Воин сновидений - Кащеев Кирилл - Страница 25

Размахивая целлофановым пакетом с перемешавшимися в полную бурду продуктами, Хортица со всех четырех лап вломилась в распахнутые двери крытого рынка. Сзади слышался лязг и грохот нагоняющего преследователя. Между мясных рядов скачками пронеслась огромная собака. Со всех сторон неслись вопли перепуганных продавцов. Хортица снова прыгнула, легко перелетая через прилавок с газетами… Приземлилась… и только тут поняла, что сама себя загнала в ловушку. Позади газетного прилавка была мощная железная дверь – запертая на тяжелый висячий замок. И в этом облике Хортица открыть его не могла!

Черная собака крутанулась на месте и бросилась вон из тупика. Поздно! Перегораживая путь, навстречу неслась «инвалидка». Резко тормознув в нескольких шагах от подобравшейся псины, вырод исподлобья поглядел на нее. Поблескивая двумя парами жадных глазенок, прячущиеся под одеялом головы выглянули из-за края и тут же спрятались. Ноздрями центральной головы вырод потянул воздух – запахи солений, сырого мяса, копченостей, сыра, специй и селедки сводили монстра с ума, в смысле, со всех трех умов, лишая последних остатков соображения.

– Дай! Хлеб! Капуста! – протягивая к собаке цепкие ручонки, утробно проворчал он. – Мое! Еда!

Не выпуская пакета, Хортица оскалила зубы. Колеса «инвалидки» уже накатывали прямо на нее, нетерпеливо шевелящиеся грязные пальцы почти дотянулись до пакета.

– Дай! – сочилось из искривленных жадной гримасой губ. И неслось двойным эхом из-под одеяла: – Дай! Мое!

В воздухе между сжавшейся в комок собакой и прущим на нее выродом вдруг что-то мелькнуло. Словно из пустоты, возникла растрепанная светловолосая девчонка с тремя откупоренными бутылками пива в руках! И сунула эти бутылки в протянутые руки лже-калеки.

– На! – звонко, на весь рынок, выкрикнула она. – Твое!

Цепкие длинные пальцы вырода сомкнулись на горлышках. За спиной светловолосой жалобно и недоуменно взвыла черная собака. Но девчонка лишь успокаивающе погладила псину по голове, не отрывая пристального взгляда от вырода. Глядя снизу вверх в насмешливые сине-зеленые ведьминские глаза, уродец прижал выданное пиво к груди. На мгновение заколебался, словно подозревая подвох. Но тут из-под байки послышался нетерпеливый визг… старое одеяло отлетело в сторону, и наружу высунулись еще две совершенно одинаковые головы!

По рынку прокатился долгий протяжный вздох. Сотни глаз в ужасе вперились в корчащегося в инвалидной коляске трехголового монстра. Дергая шеями и толкаясь щеками, левая и правая голова отчаянно тянулись к пивным бутылкам. Шустрая левая охватила губами горлышко… Рядом восторженно взвыла припавшая к бутылке правая… Средняя голова больше не могла этого выносить, у нее не оставалось сил на сомнения! С жадным воплем вырод наклонился средним ртом к бутылке… Черная жидкость со свистом втянулась в три глотки сразу!

Головы оторвались от пивных бутылок… Замерли, широко раскрыв три рта… Светловолосая девчонка торопливо попятилась, вжимаясь в стену… Из распахнутых ртов вырода одновременно вырвалось три легких, как дымок, темных облачка… Бутылки вывалились из ослабевших рук и покатились по полу. А потом вырод заорал и принялся драть пальцами все три горла! Кожа на его лицах и руках вспучилась, и с противными звуком на ней начали проклевываться налитые омерзительной черной жидкостью пузыри. Вокруг бьющегося в инвалидной коляске монстра распространился запах трупной гнили. Пузырей становилось все больше, они сливались друг с другом, наползали, и вот уже на сиденье коляски покачивалась налитая черной жижей бесформенная масса. Она раздувалась все больше, больше, больше… Вот-вот рванет, обрызгивая всех и вся вокруг заключенной в ней мерзостью…

На лице светловолосой впервые мелькнули испуг и неуверенность… И тут гнилой пузырь, в который превратился вырод, схлопнулся внутрь себя! Стремительно втянулся в одну точку. Мгновение эта точка парила над сиденьем «инвалидки»… и исчезла, оставляя после себя нечто вроде крохотной дыры в пространстве, из которой прямо на мясные ряды на миг дохнуло убийственным холодом. Дыра исчезла.

