Колдовской квест - Кащеев Кирилл - Страница 31

– И отвечаешь себе сама – мужским-то голосом? – криво ухмыльнулась Замбила. – Ой, гляжу, неладно что-то с тобой, чужая девочка.

Издалека послышался слаженный топот копыт.

Замбила торопливо обернулась:

– Едут вроде. – И строго предупредила Ирку: – Поговорим еще – откуда ты такая взялась. – Она задернула полог и спрыгнула с повозки.

– Вот и лошадки прискакали, – заговорщицки приоткрывая один глаз, шепотом сообщила оглобля. – Так как, сведете одну или дождетесь, пока эта суровая дама с вами… поговорит?

– Я попробую. – Ирка накинула куртку на плечи и замотала влажные волосы той самой цветастой шалью, в которую превратилась треуголка. Ох, как ей это все не нравилось! Но деваться, кажется, некуда, и в конце концов, если игра, значит, все не взаправду. Когда они с Богданом в орков играли, у них же клыки не вырастали. Так, а что делать с Богданом? Ему же надо как-то все объяснить… Чтоб он вспомнил…

Ирка выглянула из-за кибитки:

– Я пойду сориентируюсь, а вы тут приглядывайте пока.

– Как будто я могу делать что-то другое! Чурка с глазами! – кося этими самыми глазами во все стороны, простонал ведущий. – Вы уж поторопитесь, паненка!

Ирка коротко кивнула и, придерживая путающуюся в ногах длиннющую юбку, направилась к костру.

Глава 19

Кони чужие, кони свои

Тетка радостно тарахтела и кланялась, Ирка прислушалась и облегченно вздохнула.

– Ай, думала, наши возвернулись, а то уважаемый пан шинкарь [14]едет! – кричала Замбила, бросаясь на подкатившую к руинам старой башни двуконную бричку.

Значит, кража цыганской лошади откладывается, будет время осмотреться.

– Бог мой, где вы здесь видите уважаемого, уважаемая вы моя? – ответил из брички дребезжащий голос. – Уважаемые люди накрываются периной, дуют на свечку, уважаемые люди ворочаются с боку на бок и причитают на свои старые кости… – иронически приподняв брови, с козел скрипучей брички глядел старикан со вставшими дыбом спутанными седыми волосами, одетый во что-то вроде длинного черного пальто. Очень неопрятного пальто.

Ирка тоже поглядела на старикана и поняла, что значит – камень с души свалился. Даже хочется поискать под ногами – не валяется ли там здоровенный такой булыжник. А она-то уже тысячу раз представила, как дедка-официанта насквозь прожигает плевок гидры, как он расшибается о камни мостовой, как захлебывается в бушующем на узкой улице потоке! А все потому, что ведьма Ирка Хортица бросила его одного в непонятном колдовском мире.

– Уважаемые люди не едут в ночь, трясясь, что какие-нибудь гайдамаки вынут у них последний грош… – старикан тяжело слез с козел, скользнул по Ирке равнодушным неузнающим взглядом. Неловко прибрал лежащее рядом с ним короткое ружьишко. Рыжие пятна ржавчины на стволе недвусмысленно намекали, что для своего хозяина оно опаснее, чем для ночных налетчиков. Но дедок гордился своим оружием – во всяком случае, любовно протер рукавом приклад и прямо со взведенными курками принялся умащивать ружье под сиденье. Его неловкие пальцы все ходили в опасной близости от курка, дуло цеплялось за борта брички. Тетка Замбила на всякий случай опасливо попятилась. Ирка глядела, и ей казалось… она, конечно, не была уверена… но все же… ружье казалось ей каким-то… подозрительно похожим на веник… Наконец старикан избавился от своего грозного ствола. Порылся по карманам и вытащил смятый платок. Звучно высморкался. Из карманов на землю сыпались шкурки семечек и ореховая скорлупа.

– Но когда это старый Хаим Янкель говорил, что он уважаемый, и когда это старый Хаим Янкель ложился спать, если дело идет за куней? – торжественно возгласил он и уже обычным будничным тоном поинтересовался: – Баро [15]не вернулся, Замбила?

