Наследник Магнитной горы - Волынская Илона - Страница 14

Мимо Хакмара пронесся знакомый табун молодых, еще не ходивших под седлом лошадей – похоже, их тоже пугала неожиданная суета в ауыле. Уже знакомый светло-серый жеребчик отделился и подскакал к Хакмару, явно приветствуя старого знакомого. Мальчишка с подозрением уставился на него – вдруг все-таки кто-то из подгорных перекинулся. Но нет, похоже, это настоящий конь.

– Тебя, наверное, Акбузатом зовут – всех серых так называют, – поглаживая его по белой звездочке на лбу, сказал Хакмар. – А я тебя за брата своего принял. Такой же, как ты, жеребец… Как думаешь, стоит мне ждать, пока расскажут, или самому все выяснить? А то я тут недавно узнал, что вокруг меня много разного происходит, а я ни сном ни духом…

Жеребчик заржал, кажется, предполагая, что правду выяснить стоит.

Рядом возвышался холм – маленький, даже крохотный в сравнении с озаренной светом прячущегося позади нее солнца Магнитной, но довольно внушительный на плоской подгорной равнине. По легенде, холм был телом злобного великана дэва-дейеу, зарубленного еще самым первым Хакмаром, племянником Урал-батыра. Подвиг невеликий, если вспомнить, что все горы Сумэру – это тела поверженных великим Уралом дейеу и змеев! Но холм пользовался популярностью, особенно среди молодых матерей, подбирающих имя младенцу, – Хакмаров в окрестных ауылах было как в горе кузнецов. Только в самой горе Хакмар оказался один такой.

Решившись, мальчишка ухватился за гриву и вскочил коню на спину. Второй раз ехать без седла оказалось много легче. Или просто жеребчик такой – с ходом мягким да ровным, как у запряженных змеями горных вагончиков. Словно и не чувствуя веса седока, жеребчик ловко запрыгал с камня на камень, поднимаясь на холм. Будто всю свою коротенькую жизнь не на равнине пасся, а носился по хребтам Сумэру. Поднявшийся на вершину Хакмар с удивлением поглядел на коня – вот уж правда настоящий Акбузат, не вспотел даже, свеж, как из табуна!

Стоя на покатой макушке холма, серый жеребчик снова нетерпеливо заржал и даже топнул копытом, явно намекая мальчишке, что он не туда смотрит! Хакмар запустил руку в поясную сумку и вытащил маленькое складное дальновидящее стекло. Круглый зрачок стекла проскочил странно затихший дедов ауыл и побежал дальше и дальше по равнине – выхватывая то один кусок, то другой… А потом Хакмар понял, что лучше бы ему никогда этого не видеть!

Свиток 7

О набегах и пожарах

Словно резная малахитовая картинка в рамке из полированного камня, перед ним предстал кусок подгорной равнины. Ночь уже затянула равнину тьмой, но алые пятна падающих из-за вершины Магнитной последних Закатных лучей подсвечивали, как факелы подземного мира. И это действительно было красиво – даже красивее, чем Хакмар воображал. Озаренные багровым лучом Заката, словно вырвавшиеся из Нижней земли воины Эрлик-хана, соплеменники его матери неслись сквозь подступающую Ночь. Рассекая стылые волны травы, ярящийся табун плотной лавой несся через равнину. Гривы скакунов развевались, сверкали налитые кровью глаза, летела пена с губ… Четко, как ножом разрезанный, табун на полном скаку распался на две части, кольцом охватывая выросшую перед ним ограду. И бешеные кони взвились в прыжке – их распластанные в полете очертания поплыли, размываясь, и такие же бешеные батыры приземлялись, ударяя сапогами в землю… Воздетые над их головами клинки сверкали алым, отражая блики Закатного солнца, будто уже обагрились кровью. Только разлетающихся жриц не было. Был соседний ауыл. Тот самый, с которым спорили из-за овец.

У наскоро поставленной вокруг юрт ограды из столбов с конскими черепами – точно такой, как у дедова селения! – послышались испуганные крики. Караульный – Хакмар ясно видел, что это совсем молодой парнишка, не старше семнадцати Дней, – выхватил из колчана стрелу, наложил на охотничий лук… Несущийся прямо на него огромный гнедой жеребец почти припал к земле – стрела просвистела у него над головой, едва не срезав клок темной гривы. Жеребец взметнулся с гневным ржанием… и возникший на его месте Хакмаров дядька мечом – подаренным Хакмаром мечом! – описал в воздухе красивую дугу… Парнишка-караульный упал, обливаясь кровью.

Стоящий на вершине холма Хакмар закричал. Все его тело пронзила ледяная острая боль – словно выкованный им меч прошел сквозь его сердце. Внутри что-то полыхнуло… Он услышал призывное ржание жеребчика и с силой пнул серого пятками.

