Насмерть - Громов Борис Николаевич - Страница 44

Никаких вопросов никто из моих парней, ждущих на опушке, не задает, видать, и по физиономиям нашим все понятно без дополнительных объяснений. А вот Прохоров что-то своим объясняет. Два человека из собравшейся вокруг него кучки стремительно бросаются к пролому и выходят оттуда только минут через десять. Причем выглядят при этом очень и очень погано, что называется — краше в гроб кладут. Видно, не у одного Владимира Сергеевича тут родня обитала. Выражение лиц остальных тоже ничего хорошего выродням, когда мы их догоним, не предвещает.

Как я за неполный год успел заметить, люди тут вообще к излишним рефлексиям не склонны, на темы вроде: «Имеем ли мы право пристрелить убийцу, как собаку, ведь он тоже человек и, наверняка, это жизнь его таким сделала», столь любимые в мои времена среди представителей интеллигенции, рассуждать не любят. Они просто берут, и стреляют. Или вешают, тут уж от обстоятельств и законодательства конкретной местности зависит. В любом случае, либеральных соплей тут не разводят и мораториев на смертную казнь не вводят. Что поделать, времена и условия тут такие, к мягкотелости не шибко располагающие. Словом, когда мы этих сектантов догоним, подозреваю, что люди Прохорова учинят им конкретную кровавую баню, и вряд ли кого-то будут брать в плен. Но, они в своем праве.

И все-таки мы их нагнали! У Володи от предвкушения боя аж дух захватывало. А ладони покрылись испариной, даже приходилось их время от времени поочередно об штанины «горки» вытирать, выпуская из рук то приклад, то пистолетную рукоять пулемета, из-за которого Михаил его так и не прогнал после того, как вернулся с сожженного хутора. Они оттуда вообще все какие-то не такие пришли. Как сам Тюкалов говорит: «Будто пыльным мешком нахлобученные». Вот-вот, очень похоже. Видно, совсем там хреново, если даже пожилого и явно видавшего виды Владимира Сергеича так приплющило. Он вообще с самого возвращения молчит. Только кивнул один раз, после того, как Михаил, дав команду на выдвижение и заводя мотор, коротко бросил:

— Будем карать сволочей.

Со следопытом отряду явно повезло. Если бы не Руслан, который по одному ему видным признакам указывал направление первые полтора десятка километров, выродни точно ушли бы. Уж больно хорошо они следы заметали. Один раз даже командир, с его-то подготовкой и умениями, чуть не взмолился:

— Рус, едрена кочерыга, да как ты эти следы вычисляешь-то вообще? Я вот ни черта не вижу!

На что низкорослый снайпер только хитро прищурился.

— Верхним чутьем.

Ну, верхним, там, или нижним, но со следа Бекетаев не сбился. А километрах в пятнадцати от хутора выродни и сами маскировать свои следы перестали, решив, похоже, что нужную фору набрали. Не учли только, что уж слишком много награбили. И все повозки свои, похоже, доверху набили, и всю скотину хуторскую угнали. А корова — она не грузовик, долго быстро бежать не может. Так что, все как положено — жадность, она фраера завсегда губит.

Впереди вдруг басовито и солидно загрохотал «Утес» идущего в головном дозоре «свинобраза». Володя крепче ухватился за пулемет и сильнее вжал в плечо металлический затыльник приклада.

— Не дергайся, Вовка, это не серьезно пока. Просто выродни погоню засекли и заслон оставили. Только нашей «броне» тот заслон — семечки, — успокоил его сидящий за рулем Тюкалов.

Ну, да, ему хорошо таким спокойным быть, он доклад с «брони» по рации услышал. А вот Володе своей радиостанции пока не положено. Но это ему Михаил еще в самом начале объяснил: станция и позывной у наемников — что-то вроде медали, а то и ордена. Их в бою заслужить нужно. А у него какие пока заслуги? Ну, да ничего, это дело наживное!

