Выстоять. Буря над Тереком - Громов Борис Николаевич - Страница 59

До места я так и не доехал. Примерно на полпути в наушнике матерно выругался, а потом буквально зарычал голос Кости:

— Чужой, Убивцу, как слышишь меня?!

— Чужой на приеме.

— Турки прорвались! До полутора рот, семь БТРов. Остальных мы отсекли, но эти прорвались. Похоже, пошли на Комендатуру. Кто успевает — дуйте к «Псарне», там их перехватить попробуйте! Хоть на несколько минут притормозите, а там мы с тылу к ним подтянемся. Как понял?

— Понял, понял тебя! Сделаем все, что сможем!

Когда мы втроем, оставив УАЗ за углом, подбежали к входу в «Псарню», то прямо на пороге столкнулись с Четвертью. Пыхтя как самовар, он тащил наружу целый арсенал: два РПГ-7, пулемет «Печенег», три коробки-«двухсотки» с лентами. Вооруженная АК-74М Зина несла сразу две сумки для гранат, из которых торчали толстые конусы кумулятивов. Неплохо. Шесть выстрелов к РПГ, да у нас по одному тубусу «Аглени» на нос. Если и не остановим, так хоть проредим основательно.

— Вы нам на помощь? — тяжело отдувается Кузьма.

— Угу, — киваю я и забираю у него один из гранатометов, а у Зинаиды — сумку с тремя гранатами.

— Так, Толя, ты давай хватай все наши «Аглени» и дуй вокруг квартала. Когда мы их тут нахлобучим — ударишь им в тыл. Улица узкая, запрем их к едрене матери! Постарайся не мазать, «граников» у нас мало. Но учти, стрелять — только после моей команды. Понял? Руслан, позицию выбирай сам и работай по готовности, но только после того, как мы дадим первый залп. Твои первоочередные цели — пулеметчики на бронетранспортерах и водители. Понятно, что «рули» по-боевому ехать должны, но на дворе — темень непроглядная, да и дымно тут, так что могут и по-походному, слегка приоткрыв люк. Вот в эту щель им и бей. БТР без водителя — братская могила на восьми колесах. Все, работаем!

Времени искать нормальное укрытие ни у меня, ни у Кузьмы с Зиной просто нет, впереди, за изгибом улицы, уже ревут мощными движками турецкие бронемашины. Поэтому я просто падаю за невысокий штабель бетонной плитки, приготовленной для ремонта тротуара и сложенной стопкой у забора напротив трактира, а они укрываются за кирпичным бортиком крыльца «Псарни». Вытряхиваю из сумки гранаты, с треском раскручиваю зеленые картонные тубусы с пороховыми зарядами и привинчиваю их к гранатам. За матерчатые петли выдергиваю шпильки и снимаю с гранат предохранительные колпачки. Вообще, конечно, рискую я серьезно, но в бою на это времени может просто не остаться. Вставляю первый выстрел в гранатомет и щелчком поднимаю прицельную планку.

— Толян, ты как, на месте?

— Почти, — голос у напарника запыхавшийся и какой-то напуганный. — Вижу их, вот-вот мимо меня пройдут.

— Тебя не засекли?

— Нет, я заныкаться успел.

— Молоток! Запомни: бей в борт чуть выше колес, под эту, блин… Под ватерлинию, короче. В эту щель, между бортом и колесами, там броня слабая.

— Понял.

— Ну, тогда — товьсь! — командую я, вдавливаю кнопку предохранителя и, как только первые две вражеские бронемашины выскакивают из-за поворота, рявкаю чуть не во весь голос. — Огонь!!!

Бум! Фшшшх! Странное оно, ощущение при выстреле из гранатомета. Вроде и отдачи как таковой нет, только ощущение несильного рывка да пороховой дым, мерзко воняя, забивает легкие и носоглотку, но при этом в голове на секунду-другую сумбур полный, будто тебя обмотанной в толстое одеяло лопатой по затылку приласкали. Но отвлекаться на такие мелочи сейчас просто некогда. Даже не поглядев, попал я или нет, ныряю за укрытие, вгоняю в ствол вторую гранату и, выставив перед собой автомат, аккуратно выглядываю. Кучно легло! Один бронетранспортер буквально вскрыло взрывом, словно консервную банку, похоже, Кузьма точно в боеукладку гранату влепил. Мой же просто ярко полыхает, ну, прямо пионерский костер! На асфальте и тротуаре — несколько скрюченных тел, похоже, с брони взрывом скинуло. Один даже шевелится и пытается отползти. Резкий хлопок выстрела, голова турка лопается, будто перезрелый арбуз, только брызги летят во все стороны. Понятно, Руслан развлекается. За поворотом — заполошная стрельба длинными очередями. Интересно, куда они вообще там палят, нас же оттуда и не видно, и даже не слышно? Ну, ладно, пусть себе стреляют, главное, что им весело и вперед они не рвутся. А там, глядишь, наши подоспеют, и зажмем их с двух сторон. Где-то за заборами трижды с небольшим интервалом бахает «Аглень». Ага, Курсант резвится.

