Подставная фигура - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 11

– И если не будет, сообщай. Потом на доклад зашел Дьячко.

– Это суперсекретная взрывчатка для спецопераций! – с порога выпалил он. – Произведена во взрывотехнической лаборатории внешней разведки. Основная особенность – полная безопасность в обращении и многолетнее сохранение боевых качеств. Сто лет в костре пролежит, потом сто лет в воде, а понадобится – бабахнет как новая! Произведено всего четыре килограмма, полтора истрачены на полигонные испытания, а два ушли на взрывное устройство, изготовленное в девяносто первом по заказу особой экспедиции ЦК КПСС. Бомба в титановом чемоданчике, сработка – на открывание.

– Что такое особая экспедиция? – устало спросил Фокин.

Дьячко пожал плечами.

– Черт его знает. В журнале, где инициатор заказа, так написано.

– Ладно, свободен, – хмуро буркнул Фокин. Следователь разочарованно развернулся. Он рассчитывал на похвалу.

А майор пошел доложиться Ершинскому. В приемной Фокин нос к носу столкнулся с выходящим из генеральского кабинета Атамановым. Тот был, как всегда, безупречно одет и вальяжен, он доброжелательно кивнул, но зрачки глаз всполошенно метнулись. Этот всполох задел какой-то нейронный узел в фокинском мозгу, и в кабинет начальника он вошел объятый тяжелым раздумьем, на автопилоте пересказал собранные материалы. Генерал выслушал внимательнее, чем он сам недавно слушал своих подчиненных.

– Значит, все сходится – и чемоданчик и взрывчатка? – Мясистой ладонью Ершинский массировал затылок. У него была гипертония и периодически мучили головные боли. – Только где же эта бомба лежала столько лет? И почему объявилась именно сейчас?

Фокин пожал плечами, как недавно Дьячко.

– Будем выяснять.

– Выясняйте... Как супруга?

– Адекватно ситуации, – не очень вежливо ответил майор.

– Ну да, ну да... А у меня сейчас был Атаманов... Он же из бывших наших... Спрашивал, может, помощь нужна. Финансовая или другая... Нам бы хорошо ремонт сделать, компьютеров подкупить, может, машину новую... Но если он крепко у тебя на крючке сидит, то лучше держаться на дистанции. А если нет, дело другое – пусть спонсирует!

Ершинский смотрел испытующе, он вроде советовался, хотя по сути это был никакой не совет, а завуалированная подсказка. Очень тонко завуалированная. Запиши кто сейчас разговор – не придерешься.

– Пусть побережет деньги. Пригодятся на передачу в камеру, – угрюмо проговорил Фокин. Он не любил, когда из него делают явного дурака. Ершинский это знал и действовал всегда неявно, щадил самолюбие. Психолог!

– А вот это ты зря! Он и так пожаловался, что ты его перед референтом унизил...

В сознании Фокина будто молния полыхнула. Вот что послужило спусковым крючком Наташкиной драмы! Вот в чем состоит его наглость, вот за что ему преподан наглядный урок!

– Что с тобой? – как сквозь вату, донесся голос генерала. – Ты белый как мел!

– Голова закружилась.

– Это плохо. Возьми отпуск, посиди дома, отдохни, за женой поухаживай.

В столь напряженный момент начальник может проявить трогательную заботу только в одном случае: когда хочет развалить дело. Сейчас Фокин отчетливо понял: Атаманова ему не отдадут. Под самыми законными и благопристойными предлогами.

– Спасибо, уже все прошло.

В коридоре он встретил Чуйкова.

– Ну, как документы? Действительно взрывные? Тот махнул рукой.

– А что толку? Начальство головами крутило, крутило, а потом говорит: сейчас этому нельзя давать ход. Политический момент не подходящий. Так что зря мы шкурами рисковали! Достать всех этих гадов у нас руки коротки!

Фокин скрипнул зубами. Если бы он пришел домой раньше и встретил Наташу у подъезда... Тогда в больнице бы лежала не она, а напавшие на нее ублюдки. В больнице? Нет, скорей всего в морге... Ну что ж, ладно! Он принял решение.

