Путешествие с вилкой и штопором - Мейл Питер - Страница 26

Другие гости шато уже завтракали, когда мы спустились в столовую. Трое из них собирались принять участие в марафоне и пришли в шортах и майках. У них были сосредоточенные лица, какие и подобают людям, намеренным еще до ланча совершить спортивный подвиг. Двое уже не раз бежали эту дистанцию и сейчас обсуждали время, которое они надеялись показать, а третий — офицер французского флота — заявил, что это его первый и последний марафон. Похоже, он уже немного жалел о своем импульсивном решении. По крайней мере, погода — высокая облачность и легкий ветерок — пока благоприятствовала спортсменам. K сожалению, такой она продержалась недолго.

В восемь утра машины все еще шли друг за другом непрерывной цепочкой. Но те, кто выезжал из ворот шато, обладал, как и в былые времена, droit de seigneur [94]— почтительно расступившись (что во Франции случается крайне редко), водители впустили нас в свои ряды. Мы ехали в Пойак, и по обе стороны дороги одни виноградники сменялись другими: Шато Фонбаде, Шато Кордейан-Баж, Шато Линч-Баж, Шато Бельграв — словом, все то, что агенты по недвижимости называют хорошим соседством.

Пойак, когда мы добрались до него, выглядел так, точно там наряжали массовку для фильма Феллини. Город буквально заполонили странные мужчины и женщины в париках самых невероятных расцветок, в пышных балетных пачках, церковных облачениях, полосатых костюмах каторжников, цепях, рогах, фальшивых частях тела, татуировках, люди с фиолетовыми ногами, красными носами и синими лицами. Два или три чудака даже вырядились в спортивные шорты и майки.

Мы забрались на небольшую трибуну у самого старта. Отсюда хорошо просматривалась вся главная улица, до отказа забитая разноцветными веселящимися марафонцами. Прямо под нами мужчина, одетый клубникой, стоял на одной ноге и делал упражнения на растяжку, беседуя в то же время со своим товарищем — человеком с телосложением регбиста, втиснутым в форму медсестры. Аниматор расхаживал по улице с микрофоном, брал интервью у участников и напоминал им, что перед стартом надо поставить организаторов в известность о том, что они будут пить — vin rouge или vin blanc.

Оглянувшись назад, я стал свидетелем прелестной пасторальной сцены. Десяток мужчин выстроились вдоль берега реки спиной к дороге и мирно занимались своим делом, совершенно игнорируя снующие по улице толпы людей и вполне благоустроенные туалетные кабинки. Марафон марафоном, а истинный француз всегда найдет время для любимого pipi rustique [95].

Ровно в девять тридцать гонка началась. Ее сразу же возглавили два очень серьезных молодых человека, рванувшие с места, будто гончие. У них на пятках висел кролик из «Плейбоя» B черных чулочках и парике, с белыми плюшевыми ушами и ярким вечерним макияжем. Эти трое скоро исчезли вдали, а остальные восемь тысяч плотной толпой двигались мимо нашей трибуны, толкаясь, приветствуя зрителей и окликая друзей. Несколько человек и в самом деле пытались бежать, но в такой толчее это было практически невозможно. Наблюдая за движущейся пестрой массой, мы с женой с удивлением отметили, что большинство мужчин нарядились в женские костюмы — нам показалось, что это довольно странная фантазия для спортсменов. Возможно, мы просто отстали от жизни. Другим популярным среди сильного пола маскарадным нарядом был костюм младенца, состоящий из соски и подгузника. А вот женщины по большей части остались женщинами: принцессами, кормилицами, монашками, подругами викингов. Интересно, что бы сказали по этому поводу антропологи.

Добрых десять минут прошло до того, как последний разукрашенный трансвестит, тряся фальшивой грудью, пробежал мимо нас, свернул за угол и двинулся в сторону Шато Линч-Баж. Наши соседи — настоящие эксперты, судя по их спортивным костюмам и кроссовкам, — дружно закурили и принялись рассуждать о времени, которое покажет победитель. Выяснилось, что серьезный молодой человек, стартовавший вместе с кроликом, — это действующий чемпион Франции. Окружающие уверяли, что он пересечет финишную линию меньше чем через два с половиной часа. Вряд ли он будет останавливаться у points de degustation, но в награду за выдержку ему достанется главный приз — нет, вовсе не медаль и не серебряный кубок, а нечто гораздо более полезное: отличное вино в количестве, равном его собственному весу.

