Время жизни - Корнеев Роман - Страница 10

В полвосьмого покидая «свое» рабочее место, Улисс даже испытывал некоторое чувство гордости. Послужил, пусть двигаются дальше. Как и сам Ромул, в отличие от многих Соратников, Улисс не испытывал к Корпорациям ничего особо негативного. Для него они были элементами ландшафта, силами природы, которые нужно было сломить, в лапы которых нужно было не попасть самому и не затащить туда другого.

Все просто.

Когда лифтовая дверь раскрылась, выпуская Улисса из своих жарких объятий, он уже был предельно спокоен и по возможности расслаблен. Повторная – на этот раз на сканере – проверка его личного контейнера прошла гладко. Если они действительно ничего не упустили, то завтра человек с таким же лицом вернется на службу, и никто о его сегодняшнем дне не вспомнит, несмотря на весь поднявшийся шум.

Улисс коротко кивнул охранникам, для порядка пристегнул контейнер к поясу цепочкой (наловчились в центре хабари выхватывать из рук что приглянется) и шагнул в прозрачные пластиковые двери – площадка встретила его смрадным дыханием горячего железа и острым запахом озона из-под электрических контактов монорельса. Небольшая кучка людей у короткой платформы. Здесь можно остановиться и отдохнуть.

Красное зарево заката косыми лучами поднималось с окраин наискосок, через частокол возносящихся в серое небо башен. В глубине мегаполиса солнце видели всего пару раз в году, когда ветер проникал в недра мешанины платформ, путепроводов, кабелей и мостов, освобождая его от вечного сырого смога. Некогда считалось, что мегаполисы перестанут страдать от грязного воздуха, стоит только вынести производства за его пределы и пользоваться чистым заменителем вместо стремительно иссякающего углеводородного топлива. До Войны, в сороковые годы про перенаселение уж и думать забыли, даже китайская экспансия откатилась обратно за Стену, иссякнув в промороженной насквозь, изрытой котлованами Сибири. Война все поставила на свои места, вернув позабытую уже скученность перенаселенных мегаполисов, изуродовав материки радиоактивными пятнами от атак фанатиков и безжизненными пустошами Новых Пустынь, потянувшихся повсеместно сначала из Африки, а потом и со стороны Скандинавии.

Пыль, сырость напитанного от мощных систем кондиционирования воздуха, повышенная влажность разогретых парниковым эффектом океанических воздушных масс, неизживаемый трупный запах годами не расчищаемых завалов в сумрачной глубине городов, странная жизнь заброшенной системы подземных коммуникаций. Все это делало нижние уровни мегаполисов слабопригодными для жизни человека, там орудовали машины, питавшие города энергией и обеспечивающие их воздухом, водой, частично даже пищей – эти-то хоть хорошо охранялись. В основаниях же заброшенных башен (даже в относительно благополучных мегаполисах таких насчитывались десятки) было темно и что-то вечно копошилось. Что уж говорить об окончательно заброшенных теперь городских улицах…

Улисс молча глядел туда, вниз, сквозь пелену испачканного смогом заката, и вспоминал те времена, когда мегаполисы только разрастались, а он еще ходил по земле, только по земле. Три десятка лет послевоенного европейского промышленного бума не прошли даром. Последний раз он спускался ниже пятидесятого уровня три года назад. А вне мегаполисов ему и вовсе нечего было делать – там либо простирались бесконечные поля ветряных ловушек, стояли пластиковые ребра гидропонных ферм, либо просто было голо и пусто. Так пусто, что мороз по коже. Ничего живого.

Загалдела очередь у платформы, по монорельсу, звеня подвеской, подкатился вагон «нижнего» метро. Не спеша Улисс пристроился в хвост толкающимся, так что зашел в вагон уже под окрик пилота – поторапливаемся, стоянка ограничена. Если кто сомневался сейчас, садиться ему следом в вагон, или Улисс все-таки станет дожидаться следующего, ему сегодня было суждено оплошать – рывок в закрывающиеся двери был легким, почти незаметным, но повторить его было непросто.