Вернувшись к себе, Фокин запер дверь кабинета и отпер сейф. Достал куракинский перстень и заготовленные постановления на криминалистическую и химико-токсикологические экспертизы. Постановления разорвал на мелкие клочки и сунул в карман, потом порылся в столе, нашел предметные стеклышки, выдавил на одно светло-желтую капельку из перстня, накрыл другой. Капелька размазалась и стала почти бесцветной.

Одевшись, он вышел на улицу, позвонил из таксофона, потом подъехал ко Второму мединституту и передал стеклышки ожидавшему на углу человеку.

– До вечера сделаешь?

– Как получится. Но постараюсь. Подъезжай часов в восемь.

Попрощавшись с собеседником, майор отправился на ближайший вещевой рынок.

– Турецкий золото! Падхады, налитай!

Сразу за воротами переминался с ноги на ногу старый цыган в потертой дубленке. На груди у него болтался кусок картона, обтянутый черным бархатом, в прорезях сверкали отполированные латунные перстни-печатки.

– А вот кому дешево, гражданины. Очин дешево и красиво. Подходи, не пожалеешь, – бормотал он скучным замерзшим голосом, косясь на застывшего перед ним майора Фокина.

– Пусть не савсем золото, пусть пазалота... Того не интересовал цыган. Он долго и внимательно разглядывал фальшивые побрякушки, перекатывая во рту неприкуренную сигарету. Его огромный плечистый силуэт, заслоняющий полнеба, его квадратная челюсть и странная сосредоточенность во взгляде рождали у продавца «драгоценностями» смутное беспокойство.

– А вот очин дешево, очин. Харош товар, лыцензия есть, очин красивый... Майор молчал.

– Все очин чесный. Я ни гаварю, что золото. Дажи пазалота ни гаварю.

Фокин наконец ткнул пальцем в один из перстней.

– Покажи мне вот эту железку, старик.

– А? Какой?.. А-а, это очин хароший вещь, очин! Цыган, засуетившись, отстегнул перстень от картонки и подал его майору. Наверное, этот «вещь» был самым простым и непритязательным из всех: плоская квадратная печатка с грубыми вензелями, дешевый блеск искусственной позолоты.

– Годится, – кивнул Фокин. – Сколько? Вернувшись к себе, майор снова заперся в кабинете, заварил кофе, нервно прошелся из угла в угол – каких-то три шага, тесновата клетка. Положил на стол купленный перстень. Открыл уродливый крашеный сейф, сохранившийся, наверное, еще со времен НКВД, достал вещдок № 16, положил рядом. Похоже...

А что написано в протоколе осмотра? Он нашел нужную папку. Так, так, так... Вот: «...вещ. док. №16: перстень-печатка из желтого металла, проба не обнаружена, диаметр 2,5 см (прибл.), плоскость „печати“ имеет рельефные узоры...»

Что ж, описание равно подходит к обоим перстням. Теперь посмотреть фотографии... Ни одного крупного плана, а на общих планах подмену практически невозможно отличить.

Фокин больше не раздумывал. Он спрятал цыганский перстень в сейф, а настоящий надел на палец. Перстень как влитой сидел на третьей фаланге, поворачивался и снимался без особых проблем. Его покойный хозяин тоже был не из мелких и руку имел тяжелую.

Фокин сжал пальцы в кулак, представив перед собой рожи тех, кто терзал Наташу. Раз, два, три! Мощные удары спрессовали воздух, но не достигли цели.

– Руки коротки, говоришь? – запоздало возразил он Чуйкову. – Мы их удлиним!

Майор перевел дух, снял перстень. Порылся в ящиках стола, нашел коробку со скрепками, высыпал скрепки на стол и аккуратно положил внутрь «печатку». Коробку спрятал в пальто. Допил холодный кофе. Все, состав преступления исполнен полностью. Должностной подлог. Но по сравнению с тем, что он собирался сделать, это выглядело невинным правонарушением.

В восемь вечера у входа в лабораторный корпус Второго мединститута остановился прохожий внушительной комплекции. Рабочий день давно кончился, корпус опустел; через толстую стеклянную дверь можно было видеть островок электрического света в холле – там за конторским столом сидел вахтер, погруженный в чтение детектива.

Прохожий глянул на часы, пожевал фильтр незажженной сигареты и выплюнул ее на снег. Налево от входа к гранитной стене прилепился таксофон, испещренный сине-зелено-оранжевыми фломастерными надписями. Прохожий снял трубку и набрал номер.