Выжить. Терской фронт - Громов Борис Николаевич - Страница 40

— О любви, значит? Хорошо.

Группа «Оргия Праведников» и раньше-то была не очень известна, а сейчас и подавно… Но песни у ребят были великолепные. И я беру первые аккорды «Танца Казановы».

Зал трактира вновь затихает. Здесь за последние дни уже привыкли к моему репертуару и спокойно ели, и тихонько разговаривали, когда я пел. Но эта песня была слишком необычной, непохожей на то, что я исполнял раньше. Завораживающие слова и музыка заставляли людей на время забыть обо всем.

Звук струн затихает под потолком.

— Как красиво, — шепчет Оксана. — Красиво, но жутко. И не совсем про любовь, по-моему…

— Так и было задумано, красавица, так и было задумано. И ты ошибаешься, Оксана, про любовь. Про то, что любовь — очень разная. И что иногда лучше держаться от нее подальше.

— А еще что-нибудь?

— Извини, на сегодня, пожалуй, все. Мне завтра вставать рано. Да и вам, девочки, уже по домам пора, — я демонстративно гляжу на циферблат «Командирских». — Еще чуть-чуть, и родители волноваться начнут.

— Миша, а можно я… мы еще придем?

— Да ради бога, ты ж уже взрослая, ходишь куда хочешь, — с легкой ехидцей улыбаюсь я. — А главное — батя в курсе и не возражает.

— Ну, тогда до свидания.

— Пока, красавица.

На следующий день, после пробежки и завтрака я решаю проверить Толика на уровень стрелковой подготовки. Снова договариваюсь с Карташовым, получаю разрешение попользоваться их стрельбищем и перед обедом гоню туда напарника. Как и положено в спецподразделениях — бегом. И «по полной боевой», не пощадив под это дело собственного бронежилета и шлема. До стрельбища Толя, уже относительно неплохо пробегающий «пятерку» налегке, добирается в таком виде — краше в гроб кладут. А чего вы хотели? Бронежилет, «Алтын», автомат, десять снаряженных магазинов… «На круг» — двадцать восемь кило выходит. Едва он подбегает к огневым рубежам, как я, не дав ему даже перевести дыхание, командую:

— На рубеж открытия огня — к бою!

На подгибающихся ногах Толик добежал до линии из кирпичей, «притопленных» в землю, и рухнул на траву, как подрубленный.

— Одиночными — огонь!

«АКМС» загрохотал частой дробью, в воздухе завоняло сгоревшим порохом, а латунные гильзы яркими искрами запрыгали по траве.

— Все! — доложился Толя, отсоединяя пустой магазин.

— Курсант, «Все!» кричит маме дите с горшка. А ты — стрельбу закончил.

— Стрельбу закончил! — быстро поправляется тот.

— Ну, пошли, глянем, чего ты там настрелял.

Хм, а весьма неплохо! Учитывая состояние, в котором велась стрельба: дыхание как у загнанной лошади и трясущиеся руки, результат вполне впечатляющий. За пределы загодя повешенной мною грудной мишени ни одна пуля из тридцати не ушла. Разброс, конечно, был, да и кучность так себе, но большая часть отверстий — в пределах «семерки». Примерно десяток — «шестерки», но в голову.

— Молоток, Толян, очень неплохо! Двадцать минут на отдых — и домой. На сегодня больше занятий не будет. У тебя заслуженный выходной.

