Антикиллер - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 47

Майор шагнул вперед, в это время между ступенями лестницы на уровне его роста произошло какое-то движение и что-то зашипело. Струя газа «си-эс» попала ему в лицо, он не успел ни зажмуриться, ни задержать дыхание.

Хотя надпись на баллончике называет этот газ «нервнопаралитическим», он не сбивает человека с ног и не лишает сознания. Гапаськов ощутил острую резь в глазах и носоглотке, веки плотно сомкнулись, обильно полились слезы. Перехватило горло, он закашлялся, казалось, сейчас наступит удушье. Кто-то хватал его сзади, поворачивал, как бы собираясь куда-то вести, он плохо воспринимал происходящее, лишь в глубине сознания мелькнула мысль: «Лидка вышла, она поможет...»

Он ждал, что сейчас вновь окажется в квартире, которую только что покинул, окунет голову под кран с холодной водой, и наступит облегчение. Но ничего не происходило. Никто не собирался его никуда вести, и вообще рядом с ним никого не было.

Развернувшись, Гапаськов пошел назад, нашаривая знакомую, обитую дерматином дверь, но попадалась только холодная кирпичная стена.

– Что случилось? – услышал он встревоженный Лидкин голос, хотел ответить, но не смог, надрывный кашель сотрясал крупное, заплывшее жиром тело.

– Заходи, сейчас нашатыря дам...

Через пятнадцать минут прибыли вызванные Лидкой «скорая помощь» и два милицейских автомобиля: патрульный УАЗ и «волга» начальника райотдела. К этому времени участковый отошел, только пятнами горело лицо и слезились покрасневшие глаза.

– Телесных повреждений нет, состояние опьянения, – сказал Симакову и Савушкину вышедший из квартиры врач.

Следом вышел и сам Гапаськов. При виде начальства он растерялся и шагнул назад.

Острая догадка пронзила Савушкина.

– Где оружие?!

Участковый привычно лапнул по правой ягодице. Челюсть у него безвольно отвисла. Кобура была срезана. Пистолет, два магазина и шестнадцать патронов исчезли.

– Я, я... – он пытался что-то объяснить, но заплетающийся язык не слушался.

– Потерял по пьянке, мерзавец, – рявкнул Симаков. – На освидетельствование его, и вызывайте инспекцию!

В это время Амбал с Ржавым рассматривали добычу. Пистолет был тяжелым и грозным. Вороненая сталь, темновишневая пластмассовая рукоять, белый срез ствола с угадываемой внутри спиралью нарезов.

Амбала распирало новое, неизвестное ранее чувство. Подчиняясь ему, он взвел курок и прицелился в голову Ржавому.

– Брось! – Тот нырнул, уходя с линии прицела. На маловыразительном лице проступил страх.

Амбал довольно рассмеялся.

– Не ори! В стволе-то ничего нет!

Вот так бояться его будут все! Маленькая стальная машинка, предназначенная для отправления людей на тот свет, придавала ему колоссальную силу и могущество.

– Клал я на них с прибором!

Под «ними» он подразумевал Рынду, Баркаса, их дружков.

– Если у нас у всех будут «пушки», весь город на колени поставим! Ржавый медленно выпрямился. Страх прошел, но лицо сохраняло недо– вольное выражение.

– Казну ни хера не собрали! Каждый раз на ментов нападать? Обязательно напоремся, шкуру продырявят...

– Да, крупные бабки сделать трудно... Особенно без стволов... Амбал подумал.

Квартирные кражи требовали точной наводки, умения работать с замками, а главное – каналов сбыта. Он не любил долгой возни. Другое дело – дал по голове и забрал бабки! Пять минут, и все!

Но это уже пройденный этап. А вот казино, где крутятся миллионы... И сопливые охранники с газовыми хлопушками...

Амбал вынашивал идею налета на казино «Три карты». Оно находилось под «крышей» Короля, но Амбал этого не знал и знать не хотел. Все упирается в оружие...

– Пусть Веретено назначает «стрелку» этим залетным...

– А Шершень?

Оскал крупных, с темным налетом зубов должен был изобразить дружескую улыбку.

– Шершня грохнуть выгодней, чем шесть лимонов платить! Кто это сказал?

– Сказать одно... Веретено его знает. И вообще, если мочить всех подряд, очень быстро лоб зеленкой помажут...

