Донгар – великий шаман - Кащеев Кирилл - Страница 7

Аккаля остановился над неподвижно лежащим противником и все с той же усмешкой потыкал в него хореем:

– Так и будешь лежать? Может, встанешь, сделаешь чего? – Он кивнул на отлетевший в сторону хорей Пукы. Мальчишка не шелохнулся. – Не встанешь, – сам себе кивнул Аккаля. – Так и знал, однако, – и ударил Пукы шестом по плечам. – А теперь как, сопливый-слюнявый?

Пукы поджал колени и, прикрывая руками голову, откатился, пытаясь уйти из-под ударов. Аккаля немедленно перехватил шест и ткнул вперед, угодив свернувшемуся в комок мальчишке в бок:

– Вставай! Бери хорей! Драться будем! – сопровождая каждое слово очередным болезненным тычком в грудь, в ребра, в ноги, повторял надвигающийся Аккаля. Но Пукы только больше сжимался, отползая в сторону. Маленький Рап перестал хихикать, глаза его стали круглыми от испуга.

– Оставь его, Ак, сдурел, однако? – малыш бесстрашно метнулся вперед, повисая на локте старшего.

– Не лезь, Рап! – взревел Аккаля, одним взмахом руки отбрасывая того в снег. Пукы отползал. Ветви стелющегося почти по земле деревца мягко ткнулись ему в спину, потом раздались – и Пукы остановился, упираясь спиной в тонкий жилистый ствол. Он не кричал, лишь судорожно вздрагивал под сыплющимися на него ударами. Глаза Аккаля налились кровью. – Бить его буду! – брызжа слюной, орал он, то и дело попадая хореем по веткам и стволу деревца. Над тундрой прокатился глухой стук. – Пока не встанет и драться не начнет! Вставай! Хоть раз будь как хант-ман, ты, сопля теплая! – Он вскинул шест. И, обеими руками перехватив хорей за конец, широко размахнулся.

Хрясь!

Сухой треск удара заставил пасущегося неподалеку оленя прыгнуть в сторону. Хорей резко вывернулся из рук, едва не вывихнув Аккаля плечо, и рухнул прямо на колени Пукы. Чужой шест со скоростью атакующего медведя прянул навстречу и с силой толкнул обидчика в грудь. Издав короткое «пуф!», Аккаля уселся в снег.

– Ты чего, с деревом дерешься, Аккаля? – опуская свой хорей, поинтересовался нависший над ним Орунг. За его спиной медленно поднимался на ноги дрожащий Пукы. Мгновенным движением Орунг подцепил на кончик торбоза упавший хорей Аккаля и быстрым толчком ноги швырнул его владельцу. Тот едва успел подставить руки – иначе хорей угодил бы ему в нос. – Вставай, однако. – Хорей Орунга завертелся таким стремительным колесом, что порыв ветра взметнул вокруг вихрь снежинок. – Со мной подраться попробуй! – стоя в ореоле кружащих снежинок, процедил Орунг.

Аккаля встал. Потопал торбозами, отряхивая прилипший к одежде снег. Заячьим скоком порскнул прочь, пригибаясь за деревцами и обходя Орунга по широкой дуге.

– А ты, Пукы, не смей говорить, когда я рассказываю! И с девчонками нашими не заговаривай, понял? – донесся его голос сквозь сплетение ветвей. – Не то я тебя достану! Брат с тобой не всегда будет!

Маленький Рап развел руками, словно извиняясь, и, раздвинув ветви сосны, нырнул следом за Аккаля. Послышался его громкий, возмущенно выговаривающий голосишко, потом звук затрещины – и удаляющийся басовитый рев. Похоже, Аккаля нашел, на ком сорвать злость.

Свиток 2

Про то, что хант-ман хант-ману – друг, товарищ и брат

– Хант-ман, – опуская хорей, презрительно пробормотал Орунг. – Большой охотник! – Он стремительно повернулся – и ткнул брата хореем в грудь, снова опрокидывая его в снег. – Ты чего с ним не дрался? – нависая над упавшим, требовательно спросил Орунг. – Зачем себя бить позволил?

– Неправильно хант-ману хант-мана бить, – отплевываясь от снега, прохрипел Пукы. – Обычай не велит, предки не позволяют…

– Тебе не позволяют, Аккаля попросил – ему позволили? – в свете луны было видно, как насмешливо поползли вверх густые брови Орунга.

– Аккаля еще за это поплатится, – потирая бок и грудь, простонал Пукы. – Помрет, попадет к ним, предки его спросят: зачем своего хореем бил?