Как Михаил и сказал, ни остановить, ни даже задержать наемников бредунам не удалось. Вообще никак, те даже для сбора трофеев не остановились. Железки можно и на обратном пути собрать. А боем связать два бронетранспортера, имея на руках старенькие автоматы и самозарядные карабины, — это даже не смешно, хотя и смело. Ну, нечего было этим архаровцам противопоставить совместной огневой мощи калибров в двенадцать и семь и четырнадцать с половиной… А их пули «броне» — что слону дробина. Всего и дел будет, что краски достать, сколы в местах попаданий замазать. А вот еще примерно через полчаса впереди что-то громко рвануло, а Тюкалов вдруг резко дал по тормозам и зло выматерился сквозь зубы:

— Накаркал, сука! Бекет, у них есть «граник»! Как принял? Что хочешь делай, но задави мне эту тварь!

Потом, снова внимательно выслушав чей-то доклад, командир снова разразился яростной матерной тирадой.

— Сергеич, поднимай своих орлов. Это не военный отряд, это вся орда. Мои снайперы говорят, они большую часть своих бойцов нам навстречу двинули, награбленное бросили и в отрыв пошли. Боевиков их мои «коробки» для тебя сейчас причешут, как только Бекет гранатометчика завалит. А вот остальное — ваше дело, я своих туда не пошлю.

Прохоров, к удивлению Володи даже возражать не стал, только кивнул и, выбравшись из машины, побежал к грузовикам с ополченцами. И только когда, дождавшись условного сигнала Руслана, оба отрядных бронетранспортера в сопровождении машин из Нефтянки, рванули вперед и загрохотали короткими очередями где-то за холмом, Володя поинтересовался у сидящего за рулем хмурого, словно грозовая туча командира:

— Миша, а почему ты наших туда не отправил? Это же чисто наша победа получалась. И трофеи все нашими выходили по всем правилам и понятиям. А теперь, получается, нефтянская стража и ополченцы с небольшой нашей помощью всех победили. И достанется нам только то, что они заплатят.

— Почему? — голос у Тюкалова звучит глухо, словно из бочки. — Потому что там орда, Вовка. Не военный отряд, не мародерская банда, не разведгруппа. Орда. Вся, мать ее, в полном составе.

— И чего? — не снова не понял Володя.

— А того, — зло отрезает Михаил, — что кроме бойцов там и бабы будут, и дети. Понятно, что такие же ублюдочные, как и мужики их, но, один черт. А после того, что они на этих выселках сотворили… Словом, мы в этом не участвуем.

— Так ты что, думаешь, они собираются всех?.. — у молодого ходока аж голос перехватило от волнения.

— Нет, мля, после того, что они на хуторе увидали, они киданутся их баб и детишек чаем с баранками поить! Это будет бойня, Вова, мясня, в которой живых не оставляют. Нефтянские — мстят, они в своем праве. А вот мы в это говно не полезем, иначе потом вовек не отмоемся. Можно от других что-то скрыть, а вот от себя — не получится.

Назад наша колонна пошла в урезанном составе: все нефтянские, кроме Прохорова, остались. Им теперь дел надолго хватит — трофеи собирать, и без того полные телеги добра, выроднями на хуторе награбленного, под завязку набивая. Стадо, опять же. Его гнать нужно, а скорость при этом вообще никакая будет. Короче, все ополчение осталось, один только начальник стражи с нами назад поехал, ему расчет за проделанную работу с нами производить. Надеюсь, жмотничать не будет, потому как пока что весь этот рейд для нас — чистое разорение без малейших признаков прибыли. Мы даже оружие заслона, уничтоженного «Утесом» «свинобраза» брать не стали. Там, правда, не так много целого осталось: после двенадцати-то миллиметровой пули. А стоило мне к оставшемуся радиометр поднести и на цифры глянуть, как не то что руками их трогать расхотелось, а, скорее, наоборот — очень захотелось отойти шагов этак на ннадцать. Если б я хабар с таким фоном попытался в Иловлю протащить — болтаться бы мне в петле, несмотря на все былые заслуги. Как там, у древних римлян было в той поговорке «про дуру»? «Дура лекс сэд лекс»? [62]Вот-вот, и я о том же. Переживем как-нибудь и без таких вот трофеев, авось, не разоримся.

Прохоров всю дорогу молчал, что немудрено. Ну, и я его не трогал, горе у человека, куда уж тут с разговорами лезть. После добрых двухсот «капель» неплохого дагестанского коньяку из моего неприкосновенного запаса у него хоть взгляд оттаял малость, а то вообще на ходячий экспонат музея мадам Тюссо похож был. И то хлеб. Тишину, весь путь царившую в машине, он уже неподалеку от Нефтянки нарушил сам.