Секрет Пегаса - Лумис Грег - Страница 6

К тому времени, когда прощающиеся — соседи, коллеги Джанет, кое-кто из родителей друзей Джеффа — закончили свои искренние, но совершенно бесполезные высказывания, скорбь Рейлли переродилась в ярость. Тот, кто это сделал, должен заплатить по наивысшему счету. Неважно, сколько на это уйдет времени и сил, как далеко придется отправиться. Он отыщет его. Или их.

Они не подумали, с кем связываются. Положим, у него нет настоящей правоохранительной практики, зато имеется уникальный круг знакомых, владеющих информацией, недоступной для полиции. Если понадобится обзвонить их всех до одного, чтобы найти виновных, он это сделает.

Гнев, как ни странно, принес с собою некоторое облегчение, вернул подобие порядка миру, утратившему было всякий смысл своего существования. Лэнг стоял, не обращая внимания на могильщиков, которые уже почти не скрывали своего нетерпения, и отчетливо, почти как наяву, ощущал вкус мщения неизвестным негодяям. Маленький экскаватор, отъехавший на время церемонии в сторону, не мог вернуться и засыпать могилы землей, которую потом предстояло укрыть от глаз впечатлительных людей аккуратно нарезанными квадратиками зеленого дерна.

Чья-то рука деликатно прикоснулась к его плечу. Это оказался Френсис. Мысли Лэнга вернулись к происходящему. Френсис присутствовал на похоронах как священник, друг не только Джанет, но и его собственный.

— Лэнг, нужно думать не о мести, а о Джанет и Джеффе.

Рейлли тяжело вздохнул и осведомился:

— А что, это так заметно?

— Любой, кто увидит ваше лицо, сразу прочтет и мысли.

— Френсис, я не в состоянии просто повернуться и уйти отсюда, забыв о том, что случилось. Кто-то ведь сделал это, убил двоих ни в чем не повинных людей. Только не говорите мне, что такова воля Божья.

Священник покачал головой, глядя на две свежие могилы, и сказал:

— Я думал, что вы решили пригласить меня провести службу, потому что рассчитываете обратиться к силам более высоким, чем ваша собственная. Я…

— Хватит чушь пороть! — взорвался Лэнг. — Что-то ваших высших сил никогда не оказывается на месте, если нужно их вмешательство.

Не успев договорить, он уже пожалел о своих словах, порожденных скорбью, гневом и несколькими почти бессонными ночами. Лэнг не придерживался какого-то определенного вероисповедания, был скорее неверующим, но унижать чью бы то ни было веру совсем не требовалось.

— Простите меня, Френсис, — сказал он. — Я сейчас немного не в себе.

— Это вполне понятно. — Возможно, священник и обиделся, но виду не подал. — Мне кажется, я понимаю, о чем вы думаете. Не лучше ли будет предоставить французской полиции расследовать это несчастье?

— Легко сказать!.. — саркастически хмыкнул Лэнг. — Для них это всего лишь очередное преступление. Я хочу, чтобы преступников постигло возмездие, причем как можно скорее.

Френсис секунду-другую смотрел ему в лицо. Казалось, что большие карие глаза читают мысли Лэнга.

— То, что вам удалось, занимаясь опасным делом, остаться живым и невредимым, вовсе не значит, что вы способны отыскать тех, кто это устроил.

Лэнг никогда не рассказывал Френсису о своей прежней работе. Но священнику, конечно же, хватало ума, чтобы понять, что в прошлом у юриста, получившего высшее образование, когда ему было уже за тридцать, и имеющего почти десятилетний пробел в биографии, был период, который ему не хотелось обсуждать. Френсис догадывался об истине или, по крайней мере, был недалек от нее.

— Способен или нет, но я попробую, — сказал Лэнг.

Френсис молча кивнул, окинул взглядом пологий склон и произнес сакраментальную прощальную фразу:

— Я буду молиться за вас.

Рейлли удалось скривить губы в гримасе, немного похожей на улыбку.

— Это никогда не повредит, — тоже как обычно, ответил он.