Зрители начали потихоньку расходиться, решив, видимо, до возвращения спортсменов немного потренироваться в поднятии бокалов в местных барах и кафе. А мы сели в машину и направились к месту первой остановки — в Шато Понте-Кане.

Виноградный край начинается сразу же за Пойаком, и земля тут слишком драгоценна, чтобы тратить ее на широкие дороги. Нам пришлось ехать практически по тропинкам без всякой разметки и дорожных знаков. Виноградники с обеих сторон подступали к самому асфальту, и казалось, мы движемся по зеленой трубе. Только изредка над окружающим нас морем зелени возвышались случайные ориентиры — массивное каменное распятие, башня далекого замка, пограничный камень. Наверное, чтобы найти дорогу в этих виноградниках, в них нужно родиться.

Шато Понте-Кане было великолепным. Ни одного лишнего камешка на красиво изогнутой подъездной дорожке, ни одной несимметричной веточки в саду. Едва зайдя во двор замка, мы услышали аплодисменты и приветственные крики, которыми зрители встречали марафонцев, и, как ни странно, сопение и завывание волынки. Я так и не разобрался, какую мелодию она пыталась исполнить, — с волынками этого никогда нельзя знать наверняка. Чуть погодя мы увидели и волынщика — мужчину в красном берете, стоящего вместе с другими музыкантами на импровизированной эстраде из перевернутых ящиков. Судя по берету, он был баском, судя по инструменту — шотландцем, а на деле оказался чистокровным французом из Пойака.

Перед музыкантами располагался длинный прилавок с вином — один из двадцати, расположенных по маршруту, — и марафонцы пробегали не далее чем в шести футах от него. Их приветствовал один из представителей шато, похожий на статую Свободы, но только с двумя поднятыми к небу руками. В каждой из них вместо факела он держал по бокалу «Понте-Кане». Не всем спортсменам удавалось пробежать мимо: самые фанатичные отворачивались от соблазна и, судорожно сжимая флягу с минеральной водой, продолжали свой путь, но большинство задерживалось возле point degustation, получало по бокалу и, тяжело дыша, обменивалось впечатлениями со своими соперниками.

Если вы подумали, что они обсуждали время, тактику или растяжения сухожилий, то ошиблись. Разговор, насколько я расслышал, шел исключительно о макияже и нарядах. Один атлет проклинал тушь для ресниц, которая потекла и размазалась под глазами, так что он стал похож на перепуганного енота. Другой, к своему неудовольствию, обнаружил, что его длинная пышная юбка все время норовит прилипнуть к мокрым от пота бедрам. Третий жаловался на боль в мочках, на которые он нацепил тяжелые клипсы. Как и следовало ожидать, единственным утешением во всех этих несчастьях мог служить только лишний бокал «Понте-Кане».

Я наблюдал за марафонцами, появляющимися во дворе замка, и поражался явному отсутствию в их рядах конкуренции и пресловутой спортивной злости. Они вроде бы совсем не пытались обогнать друг друга — наоборот, задерживались, чтобы подбодрить отстающих, и норовили бежать группами, потому что так веселее. Обычно при беге на длинные дистанции спортсмен обречен на одиночество, но винный марафон — это совсем другой вид спорта.

Вдоль всей дистанции то тут, то там стояли группы зрителей — они аплодировали, свистели, ободряли и приветствовали бегунов. Некоторые держали в руках именные лозунги: « Allez, Jean-Luc!» или « Vite, Gerard, Vite!» [96]«Вам только кажется, что вы устали! — кричал один болельщик. — Это не усталость, это просто жажда!» Солнце уже светило вовсю, и бегунам в длинных платьях с массой оборок приходилось нелегко. Мимо нас как раз пробегала взмокшая Мария-Антуанетта: в одной руке бедняга судорожно сжимал бутылку с водой, другой задирал к груди пышную юбку с кринолином. Только теперь я понял, почему многие мужчины решили ограничиться памперсами.