Расписной (Адрес командировки - тюрьма) - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 80

– Да откуда мне помнить, – хрипло ответил Волк, сглотнув ком. – Я и внимания на них не обращал… Хотя…

И вдруг он вспомнил. Нинка как-то хвасталась кольцом и сережками и буквально заставила его рассмотреть эти вещицы.

– Кольцо такое, будто плетеное, с тремя камешками. А серьги похожи, но погрубее. И камешки россыпью.

– Точно! – оживился Фомин. – И сестра так же описала. Кольцо старинное, вроде с бриллиантами. От бабки. Она его как раз на безымянном пальце левой руки всегда носила, размер маленький был, потому и не снимала.

– А чего, бабка у нее графиня была? Откуда у бабки бриллианты?

Фомин пожал плечами:

– Может, краденые. А может, в войну на хлеб выменяла. Но это все лирика. Ты лучше скажи: ей кто-нибудь угрожал?

– Какой-то узбек, – кивнул Волк. – Дружок ее прежнего хахаля. За то, что с ментом связалась.

– Узбек? – Фомин задумчиво покачал головой. – Но за это не убивают.

– Неужели из-за кольца?

– Кто его знает? В принципе могли, за бутылку водки и то убивают. Хотя… Скорей это блатной вызов, бравада. Я так думаю.

Волк скрипнул зубами:

– Раскроешь?

Фомин пожал плечами еще раз.

– Помнишь, ты интересовался, мужик с вашего дома упал? Вчера дело прекратили. Прижизненных телесных повреждений нет, документов нет. Видать, бродяга, сорвался с крыши и сломал шею…

«Работнички, – прокомментировал кот. – Крученый перелом от обычного отличить не могут. Так они и по Нинке сработают».

Мотька так и не знал, пришла ли Нинка к скверу. Волновался – а вдруг сорвалось? Тогда он, Мотька, крайним окажется. Скажут, плохо позвал.

Но Басмач был доволен.

– Молодец! – похвалил он Мотьку. – Чисто сработал.

– Пришла?

– Все в порядке, остальное тебя не касается. Тебя видел кто-нибудь – ну, когда с ней разговаривал?

– Да я не заметил… Вроде нет. А что? – испугался Босой.

– Да ничего, не ссы, – успокоил Басмач. – Так, для порядка спросил. Держи, твоя доля!

Басмач опустил что-то прямо в Мотькин карман.

Мотька пощупал – в кармане было кольцо и еще какие-то побрякушки. «Золото, не иначе! – подумал он с удовольствием. – Или, может, серебро? Да нет, Басмач не станет мелочиться!»

Но уже дома, внимательно осмотрев кольцо и сережки, он похолодел. Радость как корова языком слизала. Украшения были не просто золотые, но еще и с бриллиантами! Не слишком ли щедро за то, что он вызвал телку на стрелку? Ну их, эти цацки, от греха подальше! Надо быстро спулить их с рук… Но кому? Толстому купцу? Больно ушлый… Пауку? Еще хуже… Он перебирал в уме всех скупщиков краденого, с которыми был хорошо знаком и провернул много дел. Но сейчас не мог выбрать, к кому обратиться безбоязненно. «Ладно, решим на месте», – подумал он.

Выходя утром на «работу», он спрятал цацки в потайной карман штанов – под самым коленом, хрен найдешь!

Волков каждый день интересовался, как идет розыск. Но Фомин только разводил руками. Он уже готов был сам подключиться к этому делу, но понятия не имел, с какого конца браться. Нужны зацепки, нужна информация, но для этого необходимо иметь сеть осведомителей… Тогда он стал фильтровать задержанных, особенно из приблатненной шпаны – авось кто-то что-то знает…

Результатов не было, но сама служба стала менее монотонной. Появился интерес.

– Скала – Двенадцатому, граждане карманника задержали, у главного входа в Центральный рынок.

– Поехали!

Карманники представляют особый интерес – они тесно связаны с блатными и осведомлены о многих делах…

У входа в рынок сельского вида мужик и несколько теток прижимали к забору худощавого молодого парня, который то и дело дергался, пытаясь вырваться из их цепких рук.

– Э… Старый знакомый.

Волк узнал задержанного: Матвей Сапогов – все, словно в насмешку, называли его Босой. Он жил в соседнем подъезде, нигде не работал и путался с блатными. Ничего более подробного Волков о нем не знал. Кажется, сейчас такая возможность представится.

