Мистер Слотер - Маккаммон Роберт Рик - Страница 38

Он уже прополз футов шесть, когда правая нога соскользнула, содранные ладони царапнули стены, и Мэтью снова рухнул в воду, чудом не зацепив Грейтхауза и лопату. Оставалось одно — собраться и начать сначала, не давая какому-то рациональному уголку разума уговорить себя, что это невозможно.

На этот раз он и шести футов не пролез — поскользнулся и упал, оставив на камне кровавый след ладоней. Секунду он молотил воду, сжимая и разжимая кулаки для проверки пальцев, — и снова полез вверх.

Медленно, медленно подымался в гору паук. Здесь схватился, здесь уперся, правой ногой на едва заметный выступ, левая ищет, куда нажать, и все это время напряжение мышц, которые нельзя расслабить, потому что лишь напряжение позволяет пауку хранить равновесие. Вверх и вверх, таща за собой веревку, а ее тяжесть тоже тянет вниз, в воду. Несколько секунд передышки, не расслабляя мышц. И снова вверх, распирая стены ладонями и ступнями, вперед, ища новую опору, шириной всего в полдюйма, но острую как нож.

Мэтью потерял упор, пролетел три фута вниз — и сумел зацепиться. На сей раз он не стал подавлять крик боли, лишь закрыл глаза, когда эта боль волной накрыла его.

После этого напоминания о собственной смертности он позволил себе взглянуть вниз. Грейтхауз в десяти футах ниже все еще держался за лопату. Мэтью оставалось еще полпути.

Он двинулся вверх, но руки и ноги начали предательски дрожать, и он очень ясно подумал о Берри Григсби. Вспомнил, как упал на винограднике Чепела, когда за ним гнались ястребы и убийцы, и как Берри — растрепанная, окровавленная, перепуганная, крикнула ему: «Вставай!» — и сама остановилась, чтобы помочь ему подняться, пусть даже пинками. Пнул бы его кто сейчас.

Он снова ее увидит. Он пожелал этого изо всех душевных сил. Он даже пригласит ее на танцы при первой возможности, если сейчас останется жив. Танцором он всегда был неважным, но будь он проклят, если не сотрет в танце паркет в опилки. Если останется жив.

Соскользнула правая ладонь, еще несколько футов он потерял, пока не сумел остановить падение. В конце концов, что такое боль? Мелочь, которую надо выдержать, стиснув зубы, можно еще и слезинку пролить. И все.

«Просто вы еще этого не поняли».

Он отсек этот голос, грозящий его ослабить и разрушить. Пусть Слотер и ушел, от него осталось достаточно, чтобы завершить дело убийства.

Паук расставил руки и ноги, продолжая карабкаться вверх. Не красивый, не грациозный, но решительно настроенный выжить.

Мэтью поднял голову и будто в тумане увидел край колодца в двух футах над собой. Теперь надо действовать очень, очень осторожно, потому что здесь затаилось несчастье. Мэтью приказал себе не лезть наверх раньше времени, но и не давать коленям ослабеть. Самая трудная, самая выматывающая дистанция, какая только была у него в жизни. А потом, с мучительным напряжением всех сил, когда сердце стремилось выскочить из груди, а безжалостно натруженные мышцы дрожали и дергались, он потянулся кверху. Руки вцепились в край колодца, он перебросил тело наружу и с криком боли и торжества рухнул наземь.

Но времени отдыхать не было. Он встал, шатаясь, в изорванных чулках, с окровавленными ступнями, и вперился в колодец.

— Хадсон! — крикнул он. — Есть! Я вылез!

Грейтхауз тяжело висел, опираясь на лопату, опустив голову. У него рот и нос над водой или нет?

— Хадсон, вы меня слышите?

Мэтью снял с себя веревку и вытащил деревянный ворот, висевший на несколько футов ниже. Принялся лихорадочно наматывать веревку на балку, поддерживающую остроконечную крышу, и тут услышал позади себя хихиканье.

Он резко обернулся, объятый холодным страхом, что это Слотер вернулся закончить свою работу. Но увидел он трех индейцев, сидящих на земле по-турецки в десяти ярдах от него.

Они не хихикали — разговаривали. По крайней мере Мэтью предположил, что это их язык. Один наклонился к другому и что-то говорил, кивая. Заметив, что Мэтью на него смотрит, он закрыл рот рукой, будто удерживая в себе слова. Тот, к кому он обращался, пожал плечами и вытряхнул из расшитой бисером сумки наземь несколько предметов, похожих на раковины речных моллюсков. Индеец, говоривший с подхихикиванием, издал теперь звук, определенно означающий смех, и сгреб раковины, кладя их в собственную сумку с таким же узором. Третий индеец, сурово хмурясь, тоже высыпал на землю горсть раковин, и весельчак с радостью ее прибрал к рукам.

