Пешка в большой игре - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 46

Каймаков запустил руку под воротник и нащупал крохотную металлическую бусину.

– Вы мне сейчас воротник оторвете! – заорал он и сильно рванул.

Бусина на двухсантиметровом «хвосте» оказалась у него в руках. В следующую секунду микрофон-передатчик был заперт в стальной коробочке, экранирующей радиопеленг.

Каймаков выпрямился.

– Женщина, разве так можно!

– А чего ты под ноги лезешь!

Какой-то парень поддержал Каймакова, две приятельницы толстухи тоже не остались нейтральными. Скандал разгорался и выглядел очень естественно.

В отчете бригады наружного наблюдения по этому поводу говорилось: «... аудиоконтроль объекта Кислый прерван из-за потери в толчее метро радиомикрофона, который, по всей вероятности, растоптан толпой, так как радиопеленг исчез. Визуальный контроль объекта осуществлялся до самого дома, при этом ничего подозрительного обнаружено не было».

Когда Кислый переступил порог своей квартиры, он сразу же почувствовал, что тут кто-то побывал. И хотя в данный момент опасность не ощущалась, он привычно схватил топорик и тщательно осмотрелся. Никаких следов, все вещи на местах... И все же... Биологические поля чужих людей нарушили привычную атмосферу. Особое беспокойство вызывал участок пола возле стола. Став на колени. Каймаков зачем-то понюхал потертые доски. Как будто запах химиката... И скатерть вроде сдвинута... И лампочка стала ярче... Или, наоборот, тусклее?

Он набрал номер Вовчика.

– Выпить есть?

– Сашка, куда ж ты, гад, пропал?! Есть, поднимайся!

– Давай ты ко мне. – Каймаков взглянул на часы. Сыщики не сказали, во сколько их ждать, поэтому лучше не покидать квартиру.

Он невидящим взглядом уставился в стену перед собой.

Кастет и шило могли подменить на работе. Димка, Верка, любой сотрудник, зашедший в незапертый кабинет, когда Верка по соседству «снимала стресс», или кто-то специально посланный той же Веркой, умело отвлекшей его на себя. Могли подменить у Верки дома – она сама или кто другой, пока он спал. Если не усложнять картину, то либо Димка, либо Верка, либо кто-то из сослуживцев. Невозможно понять, зачем им это понадобилось?..

В дверь позвонили.

– Ты?

– Я, я, а кто же! Давай открывай быстрее!

Нервно подпрыгивающий Вовчик держал перед собой бутылку «Особой».

– Намагниченная! Для здоровья полезно, вот придумали, сволочи! То все вредно и вредно было, а теперь полезно стало! Ты где ночевал, небось у бабы? А знаешь, что тут случилось?

Вовчик поиграл желваками.

– Какая-то пьяная сволочь как выстрелит среди ночи! Весь дом перебудил! Милиция, хрениция! Из соседей никто не вышел. Я тоже не вышел – знаю, как по ночам выходить... Сволочи!

Он разлил водку, подцепил вилкой кружок очерствевшей колбасы.

– Ну, давай!

Откривившись и открякавшись, Вовчик улыбнулся одобрительно:

– Ну ты сегодня и пьешь! Научили все-таки, сволочи!

Учил Каймакова выпивать по полстакана залпом сам Вовчик, но сегодня тот впервые послушал «учителя».

Через несколько минут ощущение того, что в квартире побывали чужие люди, прошло.

– Новости вчера слушал? – с аппетитом уминая недельной давности колбасу, спросил Вовчик. – Ну сволочи! На квартире семерых убили и в шашлычной двоих! Нет, надо вооружаться! У меня есть обрез, патроны гвоздями набил, гайками – если полезут – кишки повырываю! Еду назад в электричке, держу руку в сумочке и смотрю по сторонам: зырк-зырк!

Вовчик изобразил, как именно он зыркает в поисках потенциальных врагов.

– Но хочу пистолет купить! Не газовое говно, а настоящий, чтоб в карман положить и ходить спокойно... Сволочи!

– Спокойно? А посадят? – возразил Каймаков. Слова Вовчика помогли сформироваться мыслям, шевелившимся в подсознании с момента покушения.

– Это они запросто, – охотно согласился сосед и налил еще по полстакана. – Бандитов не садят, а меня – запросто! Сволочи!

Он поднял стакан.

– Ну и что? Посижу. Я ведь уже сидел: моя устраивала, еще когда вместе жили. Ну и что? Человек для того и создан, чтобы работать, выпивать, сидеть, если понадобится. Это не беда. Главное, перед Богом и людьми чистым остаться! А на сволочей – начхать! Будем живы!

