Дорога к саду камней - Андреева Юлия Игоревна - Страница 17

Господи! Какая же она была сладкая – эта земляника!!!

Все зааплодировали.

После Кияма свои истории рассказывали его дамы, Такеси не слушал их, изумляясь тем, с каким изяществом даймё пересказал старую притчу, которую Такеси слышал еще в детстве и которая прежде не производила на него столь глубокого впечатления.

Наконец Господь как будто внял молитвам несчастного, Кияма почувствовал усталость.

Он зевнул, лениво ожидая, как из шкатулки будет извлечен последний предмет – веер Такеси. Задание, которое досталось секретарю, было практически невыполнимым: рассказать о том, какие бывают жены. Это ему-то – человеку, который никогда в жизни не был женат!..

Такеси бросил полный отчаяния взор в сторону князя, и тот, снисходительно улыбнувшись, сказал, что ответит за него сам.

– Жены делятся на убийц, воровок, госпож, друзей и служанок! – изрек он, устало поднося к губам чашечку с чаем. И когда в комнате настала гробовая тишина, лицо даймё вдруг скисло, уныло он поглядел на пораженных и одновременно с тем заинтригованных подобной фразой женщин. – Но это, признаюсь, такая длинная и сложная тема, я ведь должен пересказать слова самого Будды, а к этому мне лучше подготовиться. Так что предлагаю начать с этой истории наш следующий вечер.

Все вежливо поклонились князю, благодаря его за изысканное удовольствие. Не отстал от других весьма довольный, что все наконец закончилось, Такеси.

Когда секретарь хотел уже откланяться и убраться восвояси, даймё вдруг попросил Такеси задержаться.

С замиранием сердца секретарь ждал, что теперь-то уж Кияма откроет ему свою тайну, но тот только предложил выпить с ним как самурай с самураем. Ожидая, пока однорукий старик разольет саке по чашечкам, Кияма вышел на балкон, наблюдая картину заката и напевая легкомысленную песенку.

Вернувшись, он поблагодарил Такеси за отличный вечер и первым, не смакуя, осушил свою чашку с ядом, растворенном в дорогом саке.

На этот раз секретарь видел собственными глазами, как его враг проглатывает яд, и не отправился к себе домой, решив наутро пронаблюдать за агонией Кияма. Яд, используемый Такеси, был достаточно сильным, изготовивший его врач уверял, что в основе препарата лежит трупный яд, взятый из желчного пузыря дохлой рыбы фугу, которая и сама является жуткой отравой, а тут еще и трупное разложение.

Даже прикасаться к этому яду считалось небезопасным, так как ходило поверье, будто бы страшный яд способен проникнуть в организм даже через кожу.

Допив свою чашечку, Кияма посмотрел на секретаря мутными очами и вдруг ни с того ни с сего обнял его, обильно орошая горючими слезами.

Не зная, что делать, и уже чувствуя, как смертельный яд из глаз даймё переливается на его щеки и шею, Такеси ощутил приближение собственной смерти.

– Друг мой, – заливался пьяный князь, – Господь даровал мне истинного друга, друга, рядом с которым я счастливо жил столько лет и рядом с которым помру.

Решив, что его раскусили, Такеси затрясся, пытаясь освободиться от медвежьих объятий даймё.

– Друг мой, – Кияма отер покрасневшее от слез лицо, – друг мой…

– Я слушаю вас, господин. – Такеси затаил дыхание, ожидая, что Кияма вот-вот разродится своей последней исповедью.

– А давай еще по одной, друг? – предложил Кияма и поставил перед своим отравителем пустую чашку.

Глава 13

В Японии всё по-японски

– Гендзико теперь не выйдет замуж. Это я виновата, господин, я недостойна жить! – Фудзико встала на колени, склонив голову.

– Как она? – Ала трясло. Первое, что он хотел сделать после того, как услышал страшную весть, броситься к старшей дочери, но как раз в этот момент у нее был деревенский доктор, и Ал не стал мешать осмотру.

