Дорога к саду камней - Андреева Юлия Игоревна - Страница 9

– Какой же ты неуклюжий, Минору. – Он смерил брата презрительным взглядом. – Надо быть аккуратнее с хозяйским добром. Сначала тзори[14] в грязи, затем кимоно… – Амакаву поцокал языком. – Вот что, братец, сдай-ка ты для начала оружие.

Минору побледнел, но подчинился. Отец был уже далеко и не мог вступиться за него, к тому же Ал приказал во всем слушаться Амакаву. А значит, Амакаву теперь главный и, по японским законам, имеет право сделать с ним, Минору, все что угодно.

Нехотя он вытащил из-за пояса оба меча и с поклоном протянул их брату.

– Ты еще и не обучен хорошим манерам. – Амакаву торжествовал. – Встань на колени и протяни мечи так, как это и подобает слуге.

Минору опустился на колени и, не поднимая глаз на брата, протянул оружие. В груди его при этом горело, сердце бешено стучало. Точно пьяный он оставался какое-то время в коленопреклоненной позе, мечтая только об одном, не свалиться в обморок, опозорив себя.

– Что ты делаешь, Амакаву?! – наконец не выдержала Гендзико. – Зачем ты унижаешь Минору. Он самурай, а самурай не может показаться без мечей! Вот приедет отец, я ему все расскажу!

– Отец сказал, что теперь главный здесь я. – Амакаву прищурился, смакуя ощущение вседозволенности.

– Я все равно расскажу маме. – Гендзико невольно покраснела, ежась под взглядом брата и для чего-то сильнее запахивая на груди кимоно, словно хотела завернуться в него полностью, спрятать не только шею, но и голову.

– Мама мне не указ. – Амакаву рассмеялся, его колени начали дрожать, и это ему не понравилось. – А ты, Гендзико, пойдешь со мной. – Он облизал губы и, подойдя к девочке на негнущихся ногах, обнял ее за талию.

– Не трогай меня. Ты – недомерок! – Гендзико попыталась оттолкнуть брата, но Амакаву вцепился в нее, точно клещ.

– Я хозяин дома – ты должна мне подчиняться.

– Оставь ее! – Рука Минору инстинктивно скользнула к поясу – оружия не было. – Пожалуйста, Амакаву, не трогай Гендзико! – Минору сжал кулаки, все еще не решаясь поднять руку на вдруг обретшего божественную власть младшего брата.

– Не бойся, я не сделаю ей больно. – Амакаву отступил, увлекая за собой сестру. Рядом с высокой, тонкой Гендзико он выглядел как неказистый краб рядом с изящной рыбкой. – Вы все обязаны сохранять молчание. Никто не должен узнать, что сейчас произойдет. Это приказ, за ослушание – смерть.

Марико заплакала, Минору подскочил к Амакаву и с силой вырвал из его рук плачущую сестру.

– Покушение на сюзерена! – взвыл униженный Амакаву. – Я приказываю тебе, Минору Грюку, отправляться в казарму и сидеть там вплоть до дальнейших моих распоряжений! Понял?!

Амакаву хотел бы сослать брата в яму для преступников, но, как назло, Ал не держал в деревне никаких тюрем, так что пришлось ограничиться казармой.

– Отправляйся немедленно, или опозоришь свою семью и приемного отца во веки веков, – процедил сквозь зубы Амакаву.

Минору потоптался еще какое-то время на месте и был вынужден удалиться. Все его существо при этом протестовало. Следовало поднять шум, позвать Фудзико, отправить гонца вслед за отрядом Ала, но все это было вопиющим нарушением установленных правил.

Хотя что бы это дало? По опыту общения с Амакаву, Минору знал, что спорить с братом бесполезно. Что же до мамы, то отец сам передал всю власть в руки своему сыну, и попадись теперь Фудзико под горячую руку Амакаву, возможно, тот приказал бы обезглавить и ее.

Глава 8

Приказ

Испытывая душевные страдания от того, что вынужден оставить свою семью в час опасности, и еще от того, что идет по деревне без мечей, Минору как-то добрался до казармы, где забился в угол, стараясь предаться медитации.

