Привести в исполнение - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 4

– Вижу землю! – торжественно объявил Гальский. Попов открыл глаза. Катер приближался к вытянутому клочку суши справа от фарватера.

– Похоже, необитаемый остров, – замогильным голосом сказал Тимохин.

– С сокровищами? – хихикнул Иван Алексеевич. От его озабоченности не осталось и следа. Зато Сергеев был задумчив.

– Кстати, Женя, – гигант наморщил лоб. – Ты помнишь, мы закопали здесь бутылку водки и не нашли.

– Было такое, – согласился Гальский. – Но надеяться, что ее не нашли и не выпили другие, по-моему, просто глупо.

Катер ткнулся в песчаную косу небольшого, метров триста на сто, острова, середина которого заросла кустарником и невысокими деревьями.

– Вперед! – страшным голосом заорал засидевшийся Сергеев и, легко перемахнув через борт, понесся к зарослям, не забывая про нырки, прыжки в сторону, кульбиты и прочие ухищрения.

– Во дает! – хихикнул Иван Алексеевич. – Силу девать некуда…

Он осторожно ступил в воду, поспешно выбрался на песок, потоптался, тщательно отряхнул ноги и быстро обулся.

Попов, Гальский и Тимохин принялись разгружать катер.

Через час сетка и палатка были поставлены, костер горел. Наполеон, сладострастно чмокая, дегустировал уху из заранее запасенных Тимохиным судака и пары лещей, остальные грызли колбасу с хлебом и нетерпеливо следили за его действиями.

– Сейчас, ребятки, я сюда помидорчиков запустил, еще пару минут, и готово. – Ромов помешал свое варево. – А чтобы не скучать, можно и выпить… Откупоривай, Женечка.

– Зачем на пустой желудок, – возразил Попов. – Подождем.

Этой фразой он сразу набрал несколько баллов, так как проявил рассудительность, самостоятельность суждений и способность не поддаваться чужим влияниям.

– Все! – пригубив очередную ложку, объявил Ромов. – Давайте тарелки. И разливать самое время… А кстати, – вдруг спохватился он. – Скажите, государи хорошие, по какому такому поводу мы собрались?

Интерес Ивана Алексеевича снова был неподдельным, хотя только он и Сергеев были осведомлены о настоящей цели этого пикника.

Гальский и Тимохин думали, что они тоже в курсе дела: Сергеев хочет посмотреть нового сотрудника. Как ведет себя в неформальной обстановке, умеет ли пить, как держится после выпивки… Алкоголь снимает тормоза: враль, хвастун, болтун, задира обязательно проявит себя. Такая проверка многократно верней бумажных фильтров кадровых аппаратов. Потому к ней и прибегают, когда от надежности коллеги зависит собственная жизнь. Когда-нибудь ему расскажут об этом, и он беззлобно выругается. Но все подобное делается до зачисления новичка! А Попов уже полноправный сотрудник отдела особо тяжких… Очевидно, Сергеев решил составить о нем собственное мнение на всякий случай…

И только сам Валера Попов полагал, что выезд на рыбалку посвящен его недавнему поощрению, потому вопрос Наполеона его смутил, хотелось ответить что-то остроумное и отводящее внимание, но ничего подходящего в голову не приходило.

За него ответил Сергеев.

– Повод, товарищ полковник, серьезный. Валера работает у нас недавно, а уже получил поощрение в приказе. Потому предлагаю выпить за нашего молодого друга и пожелать ему такой же успешной службы в дальнейшем.

Тон майора был торжественным. Гальский и Тимохин решили, что они не ошиблись в своих предположениях. К такому же выводу пришел и Попов.

Все выпили и принялись хлебать обжигающую, неожиданно ароматную уху.

– Ну молодец, аксакал, – с набитым ртом похвалил Гальский. – На скорую руку да не из свежака… А если сазанчик попадется или там стерлядка…

Молчаливый Тимохин открыл вторую бутылку водки и снова налил по полстакана.

– За старейшего сотрудника МВД, нашего аксакала Ивана Алексеевича, – провозгласил Сергеев. – Дай Бог нам всем так пить водку в его возрасте!

– Спасибо, Сашенька, – польщенно, но с некоторым смущением сказал Ромов и, приветливо улыбаясь, чокнулся с каждым, после чего выпил содержимое своего стакана, как воду. Он действительно мог огреть литр белой и заметно не пьянел: только краснел нос да лысина покрывалась потом.

