Донгар – великий шаман - Кащеев Кирилл - Страница 36

– Томан я, староста обозный, – прогудел мужик. – Ты, парень, можешь звать меня дядей Томом. – Мужик ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами на темном лице. – А это дочка моя…

– Нямка, – торопливо кивнул Пукы, искоса поглядывая на закрасневшуюся девчонку.

– Нямь, – строго поправил его дядя Том. – Это она для своих Нямка!

– Он нам разве чужой? – девчонка дерзко тряхнула косами. – Да если б он тогда на дорогу не выскочил – нам бы всем конец пришел! А я тоже знаю, как тебя зовут! – она лукаво покосилась на Пукы – дескать, не ты один догадливый. – Тебя зовут… – она сделала многозначительную паузу и выпалила: – Донгар!

Пытавшийся умоститься поудобнее Пукы едва не рухнул с лавки. Он замер, зависнув на самом краю, и сдавленным шепотом выдохнул:

– Ты с чего взяла?

– А ты, как без сознания лежал, – все бормотал: я, мол, Донгар! Красивое имя, – одобрила девчонка. – Не хант-манское совсем.

– Хант-манское у меня имя! – набычился мальчишка. – Меня Пукы звать! А вовсе не… Не так, как ты сказала!

– Ну-у – Пукы! – девчонка разочарованно надула губки. – Донгар – гораздо лучше. На твоем месте я бы…

– Да что ж ты за трещотка такая – на своем-то месте! – возмутился красный от гнева дядя Том. – Нет, зря я тебя не бью – дать бы вожжами для ума, может, научилась бы отца уважать! – в голосе его звучала безнадежность – похоже, в такой исход дядя Том и сам не верил. – А ну марш к матери, балаболка! С малыми ей пособи. А мужчины о деле и без тебя поговорят.

Нямь надула губы, но все же встала. Бросила обиженный взгляд на отца и, часто оглядываясь на лежащего мальчишку, вышла, громко хлопнув дверью. Вот теперь Пукы понял, почему женщинам дверь нравится больше. Пологом так не шарахнешь!

– Разбаловал я ее, – вздохнул дядя Том и прошелся по хижине туда-сюда. Набросанный на снеговой пол свежий сосновый лапник шуршал под его тяжелыми шагами. – Здешние думают, ты с нашим обозом приехал, – косясь на мальчишку, наконец пробурчал он. – А я решил – из крепости ты. Имен у тебя многовато для одного мальчишки. Кто ж ты такой, а?

– Я… – Пукы замолчал, лихорадочно соображая. Может, сделать вид, что ему и впрямь мэнкв всю память вышиб – ничего не знает, никого не помнит. Он тоже осторожно покосился на дядю Тома и поспешно отвел глаза. Ох и взгляд у мужика! Не-е, такого не надуешь. Подловит на чем-нибудь, а там, глядишь, и к местному шаману поволокут. А Белые, они хоть в Ночи камлать не могут – духи их не слышат, – зато сами духов очень даже видят. Еще углядит притаившегося в нем Кэлэни – доказывай потом, что невиноватый ты, тот сам пришел! Лучше уж сказать правду. Не всю. Кусочек. – Я… издалека. Из хант-манов, из тундровых…

– Родственничек, выходит? – оживился мужик. Окинул Пукы внимательным взглядом и ухмыльнулся. – Не иначе как «моська»!

– Из рода Мось, – надувшись, поправил его Пукы. – Я ж вас «поросюком» не зову, хоть и так вижу, что вы из рода Пор.

– Попробовал бы только, – хмыкнул дядя Том.

Пукы почувствовал, что начинает заводиться, и уже хотел объяснить мужику, как тот глубоко не прав. Укоризненная улыбка Калтащ словно всплыла перед ним. «Не бояться тех, кто сильнее тебя, но и не дразнить понапрасну». Пукы резко выдохнул и зачастил:

– У нашего пауля чэк-най поднялся, все порушил, а потом из-под земли эрыги полезли…

Лицо мужика из сурового мгновенно стало сочувственным.

– Что, погибли все твои, да? – тихо сказал он, и узловатая рука неожиданно погладила парня по голове.

Пукы промолчал. Пусть мужик сам додумывает, а он говорить не будет. Лишнего слова зря не скажи – неизвестно, как его духи услышат. А в родном пауле, кроме Секак и ора, еще мать осталась. Ну и брат – во всяком случае, Пукы хотелось в это верить. И Тан. Он постарался мысленно представить себе Тан – но вместо нее перед глазами вертелась улыбчивая Нямка. Красивая, и не скажешь, что «поросючка». Пукы невольно потупился. Дядя Том, похоже, посчитал это признаком горя – ободряюще стиснул Пукы плечо. Так крепко, что мальчишка чуть не охнул.