Лишь провожая взглядом священника, неторопливо спускавшегося с холма, Лэнг понял, что принял на себя обязательство. Не обещание, брошенное в гневе, не пожелание, высказанное для того, чтобы оказаться забытым, а обязательство.

О том, как его выполнять, он не имел ни малейшего представления.

С похорон Лэнг отправился в жилище Джанет. Конечно, дом надо было бы выставить на продажу, но он решил не делать этого. Джанет из сил выбивалась, чтобы заработать денег и дать своему сыну кров, который он мог бы считать своим. Этот дом был неотъемлем от них обоих, и Лэнг страшился даже мысли о том, что придется расстаться с ним.

Трава уже отросла. Рейлли с горечью подумал, что Джанет никогда не оставила бы ее нестриженой. Войдя во двор, он чуть не заплакал снова, увидев горку и качели, которые они вдвоем с Джанет установили два года назад. На это занятие была потрачена почти половина теплого летнего дня и море ледяного пива из холодильника. Лишь месяц назад Джефф признался своему дяде, что он уже большой и ему теперь нельзя играть на горке, как это делают малыши.

Лэнг открыл запертую дверь и сразу почувствовал, что дом успел приобрести ту атмосферу, которая всегда бывает заметна в обезлюдевших помещениях. Сказав себе, что ему необходимо внимательно осмотреть все, он поднялся наверх, опять спустился. Оказавшись в гостиной Джанет, Рейлли мрачно улыбнулся. Комната казалась намного опрятнее, чем он привык ее видеть. На стенах висели картины: угрюмые святые, суровые мученики и распятия, изобилующие струящейся кровью. Джанет коллекционировала живопись на религиозные сюжеты, и подтолкнул ее к этому занятию именно он, Лэнг.

Много лет назад беглец из одной балканской страны привез с собой часть своей художественной коллекции, картины, которые он, вне всякого сомнения, награбил в церквях, закрытых коммунистами, и принялся распродавать ее с таким азартом, который можно увидеть только у людей, впервые приобщившихся к капитализму. На одной картине, насколько помнил Лэнг, была изображена только что отрубленная голова Иоанна Крестителя в луже крови, на другой — истыканное стрелами тело полуголого мужчины, кажется, святого Себастьяна. Потрясающие краски, ранневизантийский стиль, да и цена на лондонском аукционе тоже весьма достойная. Джанет незадолго до того стала католичкой, и Лэнг решил, что подарить ей такую картину будет очень даже кстати. Если нет, то возникнет повод посмеяться.

Подарок пришелся куда более к месту, чем ожидал Лэнг. Он положил начало интересу, сопровождавшему всю последнюю часть жизни Джанет. Даже присоединившись к католической церкви, она не сделалась фанатичкой. А вот портреты изможденных святых и изображения их житийных страданий ей нравились. Его сестра объясняла свою привязанность тем, что это единственный жанр искусства, произведения которого она может приобрести. Картины импрессионистов и их современных последователей настолько дороги, что о них нечего было и мечтать. Зато церковной живописи на рынке так много, что цены на нее держатся на приемлемом уровне, и Джанет могла иной раз покупать даже древние произведения.

Еще ее развлекали не всегда удачные попытки Лэнга переводить латинские надписи, которые частенько попадались на картинах.

Он разделял интерес сестры к коллекционированию. В своих многочисленных путешествиях Рейлли собрал кое-какие вещицы, относившиеся к Античности, столь привлекавшей его: римскую монету с профилем Юлия Цезаря, этрусскую храмовую чашу, рукоять македонского меча, который вполне мог принадлежать кому-нибудь из солдат Александра.

Он уже запирал дверь, когда возле тротуара затормозила машина. Лэнг видел, как почтальон сунул что-то в ящик для писем и укатил.

Сара, секретарь Рейлли, последние несколько дней старательно собирала всю почту, состоявшую по большей части из рекламных объявлений. Это словно напоминало о том, что потребители существуют как ни в чем не бывало. От злой иронии, с которой крохи жизни Джанет оказались законсервированы в списках рассылки каких-то торговцев, делалось еще горше. Как душеприказчик сестры Лэнг собирался оплатить несколько счетов, а затем навсегда распрощаться от ее имени и с картами «Visa», и со службой «AmEx».