Время жизни - Корнеев Роман - Страница 28

И снова в канале заскрежетал-заискрился грубый, лаконичный речитатив языка отцов. Но на этот раз он проносился с такой быстротой и невнятностью, будто говорящий ничуть не заботился о том, был ли он понят. Миджер улавливал отдельные корни, но в целом отрывистая фраза оставила после себя лишь ощущение раздражения и тревоги.

Повторять сообщение говоривший тоже не стал. Шлюпка замерла, поочередно всасывая в себя россыпь миньонов. Замерла и ринулась вниз, казалось, прямо на Миджера.

Рекрутам собраться на плацу возле посадочной. Резервистам оставаться по своим местам в полной готовности.

Конечно. Если будут еще приказы, о них сообщат в последний момент. Выполняй, солдат.

Миджер оглядывался вокруг и не видел следов войны. Война была только в небе – падающая звезда желаний. И в его голове, пульсирующей от неаккомодированных нейроконтуров.

Но поверить в реальность этой войны было просто. Еще не прошедший окончательно лютый страх, что бился в нем мгновения назад. От него нельзя было отмахнуться, он навсегда оставил в Миджере отпечаток чего-то отвратительного, почти физически ощутимого.

Снова бег, на этот раз вязкий – стонущие мышцы не могли больше угнаться за скоростью его реакций, точностью его нового вестибулярного аппарата. Однако шлюпка в небе, постепенно обрастающая подробностями, но все равно бесшумная, далекая, толкала Миджера вперед. Бежать, пусть не от, а к самому эпицентру глубоко ненавистных и непонятных для него событий, но – бежать.

Странным был этот звук, что возник вдруг в остывающем влажном воздухе, пропитанном страхом. Это был не ожидаемый могучий рев. Нет, он был почти неразличим, и даже листья на деревьях шелестели громче. Но проникал он до самых костей, заставляя стонать зубы и биться внутри какую-то потаенную жилку. Звук все нарастал, переходя в гладкий, почти бархатный рокот, но каждый фронт этой всесокрушающей волны резал отточенным лезвием. Поперек. Пополам. По живому.

Утирая взмокший лоб, Миджер с разбегу влетел в шеренгу собравшихся на плацу. На всех лицах было написано то же – бледные сжатые, закушенные губы, выпученные глаза, раздувающиеся ноздри. Едва сдерживая рвущееся наружу дыхание, Миджер стал крайним, пытаясь стать по возможности ровно. Делал он это скорее по привычке, нежели по необходимости подчиняться суровым взглядам сержантов – те сгрудились на краю плаца, ничуть не интересуясь выправкой своих согнутых в дугу страшным звуковым приливом рекрутов. Они смотрели только туда, где рос, надвигался хищный клин носовых отсеков шлюпки. Уже был ясно виден вырост мостика, по бокам и позади которого располагались пусковые шлюзы, едва обозначенные сквозь прозрачную пластиброню внутренней аварийной подсветкой. Смешанное назначение шлюпки придавало ей необычные для полноценного космического судна обтекаемые очертания, так что казалось, на тебя полным ходом идет океанский левиафан из детских сказок.

Идет, косо вознеся в черное небо грузную корму, нижней кромкой опустившейся «челюсти» обжирая верхушки неостриженных деревьев. Здесь редко совершали посадку даже более мелкие корабли.

Кто-то со стоном упал, теряя сознание от раздирающего внутренности рокота. Миджер тоже неожиданно для себя осознал, что уже не стоит, воздев голову к небу, а дрожит на корточках, силясь избавить желудок от отсутствующего там обеда. И тут же шлюпка смолкла, гася генераторы.

Глотая мутные слезы, Миджер встал, помогая подняться кому-то еще.

Сержанты остались стоять на ногах. Кажется, они присутствовали при подобном далеко не впервые.

– Равняйсь!.. Смирно!!!

Они изобразили строй, как смогли. От остатков их чести это был последний кусок. И его они тоже выложили на землю перед пришельцами из космоса, того самого, где жили их страхи и мечты.

Неподвижная поверхность широкого «носа», вытянутого в их направлении, неожиданно дрогнула, распускаясь одним слитым движением. Сквозь гибкие, скользящие друг по другу жвалы чудовища вдруг стало отчетливо видно, что он даже не опирается о сверкающий полимерный круг, служивший ему ориентиром при посадке. Шлюпка висела в полуметре от грунта, воздев все свои тысячи тонн под головокружительным углом к горизонту. Яркий круг на земле неспешно заслонила сужающаяся полоса светлого металла, выдвинутая своеобразным пандусом. Касание грунта произошло так нежно, что Миджер даже своими усиленными чувствами ничего не ощутил. Это был словно поцелуй. Шлюпка не стала осквернять планету своим грубым присутствием.

Чего нельзя было сказать о ее обитателях.

В недрах разверзающейся шире и шире пасти что-то зашевелилось. С трудом отходя от пережитого шока, Миджер до самого предела, до белых мельтешащих квадратов «вывернул» свое зрение в ночной режим. Там правда кто-то был. Не человек, нет. В узком проеме тамбур-лифта между ребристыми ячейками контейнеров ждало что-то, больше напоминающее паука, вставшего в атакующую позицию, растопырив тонкие гибкие ноги навстречу ворвавшемуся через проем люка влажному вечернему воздуху. Бесформенный пучок конечностей стоял неподвижно, чего-то ждал. Раздался едва слышный свист компрессоров, выравнивающих давление, и этих стало уже двое. Секунду они неподвижно стояли в узком проходе, а потом вдруг, как по команде, ринулись вперед. От боли в напряженных глазах Миджер вскрикнул: серебристые доспехи вспыхнули в непроглядной темноте, стоило им попасть в освещенное пространство.

С резким свистом то, что казалось конечностями гигантского насекомого, перелетало с места на место, вцепляясь в скобы и ребра броневой обшивки, чтобы спустя мгновение снова пропороть непривычно густой для него воздух и снова примерить на весу новую опору. Плети поясных манипуляторов буквально вынесли своих операторов на твердую поверхность плаца.

Это были люди, обычные люди, только затянутые в гибкую броню, переливающуюся всеми цветами радуги. Головы их казались продолжением туловища, плотно прижатые подбородком к груди, шеи же их были такими короткими и толстыми, что больше походили на продолжение спинного горба, где размещались системы обеспечения и энергоблоки.

Зачем на них эта нарочитая броня? Разве что оружия не видно. На курсах им показывали схемы сцепки гермокостюма и манипуляторов для работы в пространстве, они могли с успехом использоваться как при полетном ремонте, так и при обороне кораблей в плотном бою, особенно при сбое в первичных системах. Такая техника могла спасти от резких перепадов давления и температур и помогала передвигаться при сложных сторонних усилиях, какие бывали при обрушении гравитационной воронки. Но зачем, тьма вас подери, пользоваться ими здесь, на поверхности!

Безглазые морды водили слева направо, словно издеваясь над собравшимися. Детекторы движения и широкоугольные фотодатчики в сочленениях «лап» давали более чем достаточную информацию об окружающем мире. Миджер вдруг подумал, что без этих костюмов штурмовики должны были чувствовать себя ущербными и неуклюжими. Но какое ему дело до мыслей и чувств этих… нелюдей. Назвать человеческим существом этот странный механизм было сложно.

Не обращая ни на кого внимания, «пауки» пробежались по плацу, звеня цокотом когтей, исчезли между домами, потом так же молча вернулись к шлюпке, внутренности которой пока не проявляли признаков жизни. Маски оставались безглазыми, канал так же молчал.

Четыре ноги в серебристых, тяжелых с виду ботинках одновременно коснулись покрытия плаца, паучьи лапы разом опали, складываясь ровным узором, разошлись шлемы, предоставляя возможность полюбоваться на две ухмыляющиеся физиономии, лишенные всякой растительности. Только редкие ресницы да неровные пятна румянца выдавали живое в этих кукольных головах. Сержанты молчали, глядя на штурмовиков, молчали и рекруты.

– Эйч-кью тут реальная дыра. Думал на грунт упал, так нет, по самый третий ригель засел в дерьмище.

– Апро, примар. Би-эй, лишние пять мин живого воздуха.

– Со, секунд.

Жуткий коктейль из слов языка отцов и неведомого корабельного арго звучал бессмысленной какофонией. Миджера уже просто рвало на куски от ненависти к этим недалеким существам, кичащимся своей избранностью. Избранностью для чего? Погибнуть в первой же атаке? Миджер предпочитал не умирать вовсе.