– Ты, парень, держись. Время, видать, пришло такое – горе на беде едет, порчей погоняет. Тут, в тайге, я тебе скажу, тоже не мед. – Он покрутил головой. – Чэк-наи поднимаются, люди целыми семьями в Огне тонут. Нашему селению, считай, повезло – все потеряли, да хоть сами целы остались. А еще мэнквы в лесах! Раньше ну один, ну два к охотничьему стойбищу вылезет, а нынче как из мешка их сыпануло – откуда только взялись? Шайками целыми бродят, на обозы охотятся. Едут люди новое место искать – от чэк-наев подальше, – а мэнквы уж у дороги караулят. Куда там вашим тундровым эрыгам!

– У нас еще Вэс есть! – запальчиво возразил Пукы. Ему вдруг стало обидно за родную тундру. – Они знаете какие огромные! Топнут – пауля как не бывало!

– Ну – Вэс! Вэс – зверюга тупая. – Мужика, похоже, тоже азарт взял – в соревновании «кто здесь самый несчастный» он твердо решил не сдавать позиций. – Говорят, вы на них охотитесь даже. Знать, сильны «моськи» – на мамонтов-то… – он ухмыльнулся ехидно.

Ну не свинство «поросючье»?! Думает, если взрослый, так можно насмехаться?

– Да мой брат… – гневно начал Пукы. И тут внутри него, прямо в животе вдруг сильно ударило. Как ногой кто лягнул. Громко лязгнув зубами, он ухватился обеими руками за живот.

Мужик мгновенно всполошился.

– Ты ж, наверное, голодный! Мы-то поели… Как, встать можешь? – Он заботливо наклонился над Пукы.

Встать мальчишка мог давным-давно. Все его тело, казалось, пело от избытка силы. Будто он не с мэнквами дрался, а на лавке целыми днями валялся, медвежатину наворачивал. Пукы кивнул и сел.

– Ну так одевайся и к кострам иди! Там, в котлах, еще много чего есть. Чтоб поесть! – весело скомандовал дядя Том, направляясь к дверям. Он остановился, держась за притолоку, и, не глядя через плечо, бросил: – Мэнквы в лесах, за стену высунешься – в зубы угодишь. Пока воевода не гонит – тут пересидим, помозгуем, как дальше быть. Нам разрешение на выезд лично господин Советник выправил, – гордо провозгласил он. – Жрицы нипочем бы не выпустили, а Советник – мужик справный, с пониманием. Как чэк-наи начались – он по всей Югре носится, во все сам вникает, вот и к нам заехал, на счастье наше. Понял, что совсем пропадем, если на старом месте останемся.

Насчет разрешения Пукы ничего не понял, но, как всегда, когда при нем не по-доброму поминали жриц, нахмурился. Привычка у него уже такая сделалась – он все хмурится, а жриц все поминают… И чем дальше, тем хуже…

– А как стронемся с места, можешь с нами ехать, – продолжал Томан. – Хоть в тундре, хоть в тайге – без рода не выживешь. Да и нам бедовый парень сгодится. – Он ободряюще усмехнулся и вышел.

Свиток 21

О непрошеных духах и других неприятностях

Глубоко задумавшийся Пукы встал с лежанки и натянул валяющуюся рядом рубаху. То воином назвали, теперь вот – бедовым. А раньше все сопливым-слюнявым. Неужто Пукы теперь, как Орунг – настоящим охотником стал?

– Ш-шаманом ты стал, – вздохнули у него в голове. – Пока не своим д-делом занимался, конечно, сопливым-слюнявым был, а как стал кем назначено…

– Ты еще здесь! – взвыл Пукы, хватаясь за голову и аж подпрыгивая от неожиданности и злости. – Да когда ж я от тебя избавлюсь!

– От меня? – девчоночий голосок задрожал от обиды. – А я тебе и не навязываюсь вовсе! – прямо напротив него в дверях стояла Нямь. – Я только вот, парку тебе зашила. И уйду сразу же, если я так тебе мешаю!

Его собственная парка полетела Пукы в лицо, накрыв с головой. Нямь круто повернулась и, гордо выпрямив спину, шагнула за порог.

– Нямь, погоди! – выпутываясь из рукавов, прокричал Пукы. – Это я вовсе не тебе! Это я… – С паркой в руках он выскочил следом за девчонкой, догнал, схватил за руку. – Это я… себе! Голове своей, вот! – поймав ее недоверчивый взгляд, выпалил он. – Болит после удара очень, однако! – он скроил несчастную рожу.

Нямь стрельнула в него взглядом из-под пушистых ресниц: