Эти бессмертные - Проскурин Вадим Геннадьевич - Страница 10

Кто-то прикоснулся к левому локтю. Павел скосил глаза и увидел, как другой мужик, одетый в ку-клукс-клановский балахон с капюшоном, вытаскивает из руки Павла длинную блестящую иглу со странным набалдашником на тупом конце. Острый конец иглы был окровавлен, но Павел не чувствовал боли, он вообще не чувствовал своего тела, он знал, что оно есть, что он может попробовать пошевелить рукой или ногой, но чувства осязания не было. Так тоже бывает во сне, иногда картинка перед глазами становится черно-белой, иногда пропадает звук, почти всегда во сне нет запахов, а иногда, вот как сейчас, отключается осязание.

Прикосновение к правому локтю. Нет, осязание отключилось не полностью, Павел чувствует прикосновение, но не чувствует боли. Еще одна игла извлечена из руки, на этот раз из правой. Какая же она длинная! Хорошо, что боли нет, а то так и помереть можно от шока, ее же прямо в нерв воткнули.

Мужики в балахонах вытащили еще две здоровенные иглы из коленей Павла и отступили назад.

— Может, ошейник снять? — спросил кто-то за пределами поля зрения.

Павел повернул голову и увидел молодого худощавого мужчину с длинными черными волосами и необычно тонкими чертами лица.

— Повременим, — ответил мужик, появившийся первым. И обратился к Павлу: — Кто ты?

— Звонарев Павел Иванович, — отозвался Павел. — Владелец и директор ООО «Турандот».

— Какое имя из перечисленных является основным?

— Павел.

— Хорошо, Павел. Что ты умеешь?

Павел растерялся. Пепельноволосый мужик не стал ждать, пока Павел сообразит, что отвечать, а задал следующий вопрос:

— Каким волшебством ты владеешь?

— Волшебства нет! — заявил Павел.

Мужики переглянулись. Черноволосый негромко хихикнул. Пепельноволосый помолчал, а затем задал следующий вопрос:

— Ты умеешь сражаться?

— В молодости я занимался ушу, — сказал Павел. — Но почти все забыл.

— Умеешь ли ты предсказывать будущее?

— Нет.

— Видеть незримое?

— Это как? Через микроскоп, что ли?

Снова обмен взглядами. И следующий вопрос:

— Какие тайные знания тебе ведомы?

Долгая пауза, и Павел смущенно отвечает:

— Пожалуй, никакие.

Павел вдруг ощутил странное чувство. Он вдруг понял, что ему приятно отвечать на вопросы господина… господина? Да, этот пепельноволосый — господин, лорд, а Павел — его раб, быть рабом хорошо и приятно. Это было неестественно, Павел никогда не имел склонности к мазохизму, но во сне, бывает, происходят и более странные вещи. Тут нечему удивляться, это совершенно нормально.

— Умеешь ли ты читать мысли? — спросил господин.

— Нет.

— Умеешь умножать и делить?

Павел рассмеялся.

— Конечно! — ответил он. — Я закончил «прикладную математику» без троек. Я умею не только умножать и делить, но и дифференцировать и интегрировать!

Павлу стало легко и приятно. Он все-таки умеет делать что-то полезное господину! Он не бесполезный раб, он очень даже полезный раб. Такой раб стоит дорого, и ему многое позволено, такой раб легко сделает карьеру, он сможет даже стать управляющим, а быть управляющим — это не рабствовать, а барствовать.

— Ну, хоть что-то, — подал голос черноволосый. — Думаю, надо познакомить его с мастером расчетов.

— Этого мало, — сказал господин, и сердце Павла наполнилось печалью. — Третий блин снова комом. А время идет. Скажи, Павел, есть ли что-то важное, о чем я не спросил? Что еще ты умеешь, кроме перечисленного?

На этот раз Павел не растерялся.

— Я умею очень многое, — ответил он. — Я умею управлять фирмой, вести переговоры, заключать договоры и уменьшать налоговые выплаты. Я хорошо вожу автомобиль, немного разбираюсь в электронике, у меня много денег и еще две квартиры в Москве!

Господин рассмеялся.

— По крайней мере, он лоялен, — сказал он, обращаясь к черноволосому. — Павел, ты готов принести клятву верности?

— Конечно! — воскликнул Павел. — Что я должен сказать?