Похоже, решил Мэтью, что это выигранное пари.

Все они были голые до пояса, но ниже одеты в оленьи килты, штаны и мокасины. Сидевший в середине победитель игры в ракушки казался существенно старше двух своих спутников, которые, вероятно, были ровесниками Мэтью. У старшего на лице виднелись волнистые линии татуировок, такие же — на груди и на руках, в носу металлическое кольцо, а другие двое — быть может, его сыновья? — не были украшены ни столь сильно, ни столь разнообразно. Головы у них были выбриты, только с затылка свисала прядь волос, и на ней — ленты перьев от трех или четырех индюков, окрашенных в разные оттенки красного, синего и зеленого. У старшего воина на голове красовалась своеобразная шапочка — по обе стороны множество индюшиных перьев, а посередине перо орла, торчащее как символ порядка, возникающего из хаоса. Луки и колчаны лежали на земле. Индейцы были жилисты и поджары, ни унции английского жира. Они повернули к Мэтью удлиненные лица: аристократы леса интересовались, что это еще за дрянь принес кот с помойки.

— Помогите! — Мэтью жестом указал на колодец. — Мой друг ранен! — Ответа, естественно, не последовало. Мэтью попытался по-французски, зная по опыту, что многие индейцы понимают этот язык — пусть даже всего обрывки, передаваемые из поколения в поколение от миссионеров-иезуитов или сульпициан: — Aidez-moi! Mon ami est blessé!

И снова никакой реакции.

— Mon ami est blessé! — повторил Мэтью, напирая на французское слово, означающее раненого. И добавил побудительное: — S’il vous plaît!

Стало ясно, что эти индейцы французского не знают. Они сидели и смотрели так, будто Мэтью обращался к каменным статуям. Но ждать Мэтью не мог. Что будут делать индейцы — это их забота, а ему нужно привязать веревку к балке.

Закончив, он наклонился и крикнул вниз:

— Хадсон, я спускаюсь!

Ухватился окровавленными ладонями за веревку и хотел было перемахнуть через край, и тут пара рук, ощущавшаяся как покрытая кожей сталь, поймала его за плечи и отодвинула в сторону, как пустой мешок.

Трое индейцев смотрели на Грейтхауза, который не шевельнулся и не ответил на крик Мэтью. Мэтью не успел больше ничего крикнуть, как старик что-то сказал двум младшим уже более серьезным голосом — для необразованного слуха Мэтью это прозвучало как «ха-ха-ча-пак!» — и один из молодых без колебаний схватился за веревку и съехал вниз с быстротой молнии. Опустившись рядом с Грейтхаузом, индеец хлопнул его по затылку ладонью, и когда Грейтхауз заворочался и приглушенно то ли застонал, то ли выругался, индеец крикнул наверх какое-то слово. Определенно слово, хотя Мэтью оно показалось просто воплем.

Старик еще что-то приказал резким стаккато, слегка похожим на рокот малого барабана. Молодой человек в колодце обхватил Грейтхауза рукой поперек груди, другой держась за веревку, и начал подниматься, таща раненого с собой. Если бы Мэтью не видел это проявление физической силы собственными глазами, он бы не поверил, что такое возможно. Второй, подстраховывая, повис на веревке (балка заскрипела) и спустился вниз навстречу брату с ношей. Грейтхауз не висел мертвым грузом. Он из последних сил пытался опираться руками и ногами о камни, но Мэтью показалось, что сознание его уже затуманилось, и он думает, будто это два ангела несут его на небеса.

Грейтхауза извлекли из колодца с такой легкостью, что Мэтью сам себе показался фитилем, едва-едва выдерживающим силу тяжести (что вполне отвечало его самочувствию). Старший индеец сказал еще что-то — хе ке шакка тей, — услышал Мэтью, сделал жест, сжимая руку в кулак, и один из жилистых молодцов тут же подхватил Грейтхауза на плечо, словно половинку бараньей туши. «Хай-хай!» — сказал старший и стащил с Грейтхауза ботинки. Вылил из них воду и бросил на землю перед Мэтью. Еще одна короткая команда — что-то вроде резкого выкрика «тат!» — и молодые люди побежали в сторону, противоположную той, откуда Мэтью входил в форт. Тот, что нес Грейтхауза, лишь слегка сгибался под его тяжестью. Мгновение спустя индейцы скрылись среди развалин.