Трещали цикады, от жары в домах были раскрыты не только внешние ставни амадо, но и внутренние фусима. Хотя даже это не спасало от духоты. Минору лежал на футоне, думая о том, что еще приготовит для него вдруг получивший неограниченную власть брательник.

«Ну и пусть я умру, – думал юноша, подложив под голову кулак. – Моя смерть докажет отцу мою преданность. Я сумею умереть с честью, не опозорив ни его, ни своего имени. Хотя поймет ли отец?»

Несмотря на то что Ал воспитывал Минору чуть ли не с его рождения, и юноша вполне привык называть отцом голубоглазого, как сиамская кошка, светловолосого иноземца, которого многие за глаза называли Золотым Варваром, он все же понимал, насколько сильно самурай и хатамото[15] самого великого сёгуна Токугава, Арекусу Грюку, отличается от настоящих японцев. На самом деле отца звали Алекс Глюк, но практически никто в Японии не мог произнести иноземную букву «л», вот и получалось неблагозвучное Арекусу Грюку. В отличие от остальных, Минору произносил имя отца чисто, кроме того, знал английский и немного понимал родной язык отца, на котором тот обычно разговаривал, думая, что остался один. Знать родной язык своего приемного отца Минору считал делом чести, так как отец мог заскучать без родной речи, и тогда он, Минору, высказал бы перед ним свои скромные познания.

Отец же был действительно странным, например, будучи хорошим воином, он не любил лить человеческую кровь просто так. И в то время, когда другие отцы посылали своих детей тренироваться в искусстве отсекания голов, практикуясь на узниках, Ал отослал Минору учиться в Такамацу Иаи, так называемому искусству внезапного нападения. Дело, конечно, хорошее и с главой рода не поспоришь, но только в то время, когда друзья по играм уже отсекали головы своим первым собакам и воодушевленно посматривали в сторону пленников, он, Минору Грюку, еще и курицы не обезглавил!

При неприятном воспоминании Минору передернуло. Конечно, уважая рост Минору и его нехилое телосложение, никто не осмеливался сказать гадость ему прямо в лицо, но за спиной наверняка шептались.

В ночном воздухе носились похожие на крики чаек голоса стражи. По заведенному обычаю время от времени они громко окликали друг дружку. Причем, несмотря на то что сейчас семья Алекса Глюка жила в деревне, а самураи охраны привыкли дежурить на стенах замка, в деревне они не оставляли этого обычая, чинно прогуливаясь по чистеньким улицам с таким видом, словно дежурят на стенах неприступной крепости замка сера Глюка, на высоте самой луны…

Минору уже засыпал, когда сменившийся стражник разбудил его, потрепав за плечо.

– Минору-сан, Минору-сан, очнитесь, пожалуйста. Амакаву-сан приказал передать, что на второй день молодой луны вы должны совершить сэппуку.

Минору сел, протирая глаза. Но принесший дурную весть самурай не собирался исчезать, как это и положено странным или страшным снам.

– Амакаву хочет, чтобы я покончил с собой? – Минору попытался скрыть охвативший его ужас, но, по всей видимости, не смог.

Самурай сочувственно покачал головой. Теперь Минору признал его, это был молодой, недавно поступивший на службу к отцу самурай из весьма уважаемого рода, которого рекомендовал ему письмом сам даймё Кияма – глава даймё-христиан. Юноше было около двадцати, и он был последователем Христа.

– Я могу что-то сделать для вас? – Он казался смущенным и растерянным, пожалуй, не меньше, нежели Минору.

– Спасибо. Ничего. – На самом деле Минору хотелось потребовать, чтобы этот парень сейчас же, немедленно скакал к отцу, но такая его реакция на происходящее могла обесчестить и его, и принесшего весть самурая. Поэтому Минору решил смириться с судьбой и не пытаться искать спасения. – Пусть будет, что должно быть, – произнес он, отвернувшись к стене.