стало с настоящей землей, что лежала в основании мутирующего год за годом города.

Пройдет десятилетие, и эта свежая глина исчезнет вовсе, погребенная нашествием человеческой саранчи. Но это будет не скоро.

Покуда пространство здесь было временно отожрано сильным у слабого, расчищено, перекопано, частично завалено свежим мусором и покрыто поверх бетонными плитами в три слоя. Здесь мое восприятие мира обострялось многократно – свежий, еще несущий в себе какую-то цель существования простор притягивал мой внутренний взгляд издалека. Здесь дважды побывал Мартин. И здесь ему делать было нечего. Запутывать следы на этом чуть ли не единственном на весь мегаполис пустыре, где даже воздух, казалось, становился чище и прозрачнее, смысла не имело. Значит, он здесь с кем-то действительно встречался, утрясал какие-то планы, с кем-то договаривался. И, видно, договорился.

Мне не нужно было особо напрягать свежеобретенную свою память, чтобы вспомнить – именно из цепких лап «Эрикссона» меня вытащил Мартин во время моей первой безумной попытки попасть в «тему». Тогда я был совсем пацаном, я был один, но Мартин меня вытащил. У него могло быть сколько угодно желания мне помочь, но тут ему нужны были в первую очередь хорошие, крепкие связи. И они у него были. Мартин когда-то серьезно работал на эту Корпорацию, иначе и быть не могло. И вот, теперь ему вспомнили все. И он пошел на новое дело, на которое не хотел идти столько лет, он взял туда своих парней, он взял туда меня. Осталось прийти туда и узнать, почему то дело так плохо закончилось.

Потому что хоть теперь я был не один, и все равно конец оказался печальным.

Я двигался по мегаполису словно гигантскими скачками – стоило углубиться в мой хрустальный мир, подставить ладони его ключей изнанке, как время замирало, не в силах пошевелиться. Я повисал в потоке транспорта, людей, электромагнитных импульсов и клубов испарений. Через меня насквозь проносились реки информационных потоков, текущих по скрытым в опорах транспортных развязок мощным фидерам. Эта в большинстве своем невидимая постороннему глазу жизнь погружала мое сознание в некое подобие транса, когда мысли начинали вязнуть, растворяться в кристаллических зарослях окружающей вселенной. Только лишь для того, чтобы вдруг устремиться куда-то вперед, подгоняемым вновь, под новым углом, свежим ракурсом увиденной вдруг разгадки.

Рывок погружения был чем-то противоположным сосредоточению в вязкой каше сложных связей и взаимоисключающих стремлений живого-окружающего, я словно распахивался навстречу молниеносно пустеющему пространству вокруг меня, нет, не меня, просто некоего невидимого и, по сути, неважного центра. Раскрываясь, я проникался пульсирующим пузырем пустоты, накрывавшим раз за разом все больше и больше пространства, захватывая порой даже ледяную пустоту стратосферы, впитывая верхней кромкой горячие лучи изрядно позабытого с тех пор Солнца. Здесь были свои законы, они были просты, они были предельно просты. Я чувствовал нечто, что можно сравнить с волей всего человечества к спасению из подступающего черного тупика. Волей к жизни миллионов мыслящих существ. Я сам был такой волей.

И время для меня такого проносилось немыслимо быстро, мгновение прочь – и вот я возвращаюсь, сметенный бурей собственных безумных логик на грешную землю, оказываясь неожиданно для себя замершим на незнакомом мосту посреди мегаполиса, а рядом спешат куда-то люди, а впереди уже виден пятибашенный комплекс, окруженный пустотой в полторы сотни метров.

И снова по кругу, без особых попыток прервать этот нескончаемый маятник, я наслаждался неожиданной свободой от всего, что связывает человека в обыденной жизни, это кончится, это скоро кончится, но пока у меня еще остается время… совсем немного.

Один из трех функционирующих пешеходных пандусов тянулся передо мной по пологой дуге к пучку воздетого к небесам пятиперстия.

Серебристый след Мартина винтом закручивался в колодце одного из хрустальных столбов, спускался, чтобы тут же появиться с другой стороны и снова стремительно ринуться на покорение корпоративных высот. У него должны быть очень хорошие допуски, чтобы забраться так далеко в сторону высотных офисов с винтолетными площадками на крышах и покуда сияющих плоскостях гигантских окон.

Время смеяться над этой нарочитой демонстрацией человеческой неспособности контролировать собственную алчность еще придет, когда все эти окна покроются сажей, зарастут слизью коллоида, помутнеют от кислотных осадков, закроются глухими щитами и уйдут сами в себя. Сейчас все эти башни еще сияют. Вот они, передо мной.

И мне – туда.

Мое первое движение навстречу ближайшей, самой высокой башне должны были зафиксировать все сейсмические датчики континента. Словно лавина сорвалась с места, погребая под собой все, что могло встать на ее пути. Очередная пульсация моего покуда неподконтрольного самосознания выплеснулась наружу, перегораживая движение по пешеходному пандусу, заставляя ближайшие транспортные развязки гасить скорость, пускаясь в объезд невидимого препятствия. Люди в пределах видимости принимались ошарашенно озираться, чувствуя тревогу и не понимая, откуда она исходит.

Меня никто не замечал.

Нет, не так. На моем месте некоторые уже видели что-то. Что-то свое, знакомое только им, идущее откуда-то из напряженных мысленных виражей обычной человеческой логики, пытающейся изо всех сил встроить происходящее вокруг в существующую, понятную систему бытия. Чуть напрягшись, я почувствовал, как некоторые принимают меня за призрак величайших властителей полуторавековой давности – Сталина и Черчилля, некоторые – за каких-то смутно различимых монстров из ожившей реальности заокеанских виртуальных эйчди-кинозалов, но чаще происходило куда более прозаичное – во мне узнавали боссов Корпораций, начальников поднебесных офисов, людей, которые в нашем мире имели право на все, если это одобрил Совет директоров.

Пусть так. Мне было все равно, кем я кажусь окружающему миру. Я шагал вперед, вновь раздувая в себе пожар слепой ярости. Мне нужно было действие, и я чувствовал в себе силы довести это свое желание до логического конца.

Прозрачные двери вестибюля словно отпрянули от моего взгляда, едва не продавливаясь внутрь под колючим давлением моего растревоженного, гневного хрустального мира. Один из охранников принял неверное решение – потянулся куда-то вбок, за что тут же рухнул ниц, с тихим воем принявшись ворочаться на голом полу, орошая плиты покрытия брызгами кровавой пены из выворачивающихся легких. Мне было все равно, я никого в тот миг не жалел, как не жалел самого себя. Мне нужен был ответ.