Рукав пиджака у Босого был оторван, шесть рук держали его крепко, одна даже в штаны вцепилась, и Матвей дергал ногой, пытаясь вырваться.

– Что случилось? – строго спросил Волков. Он заметил, что, узнав его, Босой перестал вырываться и побледнел. Интересно, чего он испугался?

– Стой, паскуда малая! – шипела толстая тетка с красным лицом. – Месяц назад кошелек у меня вытащил! Я за руку поймала, да он вырвался, гаденыш!

– Ты что мелешь, дура старая! – возмущался в ответ Босой. – Ты б еще прошлый год вспомнила! Не пойман – не вор, не знаешь?

– Я дура старая?! Ах ворюга!

Тетка дернула за штанину, послышался треск, что-то звякнуло, покатилось по мостовой.

– Ах ты, е… – матюкнулся Сапогов и сильно рванулся, но мужик с маху ударил его под дых, и тот обмяк.

– Вот, глядите, небось тоже украл, – тетка с неожиданной для ее комплекции ловкостью наклонилась и подняла упавший предмет. На ее потной ладони лежало ажурное кольцо с тремя сияющими камушками – в середине покрупнее, по краям – помельче…

– Откуда у тебя? – хрипло спросил Волков.

– Да я… Это не я…

– Круглов, наручники!

Сапогов дрожал, зубы у него колотились. Раздался щелчок – стальные браслеты защелкнулись на худых запястьях.

– Круглов, запиши свидетелей. Через час приходите в Центральный райотдел. К оперуполномоченному Фомину.

Волк тщательно обыскал Мотьку и нашел сережки.

– Ну, гадюка!! – В его голосе было столько ненависти, что Круглов удивленно обернулся.

– Не я это, не я! – повторил Босой, едва не срываясь на плач. – Дали мне это!

Волков запихал его в ПМГ, не в камеру для задержанных, а на заднее сиденье. И сам сел рядом.

– Поехали, – приказал он Круглову. – Давай на Лысую гору. Там я гаденыша и закопаю.

Потом повернулся к задержанному.

– Кто дал?! – Голос старшего лейтенанта был страшен.

– Басмач, – тут же ответил тот.

– Кто такой? Где найти?

– Да на базаре, его все знают, узбек или таджик – глаза косые…

– За что дал?

– Я ничего не знаю, ничего… – голос Сапогова снова сорвался. – Позвал только!..

– Когда, куда позвал?

Вдруг Волк заметил, что Сапогов уже отдышался, незаметно начал успокаиваться. Он тут же понял: упустит еще минуту – и все, больше он ничего не узнает. Поэтому он без замаха ударил его пудовым кулаком в грудь, так, что хрустнули кости.

– А-а! – завопил тот. – Ты чего, чего, убьешь!

– Куда ты ее позвал?

– В тюремный скверик, после работы… Зуб даю, больше ничего не знаю!

Похоже, больше он действительно ничего не знал.

– Давай в отдел, – приказал Волков, и Круглое невозмутимо изменил маршрут.

Мотька мог считать, что ему все-таки еще повезло. Могло быть хуже, выложи он под протокол то, что наболтал с перепугу этому татуированному менту. Пока оформляли бумаги, пока сидел в «аквариуме», пока переводили в ИВС, Мотька успел все хорошо обдумать.

Главная ошибка, конечно, что он назвал Басмача. О проклятых побрякушках, которые так и не удавалось сбыть залетному барыге и которые он, как последний придурок, сегодня понес все-таки продавать Пауку, можно было выдумать что угодно. В протокол он сказал, что вытащил их у кого-то из кармана! Значит, Басмач тут ни при чем. А лучше сказать, что нашел. Да, на следующем допросе скажет именно так. На базаре в толпе что угодно можно потерять и что угодно найти.

Обо всем остальном – что вызвал Нинку на стрелку, что его просил об этом Басмач – лучше вообще забыть навсегда. В протоколе он вместо «Басмач» уже говорил «Узбек»: якобы это барыга, которому он хотел двинуть золото. Допрашивать еще много раз будут, каждый раз показания можно менять, они вконец запутаются.

Мотька повеселел: действительно, чего переживать? Все равно ему так и так светила когда-нибудь ходка1 за карманные кражи, оно и для авторитета хорошо… А если не выдаст старших, те это не забудут. Обещал же Басмач поддержать его за решеткой… А может, вообще удастся выкрутиться!