Код возвращения - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 34

— Гля, вот жрут! А ты не верил! — Лютов пришел в себя и прямо перед лицом увидел освещенную воду аквариума, в которой озверевшие пираньи рвали какой-то небольшой предмет, от него густым облаком растекалась кровь. Тут же он ощутил резкую боль в почти парализованной правой руке и понял, что пираньи раздирают его собственный мизинец!

— Ах гады! — Он рванулся, но холодная острая сталь проехалась по горлу, пока разрезая только кожу. Так делали пробный замах «чехи» перед тем, как располосовать горло пленному.

— Ладно, хватит с него, — сказал невидимый человек, по вескому тону Павел понял, что он здесь главный.

Его руку выдернули из аквариума, его самого рывком посадили на стул. Он тупо смотрел на свою правую кисть. Затуманенное сознание смягчало ужас увиденного: мизинец исчез, из обильно кровоточащих лохмотьев кожи и мышц торчала только обглоданная кость!

— Вы что же, суки!

У него не было сил даже окончить фразу. Тело одеревенело, руки и ноги не слушались. Может, его сделали инвалидом? Ах сволочи! Надо вызвать Шашкова с бригадой и покрошить их в пыль.

— А что мы? Мы — как ты, все по понятиям! Это ведь ты девочку пугал рыбами? Ну, вот и мы тебя попугали!

Незнакомый человек наклонился над ним, вздернул подбородок и заглянул ему в глаза. Даже разбитый в кровь нос Павла уловил тончайший запах дорогого одеколона.

Они встретились взглядами. Над жестоко избитым, истерзанным Павлом Лютовым склонился броский, породистый брюнет с зелеными глазами, правильной формы носом и волевым подбородком. Чисто выбритые, до синевы, щеки, надменный, уверенный взгляд. Даже по первому впечатлению это был преуспевающий, влиятельный и властный человек.

— Значит, очухался? — коротко осведомился незнакомец. — Ну, давай знакомиться. Ты Лютов Павел Васильевич, родился в Норильске, служил в шестнадцатой бригаде ВДВ, сейчас работаешь у Каймаченко. А я Стаховский Андрей Андреевич, небось слышал обо мне?

— Приходилось, — с трудом вытолкнул из себя Павел. Шашкову тут делать нечего, это не его уровень.

— Значит, полный порядок. А то так бы и ушел, не познакомившись со мной. Как-то это даже неприлично, уважаемый. С девушкой с моей познакомились, даже, как я слышал, делали ей какие-то интересные предложения. А меня, значит, побоку?

— Откуда я знаю, кто чья девушка, — с трудом произнес Лютов, поморщившись. У него раскалывалась от боли голова, с трудом шевелились распухшие губы. — Я говорил с ней о деле, которое никого не касается.

— Откуда ты знаешь, что кого касается? — Стаховский засунул руки в карманы и раскачивался с пятки на носок и обратно. На нем было черное кашемировое пальто и темный костюм, из-под которого выглядывал тонкий джемпер с высоким горлом. — Меня все касается! И в первую очередь сама Мария. И никто не может лезть к ней в обход меня! Я решаю, что ей делать, с кем ей спать, кому помогать!

Лютов попытался повернуть голову, чтобы увидеть Машу, посмотреть ей в глаза и показать то, что осталось от мизинца, но что-то холодное, похожее на водопроводную трубу больно уперлось ему в щеку. Он скосил глаза. Точно, «ремингтон», сейчас на них повальная мода!

— Не дергайся, мозги вышибу! — грубо сказал кто-то, стоящий вне поля зрения. Скорее всего, это был тип со сплющенным носом. В слове «мозги» ударение он почему-то сделал на первом слоге. Причем совершенно очевидно, что он действительно вышибет ему мозги. И не посмотрит, что это центр Москвы и кругом куча свидетелей! Он вообще ни на что не посмотрит. Ему не за то платят деньги, чтобы он смотрел по сторонам и оценивал ситуацию. Плохо дело: надо договариваться по-хорошему.

— Короче, какие вы мне выкатываете предъявы? Чуть не убили, палец оторвали, пушкой тычете, грозитесь. За что?!

Проанализировав ситуацию, Лютов понял, что по всем бандитским понятиям и воровским законам предъявить ему ничего невозможно! Он не скрысятничал и не присвоил чужие деньги, никого не подставил, не убил, даже эту сучку не трахнул по беспределу! Что он сделал? Пригласил бабу в кабак, накормил хорошим обедом, задал несколько вопросов. Пусть вел себя навязчиво, немного грубовато, пусть припугнул рыбами, но это только слова, вреда-то он никому не причинил! А значит, все, что с ним сделали, это полнейший беспредел! Наглая демонстрация силы и безнаказанности!