На обратном пути часовые у Комендатуры, первые дни смотревшие на нас, словно на опасных психов, приветливо машут руками. Успели привыкнуть. И в «Псарне» мужики, на наши с Толей «тренинги» посмотревшие, уже пару раз с вопросами подходили. Есть у меня подозрение, что зимой, когда в горы, и впрямь, соваться будет слишком опасно, «курсантов» у меня может и прибавится. Ладно, поживем — увидим. Пока одного бы натаскать так, чтоб перед Непримиримыми стыдно не было. Кстати, о Непримиримых и горах… Еще несколько дней и надо будет снова к нохчам наведаться. Толик, конечно, еще мало на что серьезное годен, но заключенный с Убивцем договор надо выполнять. Начнем с чего попроще, а там — по нарастающей. Меня вон, в девяносто четвертом, вообще ничему научить не успели. Присяга, КМБ и — здравствуй, Грозный. И ничего, жив до сих пор. Но темп тренировок надо будет чуток сбавить, мне в горах напарник нужен будет, а не едва переставляющий ноги от усталости и боли в мышцах «калич». А значит — пробежка и физический комплекс с утра и тактика после обеда, с упором на слаженность при работе в «двойке». И над условными сигналами и жестами поработать поплотнее. Это сейчас самое важное, а остальное — позже, когда вернемся.

После ужина Толя, радуясь внезапному послаблению, остается на концерт. На его беду, в «Псарню» снова пришла Оксана с подругами. Он ее увидел и «залип». Так весь вечер и провели: я играл и пел, Оксана смотрела на меня влюбленными глазами, а Толя такими же глазами смотрел на нее. После того как Оксана испарилась, внаглую чмокнув меня в щеку на прощание, напарник подсел ко мне.

— Миша, она кто?

— Она, курсант, твоя самая большая, мало того, последняя ошибка в жизни, если решишь какую-нибудь херню сотворить. Ты понял? — я смотрю на Толю очень серьезно. — Она мне как младшая сестра. Жаль, никак этого не поймет и в подруги метит. Так что предупреждаю, если, не дай боже, что, я тебе лично голову откручу.

— Да ты чего? — Толя возмущенно машет на меня руками. — Она же такая…

— Эт точно! — хмыкаю я на манер красноармейца Сухова.

Очередную вылазку решаю провести в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое октября. Днем захожу в Комендатуру к Костылеву. Во-первых, надо предупредить о предстоящем «визите» на сопредельные территории, во-вторых — карту поглядеть. Ни у Кости, ни у Кузьмы не оказалось карты Чечни, ни к чему она им была. А вот теперь понадобилась — а достать, кроме как у Коменданта, негде. К просьбе Игорь отнесся с пониманием и расстелил передо мною на столе штабную «двухкилометровку». А вот на вопрос, нельзя ли где такую прикупить, только усмехнулся.

— Нет, Миша, извини. Карты сейчас на вес золота. Особенно такие. Самим выдают раз в сто лет и только по большим праздникам. Посмотреть — приходи, а вот в личное пользование получить — не обижайся, но вряд ли…

— Жаль, — досадливо морщусь я. — Ладно, может, образуется как-то… Тогда вот что, расскажи-ка мне, что вы знаете о приграничных опорных пунктах Непримиримых.

— Кое-что знаем, — отвечает Игорь и начинает водить по карте пальцем. — Смотри…

Краткий пересказ известного Коменданту «кое-чего» занимает минут двадцать. Ближе к его завершению общие наметки плана действий в моей голове уже сложились.

— Слушай, Миша, — притормаживает меня Костылев, когда я уже собираюсь попрощаться, — просьба к тебе будет. Уж если ты все равно в те края собираешься, может, окажешь ОГВ маленькую услугу?

— Это зависит от того, насколько маленькую, — пытаюсь отшутиться я.

— Если коротко, нам нужны доказательства того, что турки оказывают Непримиримым военную помощь.

— Ничего себе, ты загнул, — аж присвистнул я. — И как ты себе это представляешь? Типа, прихожу я, весь в белом, в Главный Вражеский Штаб и начинаю в поисках доказательств по сейфам копаться?

— Нет, — Игорь явно настроен серьезно и шутку не принимает, — вполне достаточно будет фотографии того же «сто десятого» или…

— Извини, фотографии чего?

— «Ленд-Ровера», который ты в Беное угробил.

— А при чем здесь «сто десятый»?

— Эх, Миша-Миша! Ты разницу между хамви и «Хаммером» знаешь?

— Разумеется. Хамви — армейский джип, «Хаммер» — его гражданская вариация.