Технике ухода от преследования в городских джунглях он мог поучить любого профи сыскного дела. Теперь пересесть на следующей станции – и прямиком на арендованную для такого случая на пару дней квартиру. Этот вагон шел через территорию «Джи-И», так что от потенциального контроля Улисс еще не ушел. Все прототипы, полученные Корпорацией в свое распоряжение, должны были жить так, чтобы их маршрут до дома минимально приходился на районы, контролируемые текущим работодателем. Так что даже вопросов, почему вчера сошел здесь, а не там, не должно возникать.

Платформа неприятно шаркнула по обшивке вагона, он остановился, покачиваясь. Вот теперь – на волю, и скрыться совсем, уйти, подальше от этого треклятого задания.

Улисс выдохнул и шагнул на платформу, опережая хлынувшую толпу. Спуститься на два уровня ниже, отыскать нужную линию, такую же безликую платформу, ведущую куда-то в глубину сырого темнеющего города.

Теперь прислушаться к себе – если за ним все-таки следят, то на одежде где-то уже притаился темный глаз маяка. Жаль, он не мог себе позволить даже простейший датчик, вшитый в рукав, уходить от слежки с таким – замечательно, ходить на дело – лучше просто сдаться врагу. С тем же успехом. А потому нужно из последних сил напрячься и не выходить из затянувшейся, почти невыносимой спячки.

Хотя… Если маяк и есть – избавляться от него все равно рано. Убойная дистанция таких штук – от силы километра полтора. Это по прямой. В металлизированном хаосе мегаполиса, считай, его «слышно» только в непосредственной близости. Осталось только запутать логи автолокатора и придумать для прототипа пристойную легенду. Чтобы в случае обычной проверки не привлекать излишнего внимания. Ну а в случае серьезных подозрений все равно спецы-дознаватели «Джи-И» свое дело сделают.

С шипением распахнулись очередные безликие двери, вагон тронулся навстречу густой беззвездной мгле. Только мутные огни мелькали в туманных окнах сквозь зачинающийся мелкий дождь. Час пути – по меркам огромного мегаполиса, к тому же почти не знающего, что такое личный транспорт, это совсем немного. Иные привычно добирались до службы часами, только успевая дома поспать, а кое-кто на неделе и не возвращался, предпочитая коротать ночи в «спальном» закутке офиса. Это даже поощрялось.

Улисс помнил, сколько проблем каждый раз составляло с надежной анонимностью снять комнату для оперативных нужд. Этим занималась целая служба. Здесь еще было хорошо – сразу пять Корпораций боролись за контроль в этом бетонном хаосе плюс несколько мелких недобитых, полуподчиненных гигантам былых союзных и муниципальных ведомств имели кое-какое значение, не давая распоясаться трансконтинентальным финансовым группам, играя скорее на противоречиях последних, нежели своей собственной силой. Какие там армии, после Войны даже остатки натовских войск были годны лишь беженцев пугать. А покуда так продолжалось – можно было вольготно ловить рыбку в мутной воде. Это вам не просторы азиатского континента, где огромные промышленные поля контролировались с жесткостью, которой сложно было ждать даже от величайших гегемоний прошлого.

По широкому пандусу люди с пустыми лицами чуть не шеренгами шагали по домам. Серая глыба многоквартирника светлела в свете фонарей, огни в окнах еще почти не горели – рано, но скоро они зажгутся все. Когда в тесной квартирке всего одно окно, ведущее не на лестницу, а на внешнюю стену, люди привычно собираются у него, пытаясь заменить эту вязкую перемигивающуюся темноту за окном воображаемой тишиной и пустотой полумифической природы.

К чертям собачьим, Улиссу было мало дела до судеб абстрактных, далеких людей, ему было далеко до безграничного человеколюбия Ромула. Тот почти физически страдал от каждого эпизода бессмысленной борьбы человечества с самим собой. Соратнику же важно держаться максимально отстраненно – это спасает жизни, и не только своих людей, но просто – окружающих. Боевая машина Корпорации должна быть холодной и расчетливой.

Яркий люминесцентный свет заливал проходную, под тихое попискивание карточек люди разбредались по коридорам. Улисс сбросил с себя напускную вялость, быстрым шагом обгоняя тех, кто не спешил поторапливаться. Лифт пришел удивительно быстро, так что толпа еще не успела собраться. Ехать наверх было добрых пять минут, и потеть с дюжиной других бедолаг в плохопроветриваемом металлическом гробу – неприятно.