2

Покидая заклинательный покой, Павел был неестественно весел, его прямо-таки распирало от желания услужить господину. Это было хорошо. Похоже, изменения, что Хортон внес в обряд призвания, сказались на демоне благотворно, теперь можно не опасаться, что демон выйдет из-под контроля. Конечно, надсмотрщики наблюдают за демоном во все глаза, это абсолютно необходимая мера предосторожности, но интуиция подсказывала Хортону, что демон по имени Павел не представляет опасности.

Людвиг многозначительно покашлял.

— Что скажешь, Людвиг? — обратился к нему Хортон.

— Неудача, мой господин, — констатировал Людвиг. — В своем мире этот демон был рабом, скорее всего, мастером расчетов. Возможно, он сможет чему-то научить Флетчера, но даже если так, это не окупит того, что затрачено на его призвание. Мне кажется, метод призвания следует изменить.

— Как именно? — спросил Хортон.

Людвиг пожал, плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Боюсь, это никому не известно. Насколько я понял из вашей оговорки, повелитель, сэр Эльдар призвал нужного демона с первого раза.

Хортон немного помолчал и сказал:

— Ты умен, Людвиг. Надеюсь, ты не только умен, но и мудр. И если ты мудр, ты уже понял, кому можно рассказывать о том, что ты понял.

— Никому, — сказал Людвиг. — Об этом не должен знать никто, кроме вас и меня. Боюсь только, нам не удастся скрывать эту тайну достаточно долго.

— Ты прав, Людвиг. У нас только один выход — мы должны призвать правильного демона как можно быстрее. Если мы не сделаем это до того, как герцог узнает о книге Эльдара, я не дам за наши жизни и медного гроша. Если бы я знал, что придется заняться столь великой наукой, я бы не стал связываться с этой книгой. К сожалению, уже поздно, возврата к прошлому больше нет. Либо мы успеем вовремя призвать нужного демона, либо нам придется переродиться.

— Либо придется провести зачистку замка.

— Это не поможет, — покачал головой Хортон. — Герцог заинтересуется причинами и проведет расследование. Нам не скрыть правды.

— Тогда для нас открыт единственный путь, — заявил Людвиг. — Мы примем вызов судьбы, пройдем путем великой науки и создадим новое заклинание. Скажите, повелитель, когда в последний раз воитель проходил этим путем?

— Не знаю. Возможно, последним был Эльдар.

— Триста лет назад?

— Да, триста лет назад, Тогда я был еще молод.

Людвиг горделиво выпрямился и направил взгляд вдаль и чуть-чуть вверх, подражая рабам-актерам, изображающим великих героев прошлого в театральных постановках.

— Мы примем вызов судьбы! — воскликнул Людвиг. — Быть или не быть? Нет вопроса! Время перерождения придет, но сегодня нить судьбы скрывает свой конец в тумане будущего. Подняться вверх, к сияющим вершинам, пройти по склонам вслед за путеводным пламенем, пусть слева лед, а справа лава, пусть сотни смельчаков оставили последние следы то тут, то там, я стану тем, кто вопреки всему прорвется! Снести удары злой судьбы, упасть, но распрямиться, и тогда…

Людвиг замолчал — вдохновение оставило его.

— Ты хороший поэт, мальчик, — сказал Хортон. — Если у нас все получится, ты сложишь об этом прекрасную песню. Однако пришло время поговорить о более приземленных материях.

— О том, как призвать следующего демона? — спросил Людвиг.

— Нет, не об этом. В ближайшие десять дней у меня точно не хватит сил выполнить обряд. Кроме того, вначале надо обдумать, какие изменения следует внести в заклинания призыва. Сейчас я буду говорить с тобой о другом. Тебе пора расти, мальчик, титул безземельного воителя больше не соответствует твоим способностям.

— Но, повелитель! — воскликнул Людвиг. — Неужели вы желаете удалить меня от себя в тот самый момент, когда великое будущее совсем рядом, стоит лишь протянуть руку?

Хортон снисходительно улыбнулся.

— Ты молод, Людвиг, — сказал он. — Молодости свойственно видеть свое величие на расстоянии протянутой руки. Это естественно, ведь лишь достигнув возраста зрелости, воитель понимает, что не в каждую протянутую руку падает зерно величия. Об этом можно мечтать, на это можно надеяться, но нельзя планировать дела исходя из того, что задуманное непременно сбудется. Путь судьбы подобен извилистой дороге, лишь глупец тратит силы и время, спрямляя каждый поворот, мудрец же меняет то, что следует изменить, и принимает то, что менять не следует. Задумав великое, нельзя забывать о повседневном. Пришло время зачистки, и я решил, что первым из поднявшихся будешь ты.