– Она самурай. – Фудзико грузно поднялась с пола, сначала встав на одно колено и затем с усилием подняв свое отяжелевшее от частых родов тело. – Не желаете принять ванну? Переодеться с дороги?

– К черту ванну. Как моя дочь?! – Мысль о том, что пришлось пережить Гендзико, жгла изнутри, причиняя нестерпимую боль. – Мы живем в прозрачных домах, почему никто не пришел к ней на помощь? Почему?..

– Вы оставили вместо себя своего старшего сына Амакаву, он отдал приказ Гендзико. Приказы не обсуждаются.

Ал сжал кулаки. Как обычно выходило, что виноват во всем он.

– Что мне теперь делать? – Ал заглянул в глаза жены, обнаруживая, что совсем недавно та плакала. Сейчас ее глаза были сухи, голос тверд.

– Ваш приемный сын Минору готов пожертвовать собой и жениться на Гендзико. – Фудзико выпалила это без колебания, счастливо улыбнувшись.

– Но Минору и Гендзико – родные брат и сестра! – От неожиданности Ал сел на пол. – Это ваши дети, моя дорогая, ваши и вашего первого мужа. Или что-то не так?

– Вы приказали мне забыть об этом, вот я и забыла. Никто ни о чем не догадался, – весело рассмеялась Фудзико. – Вы признали Гендзико нашей с вами законной дочерью, а Минору – все знают, что вы усыновили его шестнадцать лет назад. Никто кроме нас с вами не знает о реальной степени их родства. Впрочем, ничего страшного и не произойдет, ничего непоправимого, я имею в виду. Минору женится на ней, только чтобы покрыть грех брата. Это его долг. А через год вы дадите ему новый приказ развестись, и тогда Гендзико выйдет вторично замуж. Мне кажется, это отличный план!

– Какой план? – Ал услышал за дверью шорох и, чинно присев на подушку, велел служанке войти. – Моя дочь, быть может, не переживет случившегося? Может, она вообще умрет! – продолжил он, когда служанка, налив ему саке, покинула комнату, плотно задвинув за собой фусима.

– Ваша дочь действительно заболела, но она непременно выживет. Ведь она самурай. Мы же должны подумать о ее чести, о вашей чести…

– А Минору? – Ал обхватил голову руками. – Если бы я не успел, Минору был бы сейчас мертв! Как это отразится на нем?!

– Минору исполнял приказ. Уверена, что если бы дело дошло до сэппуку, он показал бы всем свою душу! Я горжусь им! – Фудзико снова победно улыбнулась, подсаживаясь к Алу, чтобы налить ему еще саке.

– А Амакаву? – Ал чувствовал себя беспомощным. – Что мне делать с Амакаву?

– Все что считаете нужным. – Лицо Фудзико напряглось. – Он безропотно примет любое наказание. Даже смерть!

– Смерть! – Ал выхватил бутылочку с саке из рук жены и влил содержимое себе в горло. – Я должен казнить своего родного сына?

– Не казните. Это ваше право. Сошлите его в ссылку, отправьте в войско Токугава. Пусть остается там, пока все не уладится, или сошлите Гендзико! – Лицо Фудзико вновь озарила счастливая улыбка. – Ну конечно, формально Гендзико выполнила приказ, но, по сути, она утратила свою девичью честь, а значит, опозорила вас, ее отца, и свою семью. Значит…

Но Ал уже вскочил и, с силой толкнув седзи, так, что те вылетели из специальных крепежей, выбежал из дома.

В Японии существуют только японские выходы, в Японии, как ни бейся, тебе будут кланяться, вежливо улыбаться, но сделают все по-японски. По-японски – значит, таким образом, каким нормальный человек не решил бы ни за что на свете. Ал выхватил меч и, нимало не стесняясь, принялся выполнять боевые приемы, круша зеленую изгородь, с такой любовью высаженную здесь прежним садовником.

По-японски было бы правильнее казнить теперь Амакаву за его проступок, а после Фудзико – за то, что не вмешалась и не защитила дочь. Потом…

Ни один приказ, который он считал принципиальным, по сути, не выполнялся, то есть выполнялся, но чисто по-японски.