А лихо опрокидывающий стаканы Сергеев был трезвенником и, чтобы избежать упреков и неизбежных приставаний, добился больших успехов в подмене жидкостей.

– А скажи-ка мне, Валерочка, – ласково пропел Иван Алексеевич. – За что ты получил поощрение?

– Да так, – отмахнулся Попов. – Залез в бронежилете на шестой этаж.

«Торопится старикан, – подумал Сергеев. – С этим вопросом надо бы подождать…»

У костра наступила тишина. В приближавшейся вплотную темноте что-то шелестело и похрустывало.

– Сейчас хоть эти штуковины есть, какая-никакая, а защита. А у нас что? Только каска на голове, – печально заговорил Ромов. – Я сейчас знаете что вспоминаю? Костер вот этот, лес… Точно так мы тогда сидели у костерка, покушали, курим, греемся, мороз-то под сорок. Вдруг – трах! трах!

Ромов дважды взмахнул рукой.

– Мы за автоматы, автоматы у нас почти сразу были, это да, как дали из восьми стволов! И снова тишина, он один был…

– Фашист? – не утерпев, перебил Гальский.

– Дезертир, сволочь…

Багровые блики высвечивали лоб, нос и щеки Наполеона, вместо глаз обозначились темные провалы.

– Меньше минуты вся эта кутерьма, а у нас один – фамилию не помню, хороший мальчонка, в очках, студент, что ли… Лежит готовый! Э-э-эх!

Иван Алексеевич покрутил головой.

– Две пули в шинелку на груди вошли – маленькие такие дырочки… У того-то и было всего два патрона – вот они оба… Шинелка разве защитит. А костерок – как сейчас, может, чуть побольше… Давайте-ка, ребяточки, выпьем, чтоб войны не было…

Глухо ударились стаканы. Сергеев незаметно сжал руку Наполеона: мол, не тебя же вывезли на смотрины… Тот обиженно высвободился.

– Сейчас, ребяточки, вспоминаю все отчетливо так – все мысли, и волнение, и тревоги. А вот интересно, тебе, Валерочка, что запомнилось на шестом этаже этом?

«Ну старикан, – восхищенно подумал Сергеев. – Вот это подвел издалека… Артист!»

– Когда лез, боялся сорваться – железяка эта проклятая вниз тянула, – отстраненно произнес Попов. – Боялся, что он выглянет да влупит сверху: каски-то не было… Боялся, что до балкона не дотянусь, что дверь в квартиру заперта… Зашел – поспокойней стало: левой рукой лицо закрыл и крадусь на выстрелы. Заглянул в кухню, он обернулся, видно, почувствовал, глаза бешеные, оскалился, ствол свой поволок в мою сторону, да я-то уже наизготовке, как дал – и все!

– Неужто насмерть? – изумился Ромов.

Попов молча кивнул.

– Прокурор, наверно, тебя помучил! – посочувствовал Иван Алексеевич.

– Они дотошные, бумажные души! Небось спрашивал: почему в ногу не стрелял да в руку не ранил?

– Спрашивал, – подтвердил Попов. – Только там расчет другой шел, не тот, что в кабинете.

– Ну если б ты ему в плечо замочил, то тоже вывел из строя, – вмешался Сергеев. – Наверно, боялся промазать?

Попов помешкал с ответом.

– Если честно, то я когда коридор проходил, заглянул в ванную, а там его жена в петле… И у меня как омертвело все… Не увидел бы – брал бы живьем…

– Да-а-а, – неопределенно протянул Иван Алексеевич. – Прокурору об этом не говорил?

Попов отрицательно покачал головой.

– И правильно. Не надо им, крючкотворам, душу открывать…

Иван Алексеевич внезапно засуетился.

– А давайте-ка мы, государи мои, выпьем за людей, которые не боятся жестких решений. Пускать слюни в светлом кабинете – охотников много, а сломать бандита в темном переулке – некому. Сейчас уже и наши бояться стали – кто преступника, а кто прокурора. Разве такое видано?!

Ромов «завелся».

– Если только щитом обороняться, а мечом не рубить, разве порядок будет? Сейчас пишут разные умники, чтоб расстрел отменить, и что получится? Давайте Лесухина отпустим, пусть он еще пару трупов сделает! Только для кого такая гуманность? Для людей или для зверей?

– Это перегибают палку, – впервые за вечер высказался Тимохин, до сих пор только выпивавший и закусывавший. – У нас еще условий для такой отмены нету.