Жеребчик прянул с холма с такой силой и скоростью, будто под Хакмаром оказался и впрямь сам легендарный Акбузат. Равнина понеслась навстречу, с каждым длинным, как полет, скачком все приближая жуткую картину.

Несущуюся на несчастный ауыл конную лаву встретил разрозненный град стрел, бесполезно улетавших в степь. Выстрелить второй раз защитники обреченного селения не успели. Меж почтительно расступившимися людьми-конями пронесся единственный верховой. Слишком старый, чтобы перекидываться, дед скакал на огромном вороном жеребце, и его длинная седая борода развевалась по ветру.

Привстав в стременах, дед по-молодому гикнул, рубанув воздух слишком большим для его тощего тела мечом, и толкнул коня коленями, посылая его в прыжок. Вороной взвился над оградой – легко перемахнул увенчанные конскими черепами колья и ловко, как заяц, приземлился между юртами. Следом за дедом в селение ворвались его успевшие перекинуться в батыров родовичи. Защитники ауыла с воплями кинулись врассыпную, а за ними, размахивая выкованными Хакмаром клинками, бежали воины материнского рода. Упала, накрыв полотнищем своих обитателей, белая юрта местного бия. Вопящий батыр с мечом ворвался в соседнюю. Оттуда, непрерывно крича и захлебываясь слезами, выскочила женщина, держа на руках маленького ребенка. Запрокинув голову, дед захохотал, пришпорил жеребца и погнал между юртами. Женщина, крича, бежала впереди, бежала изо всех сил – но вороной с седобородым всадником настигали. Они выскочили на круглую площадку в самой середине селения. Вороной прянул вперед. Сшибленная его широкой грудью женщина упала на мерзлую землю, отчаянно извернулась, прикрывая своим телом ребенка от падающего сверху меча. Дедова меча.

Хакмар не успевал. Знал, что не успевает, и понимал: вот теперь ему остается только одно – перерезать себе горло собственным клинком. Конь под ним протестующе заржал и прыгнул. Серый жеребчик, казалось, завис в воздухе, а мир понесся мимо, сливаясь в две сплошные размытые полосы – оскаленные конские черепа, разоренные, будто вывернутые наизнанку юрты, люди, словно застывшие в мгновенном движении, с распахнутыми в крике ртами…

Копыта серого впечатались в землю.

Дедов клинок по неумолимой дуге падал на голову женщины. Сейчас наточенное Хакмаром острие рассечет тело матери, неизбежно прорубаясь к затихшему от ужаса малышу…

Высекая искры, сталь ударилась о сталь.

Изумленный дед встретился с белыми от ярости глазами внука. На один короткий удар сердца старому бию показалось, что в глубине этих глаз разгораются жуткие алые точки, но дальше ему было уже не до разглядываний.

Хакмар крутанул запястье, поворачивая сцепившиеся клинки, – меч вывернулся из пальцев старика. Вибрирующий стальной клинок улетел в сторону. А почти обезумевший Хакмар с диким ревом ударил деда рукоятью своего меча в лицо. Старика снесло с седла.

Носящиеся по вражескому ауылу родовичи замерли, будто мгновенно оборотившись в каменные статуи. На площади посреди захваченного ауыла на мерзлой земле ворочался бий племени, а над ним, на приплясывающем сером жеребце, возвышался его внук с мечом в руке.

Кряхтя, старик поднялся, вытер бегущую из разбитого носа кровь и поднял на сына своей дочери взгляд, после которого, казалось, от наглого мальчишки должны были остаться только горстки пепла в броднях.

– Мой внук посмел поднять на меня руку! – прорычал он.

– Мой дед. Поднял меч. На женщину и ребенка! – раздельно произнес Хакмар, уставившись на старика в ответ. Превращаться в пепел он не собирался. Наоборот, в его глазах было такое, что старый бий вдруг понял – он не может смотреть в лицо мальчишке! – Меч, выкованный мной! – Вопль Хакмара был как обвал в шахте. – Да у тебя юрта поехала, старик? – он вдруг почувствовал, что больше не может называть этого человека дедом. Стошнит. – Ты учил меня егетлеку! – страшным криком вырвалось у него. Где-то на заднем плане всплыло лицо жрицы, ее насмешливо искривленные губы: «Если дать им мечи – они перебьют друг друга… Перебьют друг друга…» – эхом зазвучало у него в мозгу. Это было невозможно, нереально – почему она, враг, оказалась права? Почему благородные родичи его матери, взяв в руки мечи, первым делом напали на безоружных соседей? Внутри будто земляная кошка поселилась – и драла когтями сердце и печень. Его мир трещал по швам, ему казалось, гигантские трещины расчерчивают небо и землю, взбухая на изломах алым – то ли кровью, то ли Огнем…