– Тебя он раньше к предкам отправит, – фыркнул Орунг и плюхнулся в снег рядом с братом. – Не хочешь с Аккаля драться – зачем перебиваешь, когда он байки рассказывает? Сам знаешь, не любит он, бешеный делается.

– Неправильные его байки! – с непробиваемым упорством мотнул нечесаными волосами Пукы. – Постоянно он про черных шаманов говорит – то богатых они дурят, то стражников обманывают. Нехорошо это! Неправильно!

– Ай-ой, Пукы! – досадливо передернул плечами Орунг. – Что ты за хант-ман такой? Как оленей в тундру гонят, всегда страшное рассказывают – про мэнквов-людоедов, про Донгара черного шамана…

– Э, ты имени-то не называй! – опасливо оглядываясь по сторонам, пробормотал Пукы и упрямо добавил: – Страшное тоже правильно рассказывать надо. Как тысячи Дней назад жили в средней Сивир-земле черные шаманы, и не верхним, небесным, духам камлали, как Белые, а нижним, что в подземном царстве повелителя своего, Куль-отыра, живут! И дела те шаманы творили тоже, знамо, низкие да черные! А самым сильным и злобным среди них был Донгар Кайгал, прозванный Великим Черным. Тот самыми могучими из нижних духов повелевал, в царство Куль-отыра, как к себе в чум, ходил, в схватке шаманской никто против него устоять не мог, а побежденных Черный Донгар не щадил, даже своих же Черных. А уж простого сивирского люду погубил своим камланием – тысячу, нет, тысячу тысяч, нет, больше даже – тысячу тысяч многих тысяч!

– Ох и людный же тогда Сивир был! – с насмешливой недоверчивостью протянул Орунг. – Под каждой елкой по человеку.

Но Пукы не заметил насмешки.

– Какой ты умный, Орунг, а я даже и не подумал! – он восторженно поглядел на брата. – Конечно! Это же все Донгар! Из-за него теперь от стойбища к стойбищу, от поселка к поселку по десять, двадцать переходов! И, глядя на ужасы, творимые Черными в темноте Долгой ночи, возрыдала Най-эква, матерь Огня, сестра Нуми-Торума, владыки верхних небес, – интонации Пукы стали заученно-напевными. – И от сверкающих слез ее, упавших на среднюю Сивир-землю, народился Голубой огонь, а с ним и первые жрицы, матери-основательницы Храма…

– Если Огонь – из слез, то жрицы из чего-то другого должны были народиться, – снова рассудительно перебил его Орунг. – Я так думаю, что жрицы – из соплей. Наревелась Най-эква всласть, сморкнулась со своих верхних небес на нашу Среднюю землю, вот и заполучили мы… эдакое счастье!

Пукы поглядел на него возмущенно:

– Да если бы не жрицы, на всем Сивире, может, никого бы и не осталось! Там, где Голубого огня много от слез Най-эквы народилось, жрицы храмы построили! Весь Сивир храмами покрылся!

– Угу, – мрачно согласился Орунг.

– А как понял Кайгал, что побеждают его черное воинство… – Пукы опасливо понизил голос и свистящим шепотом закончил: – Говорят, друзей своих подземному повелителю в жертву принес! Чтоб помощь от него вызвать! – И уже нормальным голосом добавил: – Нашли тоже, с кем дружить, дурные, с Черным Донгаром! А воинство подземное жрицы все равно Голубым огнем пожгли! Бежал Кайгал невесть куда, в тундру-тайгу, и помер один, вдали от людей, как зверь дикий. И никто ему даже фигурку-иттерма не сделал, чтоб его душа могла в ней жить, пока не возродится! – торжественно закончил Пукы. – Победили Черных вчистую, так, что одни Белые остались!

– И теперь по Ночам камлать некому – ни отвернувшуюся удачу обратно призвать, ни болезнь вылечить… – мрачно дополнил Орунг.

– Да не лечили Черные! – затряс головой Пукы. – А если лечили, так только богатых! За плату!

– Что-то не замечал я, чтоб Храм что забесплатно делал! – ухмыльнулся Орунг. – Эту историю про доблестных жриц и злобных Черных наш шаман по пять раз на День рассказывает! А вот мне… – Орунг понизил голос, как признаются в самом сокровенном: – мне Черный Донгар нравится даже. Не знаю, наверное, он и правда всякое страшное делал… – Орунг неловко замялся, его хорей раз за разом втыкался в снег, оставляя глубокие ямки. – Зато смелый был, как охотник! Как жрицы шаманов Голубому огню покоряли, Белые сразу струсили, а Донгар драться стал. А как проиграл – все равно не сдался.