Секрет Пегаса - Лумис Грег - Страница 41

— Это же была церковь тамплиеров. В мире их осталось всего две или три. Все прочие были разрушены, преданы запустению, чтобы развалились сами, или перестроены до неузнаваемости. Вполне резонно, что в интерьере использовалась их символика.

— Быть того не может, — пробормотал Лэнг. — Тамплиеры же были воинствующими монахами, их орден должен был защищать паломников в Святой земле от мусульман. А в четырнадцатом веке папа распустил орден.

— Может или нет, но вот перед тобой их символ. — Джейкоб поджал губы. — Точно такой же, как и тот, что ты держишь в руке.

Можно было подумать, что Лэнг сделался путешественником во времени из какой-нибудь плохой научно-фантастической повести. Сейчас окажется, что враг, преследующий его, не кто иной, как Ричард Львиное Сердце.

— Но с какой стати монашескому ордену, существовавшему семьсот, если не восемьсот лет назад, вдруг понадобилась какая-то картина? Даже если тамплиеры существуют, они же должны Богу молиться, а не людей убивать… Что-то я тут смысла не вижу.

— Друг мой, я ведь еврей и мало интересовался историей христианства, — покачал головой Джейкоб. — Знаю только, что многие воинствующие монахи служили своей религии, убивая моих единоверцев. Но у меня есть друг в Оксфорде, в колледже Крайст-Черч, — преподаватель истории Средних веков. На поезде туда можно добраться за час.

— Чудесно. Если не считать того, что мне нужно держаться подальше от вокзалов. Полиция наверняка наблюдает за ними.

— Позвоню ему вечером, предупрежу о твоем приезде. — Джейкоб снова потер подбородок. — Останешься у меня, завтра поедешь на моем «Моррисе». А я попытаюсь к твоему возвращению разузнать что-нибудь у «Эшелона».

Когда они возвращались в контору Джейкоба, Лэнг заметил на скамейке мужчину, читавшего одну из многочисленных лондонских газет. «Убийство в Уэст-Энде» — извещала броская шапка. Трудно было с такого расстояния угадать наверняка, но Лэнгу показалось, что он узнал свою настоящую фотографию — из тех, что хранились в его послужном списке в управлении.

Солнце ненадолго окрасило свинцово-серую воду Темзы в оранжевый цвет, по крайней мере, тот участок русла, который инспектор Дилан Фицвильям видел из окна своего кабинета, находившегося на шестом этаже здания Скотленд-Ярда, которое вознеслось над лондонским Бродвеем. Инспектор немного постоял у окна и лишь после этого вернулся к бумагам, лежавшим на столе.

Фицвильям уже четыре года прослужил в отделе розыска полиции Большого Лондона и отлично понимал, насколько маловероятно, что он сможет чем-то помочь тому парню из Америки — как же его зовут? — Морсу, да, точно Морсу из Атланты. Лондонской полиции хватало своих преступников и, в общем-то, было не до того, чтобы искать какого-то типа, которого янки, как он понимал, упустили сквозь пальцы.

А потом это жуткое убийство антиквара Дженсона в Уэст-Энде. Констебль чуть не застал убийцу на месте преступления, любитель каламбуров сказал бы: с окровавленными руками. Удивительно, как этот тип заодно и констебля не зарезал. Описание, которое перепуганный парнишка дал художнику, точь-в-точь подходило к фотографии из находившегося в компьютере запроса на международный розыск, если, конечно, откинуть такие мелочи, как усы и пухлые щеки.

Все-таки компьютер — это неоценимая вещь. Нужно признаться, что Фицвильям ни за что не узнал бы этого парня — он изменился, сделался гораздо старше, массивнее. Профессионально загримировался, между прочим. Но оказалось, что удивляться тут нечему. Из Штатов сообщили, что данный субъект когда-то служил в ЦРУ — то же самое, что МИ-6. Неизвестно, чему нужно сильнее удивляться: тому, что беглый преступник воспитан ведомством «плаща и кинжала», или тому, что ЦРУ в этом призналось. Наверное, кому-то там должно быть очень не по себе из-за того, что один из старых приятелей слетел с катушек и убил двоих ни за что ни про что. С другой стороны, чего тут стыдиться — ведь этот Рейлли давно уже у них не числится.