— Ты влез на чужую территорию! — презрительно вытянув губы, сказал Стаховский.

Это серьезное обвинение. Особенно если бы оно было правдивым.

— На какую территорию?! Где она, эта чужая территория?!

— Везде, где есть мои интересы! — сухо отрезал Стаховский. И, не переставая раскачиваться, продолжил: — Послушайте меня внимательно и передайте мои слова тем, кто направил вас сюда. Хоть этому Каймаченко.

Стаховский небрежно выудил из бокового кармана пальто ту самую визитку, которую Павел показывал Маше и которую та с издевкой запихала ему в карман. Значит, они его обыскали.

— Начальник службы безопасности, как страшно! — Стаховский презрительно бросил картонный прямоугольник под ноги представителю могущественного «Консорциума», она угодила в лужу крови, накапавшую из отъеденного пираньями пальца. — Передайте кому другому из вашей шарашкиной конторы: я мало кого боюсь. Если не сказать — вообще никого. А с Петром Георгиевичем Горемыкиным мы добрые приятели. При случае я ему скажу, какие методы работы вы практикуете. Вряд ли он вас за них похвалит!

Лютов понурился. А ведь действительно скажет. И виноватым окажется именно он, Павел Лютов. Вот влип!

— Я вижу, вы начинаете кое-что понимать! — Стаховский пригладил ладонью густые ухоженные волосы. — Так что я надеюсь, что это наша последняя встреча. И оставьте в покое Машу. Решайте свои проблемы сами. Вы меня поняли?

Никогда еще бывший десантник, побывавший во многих опасных боевых операциях, не чувствовал себя таким беспомощным и униженным. Никто и никогда не разговаривал с ним таким тоном. Как с мелкой бродячей собакой, с которой можно сделать все, что угодно.

— Ты понял?! Отвечай! — Ствол ружья больно ударил его в скулу.

— Да. Я все понял, — тихо сказал Лютов, не поднимая головы, чтобы никто не видел бешеного огня ненависти в его глазах. Потому что тогда его могут пристрелить или зарезать, как барана, и все на этом закончится. А так лента жизни продолжит раскручиваться, он залижет раны, а поскольку земля, как известно, круглая, он обязательно встретится с этим самоуверенным и наглым красавчиком. При более выгодных обстоятельствах. И тогда рассчитается сполна, заставит этого чертова сутенера проглотить все произнесенные сейчас дерзкие слова. Он самолично запихнет их Стаховскому в глотку, так что тот подавится.

— Ну и хорошо. — Стаховский достал перчатки, похлопал ими по ладони и улыбнулся. — Что ж, мальчики, позаботьтесь о нашем госте. А я пошел. Дела-с.

Он развернулся и молча пошел к выходу, где его почтительно ждали два высоких, респектабельного вида телохранителя. А Павла что-то больно кольнуло в шею, и он мгновенно потерял сознание.

— Вы неправильно называете этот предмет, — Ремезов энергично покачал головой.

— Не ядерный фугас — такое название придумали досужие газетчики. По технической документации — это «изделие С». Его полное название — «боеприпас ядерный специальный малогабаритный». Тот, который вы описываете, имеет уточнение: «ранцевого ношения».

Завершив точный и четкий ответ, отставной подполковник замолчал в ожидании следующего вопроса. Он во всем был точен, четок и краток. Первое, что он сделал при встрече, проверил у Нижегородцева удостоверение и спросил, имеет ли он допуск к материалам, связанным с ядерным оружием. А ведь встреча происходила не на улице и не в квартире ветерана, а в кабинете заместителя начальника Тиходонского УФСБ. Чувствовалась старая закалка.

— И где могла произойти утечка такого изделия? Нижегородцев машинально поскреб ногтями подбородок, а затем вновь перевел взор на своего собеседника, маленького проворного человечка, пальцы которого, казалось, жили своей собственной, самостоятельной жизнью. Внешне бывший куратор атомной промышленности был воплощением спокойствия и невозмутимости. Его лицо выразительнее любых слов говорило, что в этом мире нет ничего, способного вывести его из состояния равновесия. На столь серьезной линии работы исполнитель должен распрощаться с такими человеческими эмоциями, как удивление, любопытство, волнение. Но его пальцы…