В абсолютной, ничем не нарушаемой тишине, впервые накрывшей городской рынок, слышно было, как мясник постучал черенком ножа по смерзшимся на его прилавке кускам мяса.

Рядом с опустевшей «инвалидкой» молодой парень потерянно поглядел на зажатую в кулаке бутылку пива и заторможенным голосом поинтересовался:

– Никто не заметил, какой он сорт брал?

– Если пиво в три горла жрать, и не такое будет! – столь же заторможенно пробормотала какая-то тетка.

Глава 23

Катастрофа дворового масштаба

– Расселись тут, понимаешь, бездельники, управы на вас нет! – визгливый женский голос прокатился по узкому, как лента, дворику, зажатому между когда-то белыми, а теперь посеревшими от времени и непогод блочными девятиэтажками.

– Управа пришла, – вздохнул мальчишка лет пятнадцати, вытаскивая из ушей наушники МР3-плеера. Двое ребят помладше уныло переглянулись.

Воинственно уперев руки в бока и грозно посверкивая на ребят густо накрашенными глазищами, возле железного «дворового» столика возвышалась внушительных габаритов тетка. Из-под ее куртки свисали полы пестренького махрового халата. Голова была покрыта целлофановым пакетом, сквозь который выпирали бигуди. Одна ярко-красная бигудина с намотанной на нее прядью – невразумительно-серой у корней и пронзительно-рыжей по всей длине – торчала надо лбом, как рог. Женщина подалась вперед, словно собираясь забодать сидящих за столиком ребят.

– А вот я вашей учительнице расскажу, как вы тут школу прогуливаете!

– У нас каникулы, – неуверенно возразил один из ребят.

– Со старшими пререкаешься! Ну подожди у меня, мать твоя вечером с работы придет! Я ей расскажу, как ты во дворе хулиганил, жильцам покою не давал! Люди отдохнуть хотят, а вы тут! Взрослую женщину матом обзываете! – от воплей разбушевавшейся тетки дрожали стекла в квартирах.

– Разве слово «каникулы» – это теперь матюк? – растерянно пробормотал один из пацанов.

– Брось, – как самый старший и умудренный суровым жизненным опытом, их пятнадцатилетний товарищ поднялся и, переступив через скамейку, вылез из-за столика. – Пошли отсюда.

– Почему мы должны уходить? – его младшие товарищи все еще жаждали справедливости. – Мы просто сидим, никому не мешаем, даже музыку слушаем через наушники…

– Потому что она теперь не заткнется, и даже от музыки никакого удовольствия, – вздохнул старший и, глядя прямо в глаза тетеньке, с наслаждением добавил: – Не драться же с ней, дурой крашеной!

– Это кто тут дура, кто дура? – завопила им вслед тетенька. – Грубияны! Хулиганы! – и, резко понизив голос, добавила: – И сами дураки! Сами! – почти пропела она. На полных крашеных губах появилась довольная улыбочка.

Тетка запустила руку во внутренний карман куртки и выволокла туго набитый кулечек. Шуршащим дождиком на подстеленную газетку посыпались черненькие, толстобокие семечки. Тетенька забралась за отвоеванный столик и с чувством полного довольства прикусила семечку.

– Матвеевна! – сплевывая шелуху, прокричала она. – Выходи, посидим! Воздушком подышим!

– Сейчас! – донеслось из распахнутой форточки второго этажа. – Сериал досмотрю!

– А чего там? – расплевывая вокруг себя семечную шелуху, поинтересовалась тетка со двора.

– Она сказала ему, чтоб он больше не приходил, а у него контракт срывается аж на два миллиона долларов… – обстоятельно сообщили из форточки.

– Что ты говоришь – аж на два миллиона! Ай-яй-яй! – лузгая семечками со скоростью молотилки, покачала круглой «бигудишной» головой тетка.

Отошедшие к покореженным качелям мальчишки дружно поморщились.

– На улицу пойдем? – вздохнул старший. – Раз отсюда вытурили.

– Можно ко мне, – предложил его приятель.

Старший покачал головой:

– У тебя бабка каждые две минуты в комнату заглядывает, проверяет, не делаем ли мы чего неположенного. Так и хочется взять и вправду сделать, чтоб старушка зря не переживала.