Время жизни - Корнеев Роман - Страница 22

Да, Улисс, либо и с тем, и с другим одновременно. Потому ты должен копать по всем направлениям. И накопать обязательно. Потому что это война. Если она объявлена нам даже одними «Эрикссоном» с «Джи-И», это уже требует такого жесткого ответа, на который мы только способны. «Сайриус» ждет на стапелях. Мы должны успеть доделать все дела здесь и сохранить достаточно сил, чтобы продолжить свою миссию после возвращения.

Да, Ромул. Я понял. Ты все-таки считаешь, что игр было несколько.

Считаю, что сплоченность возможной коалиции против нас будет расти, если вовремя не начать ей противодействовать. И одиночка тут – основной фигурант. Это может стать причиной срыва всех планов. Такой инструмент в их руках… У тебя нет времени в запасе, Улисс. А теперь прими, что почувствовал я.

Улисс не успел собраться – его захлестнул несущийся навстречу поток сырого воздуха, сбитые, захлестнувшие в полете крылья били его по лицу, не давая сориентироваться. Удар был ошеломителен, и теперь он отчаянно пытался вырулить на последнюю оставленную ему площадку…

Выстрел пришелся в грудь, выворачивая его тело вправо, навстречу второму. Его стремительно каменеющие мышцы еще пытались превратить беспомощное падение в контролируемый прыжок, когда он боком рухнул на бетон, превращая свой усиленный скелет в костяную кашу, сочащуюся пульсацией крови. Рядом кто-то был. Белая вспышка боли, и ничего не стало.

Улисс чуть не утратил контакт с Ромулом, боль словно была его собственной болью, казалось, будто это осколки его костей пробивают кожу, а мышцы каменеют, разбиваясь о мокрый бетон. Но последнее, что успел почувствовать в момент гибели Армаля Ромул, он все-таки заметил.

Армаль оставил на убийце метку.

Да, Улисс. И, похоже, убийца там был один. Все произошло точно по твоей реконструкции. Советую проверить лабораторные анализы, но скорее всего ты и в этом прав – деталей интриги место смерти нам не даст. Оно может лишь уточнить наши предположения.

Я все-таки хочу попробовать с ним поговорить.

Поговори. Ему от этого будет легче, поверь мне. Но не жди, что ты почувствуешь хоть что-то.

Я все-таки попробую.

Контакт прервался, оставалось лишь легкое чувство сопричастности, эмоциональная связь на грани небытия, которая никогда не обрывалась. Ромул был с ними, а они оставались Соратниками.

Прийти в себя и выйти было делом пары минут. Новая личина была прилажена уже как следует, ходить в ней придется весь день. Улисс был собран, мысли его не метались, хотя под ложечкой и поселилось чувство обреченности. Ромул самоустранился от смерти Армаля. Значит, все еще хуже, чем он думает. Судьба Корпорации важна для всех, но важнее Корпорации был «Сайриус», только он имел высший приоритет. А потому, если Улисс не справится с локальным кризисом, его подстраховывать будет некому.

Уже завертелась по всему миру машина Плана, и все силы отданы ему. Значит, рассчитывать можно только на себя, да еще на то, что в любую секунду тебе могут приказать забыть об Армале. И отправиться туда, где нужно будет затыкать очередную брешь в сложнейшем механизме, которым мог управлять только Ромул.

Лаборатория затерялась среди сотен таких же полулегальных, принадлежавших непонятно кому исследовательских бюро. В соседнем офисе могли пытаться строить мутные схемы игры на бирже, а могли рассчитывать и геном нового сорта пшеницы. И то, и другое было откровенно нелегально, и то, и другое пользовалось спросом на корпоративном рынке и на подпольщиков закрывали глаза, стараясь при возможности переманить сотрудников мелких фирм на корпоративные оклады.

В этой лаборатории что-то тоже исследовали, но только для виду, чтобы прикрыть закупку дорогостоящего оборудования. Улисса встретил тот «штабной», что руководил агентами на площадке, он стал теперь еще бледнее от усталости и неуверенности. Сказать ему было почти нечего.

– Токсин идентифицирован?

– Точную формулу мы узнаем еще не скоро, это довольно сложное соединение, пока есть только основные элементы. С механизмом его работы еще сложнее. Высокотехнологичная штука. Псевдобелок с механизмом деления. Макровирус. В обычной лаборатории такого не синтезировать, даже если засадить за работу наших спецов.