Компьютеры… Правда, Рейлли опознали бы и без них, обычными полицейскими методами. Без всех этих новомодных штучек сняли с зонта отпечатки пальцев, а Вашингтон подтвердил: они принадлежат Рейлли. Да, с зонтом им повезло, тут ничего не скажешь. Выяснилось, что он куплен сегодня, в «Фортнуме и Мейсоне», расплатились за него кредитной карточкой на имя Генриха Шнеллера, а в «Visa» о таком человеке никто никогда не слышал. Эту деталь Фицвильям решил, как говорят янки, прикопать и втихомолку установить слежение за банкоматами, чтобы узнать, когда и где эта карта выплывет вновь. Еще необходимо позаботиться, чтобы во всех международных аэропортах у каждого копа были портреты герра Шнеллера — и с этими проклятыми усами, и без них.

Фицвильям вздохнул и сел за стол, все еще рассматривая лицо, глядевшее на него с письменного стола. Все-таки в наше время качество печати стало изумительным. Снимок выглядел так, словно мистера Рейлли щелкнули не позднее чем на прошлой неделе, на каком-нибудь семейном празднике. Инспектор отодвинул фотографию и принялся перечитывать материалы, прилагавшиеся к ней.

Этот самый Рейлли уже бывал в Лондоне, и у него здесь имелось немало знакомых. Агент «МОССАДа», по всей вероятности, вышедший в отставку, еще одна немка, с которой он трахался, — шикарная штучка. На фотографии бюст у нее так и рвался из пиджака на свободу. Еще имелся список пабов, куда он заходил выпить пинту пива с той же регулярностью, как и любой нормальный работяга. Фицвильям досадливо наморщил лоб. Сколько же хлопот предстоит! Придется отрывать людей от текущих дел и отправлять их опрашивать всю эту толпу народу.

Он потянулся к телефону. Лучше взяться за дело, не откладывая. Заокеанские братцы ждут, а ведь они терпением не отличаются. Хуже того, там верят собственным фильмам, в которых доблестный Скотленд-Ярд лихо исполняет все, о чем его просят. Инспектор громко хмыкнул и принялся набирать номер. Янки давно уже следовало бы объявить его контору отделом их чертова ФБР.

Когда понадобилось делать припасы для корабля, оказалось, что учение, кое прошел я у келаря, нисколько здесь не помогает. Каждый корабль был десяти родов [68]длиной, а высотой что в носу, что в корме — вполовину меньше. Одна мачта несла один парус [69], а все остальное место занимали никак не меньше сотни человек. На каждого требовалось два барреля воды, соломенный тюфяк, одеяло, кухонная утварь, мясо и пряности, помогающие придать ему свежий вкус, прежде всего имбирь, гвоздика и мускатный орех. Гийом де Пуатье сказал мне, что купцы в Трапани получат за весь этот припас из расчета сорока дукатов на каждого рыцаря.

Еще он сказал мне, что негоже платить за дурное, как за доброе. Сие касалось тюфяков и одеял. За эти вещи купцы требовали по пять дукатов, но они перепродавали нам все то, что покупали вдвое дешевле у людей, приезжавших сюда, посему зачастую постели были грязными, ветхими и полными паразитов.

На верхнем ярусе судна, именуемом палубой, было не в пример лучше, чем на нижнем, где стояли обжигающая жара и духота. Но именно там обретались низкорожденные странники, такие как я и Филипп. Страдал я преизрядно, ибо на нижней палубе везли также лошадей, коров, свиней и другую скотину [70], и смрад от их испражнений был непреодолим.

Дни, проведенные в плавании, были словно нарочно предназначены для испытания моей веры. Корабль качался и переваливался, словно сам диавол тряс его, дабы сронить меня в море, когда дерзал я отойти от моего ложа к борту. Большую часть времени страдал я от болезни, коей, как довелось мне узнать, подвержены едва ли не все, кто впервые оказывается во власти моря. Морские испарения порождают в желудке спазмы, которые не дозволяют принять пищу, предназначенную для трапезы, и заставляют извергнуть то, что человек вкусил прежде.