Стаканы ударились, пролилась по пищеводам обжигающая жидкость.

– А меня убить хотели, – пожаловался Каймаков. – Прямо в подъезде. Заехал по чеклану кастетом, хорошо, я «дипломатом» прикрылся. А я его сдуру шилом ткнул. Помнишь, ты видел: мужика «скорая» забрала...

Вовчик смотрел остановившимися глазами. Беспризорное детство научило его чрезвычайно серьезно относиться к подобным сообщениям.

– За что? – предельно конкретно спросил он, и Каймаков уже готов был все рассказать, но сквозь расслабленность опьянения пробилось вдруг осознание реальной ситуации с микрофонами и вездесущими врагами.

– Не знаю... – Он шмыгнул носом. – Может, перепутали, может, в карты проиграли...

– Ну-у-у, сволочи... – выдохнул Вовчик, и выражение лица его изменилось: оно стало хищным, жестким и недобрым. Сейчас он был похож не на работягу, всю жизнь вкалывающего у станка и с безмерной притерпелостью переносящего козни цехового, заводского и более высокого начальства, а на отпетого уличного урку, которым по всей логике бродяжного детдомовского детства и должен был стать.

– Это, наверное, тот твой дружок – пахан кодлы, – с угрозой процедил он. – Зря ты к нему тогда пошел, черт бы с ней, с получкой. С ними только на равных можно, когда за тобой сила. Иначе как кролик удава просишь... Он сейчас поможет, а завтра заглотнет... Снова булькнула водка. Каймаков прикрыл свой стакан, Вовчик не настаивал.

– Не боись, я тебя охранять буду. Я этих гадов хорошо знаю... Сволочи!

На этот раз любимое ругательство имело совершенно иную эмоциональную окраску, чем обычно, и выражало крайнюю степень ненависти.

Коротко прозвонил телефон и тут же смолк.

– Сорвалось. У меня тоже часто так бывает, – прокомментировал Вовчик и выпил.

Звонок повторился. Каймаков поднял трубку. Как он и ожидал, никто не отозвался. Детективы проверяли линию. Через двадцать минут они должны быть здесь.

– У тебя картошка и яйца есть? – спросил Каймаков, хотя наверняка знал ответ.

– Конечно. Хочешь, идем, я пожарю.

– Идем. Осточертела мне сухомятка.

Выпустив Вовчика на лестничную клетку. Каймаков остановился.

– Подожди, газ проверю.

Вернувшись в комнату, он записал Вовчиков телефон на листке бумаги и приписал: «Сосед сказал – ночью стреляли».

Записку придавил коробочкой с радиомикрофоном.

После чего захлопнул дверь и поднялся наверх.

Ровно через двадцать минут, прыснув маслом на петли и легко открыв замок, в квартиру абсолютно бесшумно вошли Морковин и его спутник, который до момента оставления официальной службы скрывал от клиентов свою фамилию, пользуясь той, что была записана в документе прикрытия, – Сидоров. На ногах у обоих были специальные тапки на войлочной подошве, которые выдаются в некоторых музеях для сохранности ценного паркета.

С поисковыми приборами наперевес они быстро обследовали квартиру, Сидоров осмотрел коридор, кухню и санузел. Как и следовало ожидать, здесь все было «чисто».

Когда он прошел в комнату, напарник показал на стену за шифоньером и телефонный аппарат, продемонстрировал микрофон-передатчик и записку.

Достав из оперативной сумки аэрозольную упаковку, Морковин обработал струей люминала пол и, погасив свет, включил ультрафиолетовый фонарик. Возле стола люминесцировало довольно большое пятно неправильной формы. У двери проявилась россыпь мелких брызг. Он сделал соскобы, уложив их в специальные пластиковые капсулы, каждая из которых имела номер – крупную черную цифру на выпуклом сером боку. Оперативные сумки «Инсек» закупил в Германии. Следователи прокуратуры и МВД на местах происшествий пользовались следственным портфелем образца 1947 года, правда, модернизированным.

Морковин и его коллега пробыли у Каймакова не больше десяти минут. Они не оставили ни одного следа, не сдвинули ни одного предмета, очень тщательно собрали свои приборы и инструменты, всосали вакуум-щеткой пыль от соскобов. Если бы кто-то наблюдал за их работой, то решил бы, что они не впервые негласно проникают в чужую квартиру. И был бы прав.