– Они хотели быть уверены в результате, раз в ход пошли секретные боевые реагенты?

– Да, скорость реакции на нервных окончаниях поразительная. Мышечная ткань блокируется специфическими восстановительными реакциями на сарколемме и базальной мембране. У обычного человека не было бы шансов.

– Обычный человек умер бы и от стольких переломов. Значит, он боролся?

– Да. Мы не обнаружили термических следов на осколках черепа.

– Зато обнаружили чрезмерное окисление.

– Как вы узнали?

– Догадался. Следы ионизации в пробах воздуха. Озон. Вот тебе и окисление. Так? Ладно.

Улисс потер виски, собираясь с мыслями.

– Баллистическую экспертизу ампул провести по полной программе. Мне нужен производитель. И еще – все агентурные сведения, в каких лабораториях ведутся исследования с подобными псевдобелками. Остальное оставьте, и так все понятно.

Нужно с этим быстро разобраться, очень быстро, как можно быстрее. И почему так себя ведет Ромул? Он должен был хоть на секунду оторваться от своих планов, ведь их так мало, так мало, и гибель каждого из них… Непонятно. Это кризис, черт побери, это кризис.

Мне нужно тело.

Он не произносил это вслух, но люди вокруг словно разом почувствовали незримый приказ. Комнаты опустели, даже освещение будто угасло, стало тусклым, едва намечая тени предметов.

На белом лабораторном столе лежал завернутый в серебристый кокон предмет. От него отчетливо веяло холодом, как от стылой мертвой железки, забытой кем-то на теплообменнике охладителя, впитавшей жуткий нездешний мороз и теперь отдающей его окружающему миру.

Армаль при жизни был теплым, почти домашним. Он был самым человечным из них, в нем почему-то осталась доброта и мягкость, которых Улисс себе позволить не мог. А теперь… вот так. Нужно было что-то сказать, пусть самому себе, пусть просто так, для очистки совести – последнего эмоционального императива, который Соратники ни при каких обстоятельствах не могли себе позволить утерять. Но слова не шли. Улисс вдруг ясно почувствовал, почему он должен раскопать это дело. Не ради Корпорации или успешного старта «Сайриуса», не ради смутного будущего, которое у человечества было и не было. Нет.

Он должен Армалю, его памяти, а еще он должен самому себе. Той полузабытой части своей души, что оставалась человеком, а не машиной для приведения в действие планов Ромула. Нужно найти убийц Армаля, принести их имена и спросить. Ромул не уклонится от встречи, не сможет. Он будет должен сам спеть похоронную песню всем тем, кто еще погибнет.

Улисс шагнул к телу, раздирая прочную скорлупу термостата. Ему нужно поговорить, поговорить с Армалем так, как не говорил с ним при жизни никто.

Армаль оставил на убийце метку. Нужно увидеть ее, почувствовать и не пропустить под сотней самых изощренных личин. Ромулу нужны ответы, он чужд личной мести. Но Улисс был воином, и ему нужен был взгляд врага. Последний. Для одного из них. Двоих.

Улисс очень долго был одинок. С убийцей их станет двое. Целый космос посреди сырого бетона городских высоток. Они. Да, они. Вместе, до конца.

Кора появилась в моей жизни неожиданно, в то тревожное время, когда начались мои неприятности. Утром я не знал, что еще выкинет очередной день, а на улице бушевала вышедшая из-под контроля природа. Мощные циклоны лета 2080 года проносились над Европой, вгрызаясь в глыбы мегаполиса, делая нашу жизнь все более невозможной. Снижение урожайности, инфляция официальной валюты – все кричало о том, что «спокойные семидесятые» заканчиваются. Кликуши Корпораций продолжали разрушать последние остатки государственного самоуправления, расслоение общества принимало такие формы, что люди буквально были готовы рвать друг другу глотки – не только в жилых многоквартирниках окраин, но и во внешне благополучных университетских городках. Но мне, шестнадцатилетнему, было не до разговоров о надвигающемся хаосе под пятой у Корпораций, и без того контролирующих все и вся – хотя в школе очень любили покричать на собраниях под присмотром учителей, я думал только об очередном приступе, заставшем меня по пути домой. Если бы я знал, в какой ад выльются эти первые позывы моего истинного естества.