– Вот-вот будут, не извольте сомневаться, – кланяясь в пояс, частила тетка. – И баро, и хлопцы, и кони, как же без куней…

Без коней было явно никак. Из темноты донеслось ржание, потом торопливый топот копыт. В неверном свете костра, блестя гладкими мокрыми боками, взвивая длинные волнистые гривы, к развалинам старой башни во весь опор неслись четыре коня.

– Чего замерла, чужая, жить надоело?

Ирку резко дернуло в сторону, отшвырнуло подальше от мелькнувших в воздухе подкованных копыт. Едва не влетев прямо в костер, девчонка с трудом устояла на ногах, обернулась… Насупившись, на нее сердито смотрел Богдан.

Чужая? Ничего себе! Ирка уперла руки в бока и поглядела на мальчишку не менее сердито. Умом она понимала все объяснения ведущего насчет того, что Богдан вписался в квест и все забыл – да и не один он тут такой забывчивый. Но стоило посмотреть на мальчишку, как сама собой накатывала слепая злость. Все остальные, пожалуйста, пусть что хотят, то и забывают! Но Богдан-то как посмел! Они ведь с детского сада дружат! С тех самых пор, как она у него в песочнице совок отобрала, а он ее ведерком стукнул!

Вокруг слышались резкие гортанные окрики – один, второй. И кони встали у костра, перебирая тонкими ногами и нервно косясь по сторонам глубокими очами.

– Ох, кони! Ох и кони! – подоспевший старикан-официант, которого тетка Замбила звала паном шинкарем, как наседка, всплеснул руками и даже слегка присел в восторге перед конями. Его пальцы зарылись в каштановую гриву, ладонь крепко оглаживала и охлопывала конские бока. Конь косился, тревожно всхрапывал, но стоял, позволяя собой любоваться. – Прямо графские! – и он лукаво покосился на перевесившегося к нему с седла пожилого седого цыгана.

– Были графские, стали наши!

Изумляться Ирка уже не стала. После потерявшего память Богдана, после оглобли с глазами, старика-официанта, ставшего паном шинкарем, – что такого удивительного – узнать троих инклюзников в лихо соскочивших с седел смуглых кучерявых парнях? В цыганском облике они сохранили высокомерную элегантность: их рубахи были нестерпимо алого кумача, а на смазку высоких сапог пошло такое количество сала, что эту обувь уже вполне можно было жарить! И одинаковое восторженно-баранье выражение лиц, с которым они, словно на веревочке, потащились к кибитке Нади-Ани-Веры, тоже осталось прежним. Цыганочки, а может – позабывшее свое прошлое трио «Манагра», встретили парней смехом и приветственными возгласами. Глубоким грудным голосом Надя пропела:

– Ай, настоящий ром, ай, черноголовенький! – Надя зазывно улыбалась, ластясь к молодому цыгану. – Нравлюсь тебе, любишь меня? Надя-Аня-Вера без любви жить не могут…

Седой цыган неуверенно глядел то на парней, то на красавиц – словно никак не мог сообразить, кто они все такие и откуда взялись.

– Коней что, украли? – пихая Богдана кулаком в бок, шепотом спросила Ирка.

Но седой все равно услышал и, будто даже с облегчением отвернувшись от цыганочек, поглядел на Ирку:

– Зачем украли, красавица? Не воровали – менялись! Старые наши лошади стали, дряхлые – разве может настоящий ром на таких ездить? Сменять надо! Романы профессия – те парувел и годи! [17]

– А пан граф знает, что вы с ним поменялись? – все так же посмеиваясь, старик-официант заглянул в зубы второму коню.

– Да что ж вы, пане шинкарь, такое говорите? – легко спрыгивая с коня, сказал седой и с дурашливой укоризной покачал головой. – Разве ж ромы благородного обхождения не понимают? Чи можно знатного, шляхетного пана графа среди ночи ради каких-то цыганских дел беспокоить? Никак не можно… Мы уж сами! Пусть не шесть, как в песне поется, зато кони какие! – седой цыган даже зажмурился от восторга. – Это вот Чавелла и Джавелла, настоящие цыганские кобылки! – он одобрительно похлопал лошадок по крупу. – А те два жеребчика – ай, молодые совсем, ай, быстрые-ладные! – те Рафаэлло и Донателло…