– Никто Шершня мочить не будет! Припугнем, пообещаем долю... Амбал сунул оружие за пояс.

– Пойдем, прошвырнемся! Может, встретим кого...

По скрипучей деревянной лестнице Башка поднялся на второй этаж и стукнул кулаком в ветхую, латанную кусками жести и фанеры дверь. Казалось, от этого толчка дверь рухнет и весь дом развалится: уже лет пятнадцать он числился в списке аварийных и подлежащих сносу.

В маленьком окошке за треснувшим стеклом мелькнула лисья мордочка Пистона. Башку он хорошо знал, потому открыл без дополнительных расспросов.

– По делу или как? – Цепкий взгляд обшарил пришедшего с головы до ног. – Раз без бутылки, значит, по делу. Что надо?

В небольшой полутемной комнатке пахло сыростью. На письменном столе горела яркая настольная лампа, под ее светом с помощью простейших подручных средств: бритвочки, скальпеля, фотобумаги, сырой картофелины – Пистон выполнял свою тонкую работу.

– Фотку надо переклеить, – Башка протянул удостоверение подполковника Галенкова.

Пистон раскрыл его, прочитал, присвистнул.

– Ого! Откуда оно у тебя?

– Нашел.

– Ага... Ладно, заходи вечером, сделаю. И бабки захвати.

– Сколько?

– Пятьдесят штук.

Башка прикинул, что осталось в казне.

– Сейчас тридцать. И после «дела» тридцать.

– А что за «дело»?

Остренький носик Пистона нетерпеливо втягивал воздух. Раздосадованный Башка понял, что сболтнул лишнее.

– Оно тебе надо! – грубо сказал он. – Сказал отдам, значит, отдам!

Пистон кивнул.

– Я почему спрашиваю: бывает, пошли на «дело» и никто не вернулся. А бабки мои пропали!

Когда Башка ушел, Пистон сел к столу под яркий свет рабочей лампы и тщательно осмотрел документ. Он был заклеен тонкой защитной пленкой. Интуиция подсказала, что снять ее нельзя: клейкое покрытие сдерет за собой все надписи, подпись, печать... Нет, надо действовать по-другому...

Половинкой бритвенного лезвия он обвел фотографию по периметру, поддел ее скальпелем, подрезал снизу и вынул прямоугольник размером четыре на шесть сантиметров вместе с защитной пленкой.

Несколько мгновений смотрел на усталое лицо человека в военной форме.

«Нашел, значит!» Об убийстве чекиста говорил весь город. «Вот идиот!»

Пистон повертел фотографию Башки, чуть подровнял в одном месте острыми ножницами, смазал клеем и аккуратно вставил в белеющее, словно бельмо, пустое пятно, сразу же лишившее удостоверение официальности и властной силы.

Но и морда Башки в узком, одолженном у кого-то пиджаке и перекрученном галстуке не вернула документу прежнего вида.

Искусно скопировав оттиск печати в левом нижнем углу фотографии, Пистон решил не восстанавливать защитную пленку – тогда подделка будет сразу бросаться в глаза. А так...

Он придирчиво рассмотрел удостоверение на расстоянии вытянутой руки. Нормально! По сравнению с рожей нового обладателя отсутствие пленки на фотографии – сущая ерунда.

«Какое же „дело“ они затевают с этой ксивой?» – подумал Пистон, наводя порядок в орудиях своего труда.

В конце концов, это его не касалось. Он сделал свою работу. Оставалась одна малость...

Пистон быстро переоделся и выскочил на улицу. На трамвае доехал до Тринадцатой линии, постучал в железную калитку. Фома оказался дома.

– Вот кто комитетчика грохнул! – Он вынул ксиву, раскрыл, ткнул пальцем.

– Башка из команды Амбала. Они на Кировском тусуются, возле ипподрома. И живут там же, в Ломовом квартале... Фома протянул руку, но Пистон поспешно спрятал бордовую книжечку.

– Не могу, скоро отдавать... Они с ней на «дело» собираются...

– Ладно, – Фома почесал вдавленную переносицу. – Я передам.

Через два часа он сообщил новость Гангрене.

– Мать твою за ногу! – изумился тот. – Молодняк такие дела творит! Чекистов мочат, их ксивы подделывают... Когда такое было?!