— Мужики, я двоих сжег, одного, кажется, повредил, — орет мне в ухо динамик голосом напарника. — Только за мной пехота увязалась, сам не стряхну — до хера их! Прикройте!

— Лады, — слышу я голос Кузьмы и вижу, как он разворачивает ствол «Печенега» нам в тыл, туда, откуда сейчас должен выскочить Толя и преследующие его турки. Зинаида по-прежнему целится из автомата в сторону подбитых нами БТР. Все верно, мало ли что…

— Не боись, поддержим, — я поудобнее перехватываю автомат и снимаю с предохранителя уже давно заряженный подствольный гранатомет.

Вовремя. Буквально через несколько секунд из-за угла выскакивает взмыленный Толя. На повороте его нещадно заносит, он кубарем катится по тротуару и исчезает в неглубоком кювете. Выбежавший следом за ним аскер налетает сразу на две короткие очереди, а вдогонку я всаживаю за угол ВОГ из подствольника. Потом второй. Из-за дома даже сквозь грохот канонады и взрывы боекомплекта горящих турецких бронетранспортеров слышны чьи-то полные боли и ненависти вопли.

— То ли еще будет, уроды! — сквозь зубы шиплю я, вставляя в ГП третью гранату.

Твою мать! Проворонили-таки!!! Боковым зрением я вижу, как, раздвигая наклонным носом горящие обломки своих неудачливых собратьев, прет прямо на нас еще одна бронемашина. Причем гораздо более серьезная, чем только что сожженные нами «Явузы». Те были вооружены крупнокалиберными пулеметами. Этот же — какой-то длинной скорострельной пушкой, торчащей из здорово сдвинутой назад маленькой башни. Бросив автомат, повисший стволом вниз на ремне, хватаю лежащий рядом со мною РПГ. Уже вскидывая его, понимаю, что не успел: поперек улицы будто огненной метлой шаркнули, во все стороны летит кирпичное и асфальтовое крошево, с визгом уходят в небо срикошетировавшие от дороги и стен трассеры. Даже толком не прицелившись, давлю на спуск, и тут же что-то сильно, вышибая весь дух из легких, бьет меня в грудь.

Прочухиваюсь от того, что меня кто-то тормошит. Приоткрываю глаза и вижу склонившегося надо мною Толю.

— Командир, ты как, живой?

Провожу ладонью по лицу: под носом и на подбородке — запекшаяся уже юшка, на правой щеке — глубокая, все еще слегка кровящая царапина и грудь болит так, что ни вдохнуть, не пер… ни выдохнуть, короче.

— Не уверен… Что это было?

— Плитка тротуарная, мля. Снаряд прямо в штабель попал, они и разлетелась во все стороны. Одна вот — точно тебе в грудь. Хорошо еще, что не в голову. А вот рацию раздавило…

Это да, еще одного столкновения с чем-нибудь моя голова точно не вынесла бы. Опускаю взгляд вниз. М-да, то, что осталось от выданной мне Убивцем «портативки», и рацией-то назвать сложно. Так, осколки пластика и торчащие между ними обломки микросхем. Восстановлению это точно не подлежит, только на выброс. Зато клипса уцелела, и все это безобразие по-прежнему висит у меня на груди.

— Турки что?

— Прорвались турки, — мрачнеет Курсант. — «Парс» этот, ну, БТР, что на нас вылезал, ты сжег, но к ним подкрепление подошло. Видно, не удержали их там наши… Мы с Русом тебя еле-еле утащить успели.

— Где мы вообще?

— В Комендатуре, Миш. Мы пытались сначала к зданию Службы Безопасности пробиться, оно ближе было, но не вышло, там уже все подходы обложили. Вот, сюда рванули. Я ж говорю, еле дотащить тебя успели, турки буквально на пятки наступали.

— А Четверть как, Зина?

Лицо Курсанта вдруг кривится, как у готового заплакать ребенка. Он несколько раз смаргивает и проводит ладонью по лицу. На покрытых пылью и пороховой гарью щеках остаются влажные полосы.